 |
|
Девяносто третья ночь
Когда же настала девяносто третья ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что, услышав эти слова, царь Афридун упал без чувств,
и его кос оказался у него под ногами.
И когда он очнулся от обморока, страх затряс мешок его желудка, и он
пожаловался старой Зат-ад-Давахи. А эта проклятая была кудесница из ку-
десниц, искусная в колдовстве и обмане, распутница, хитрица, развратница
и обманщица. У нее был зловонный рот, красные веки, желтые щеки, мрачный
облик, гнойливые глаза, паршивое тело, волосы с проседью, горбатая спина
и бледный цвет лица, и из носу у нее текло. Но она читала писания ислама
и путешествовала к священному храму Аллаха, - все для того, чтобы уразу-
меть верования Корана. И два года она исповедовала еврейство в Иерусали-
ме, чтобы усвоить коварство людей и джиннов. И она - опасность из опас-
ностей и бедствие из бедствий, нечестивая по вере, непокорная никакой
религии. И чаще всего она жила у своего сына Хардуба, царя румов, из-за
невинных девушек, так как она любила прижиматься, и если это запаздыва-
ло, она впадала в небытие. И всякую девушку, которая ей нравилась, она
обучала этой премудрости и натирала шафраном, и девушка от крайнего нас-
лаждения ненадолго лишалась чувств. И тем, кто ее слушался, она благоде-
тельствовала, и внушала своему сыну склонность к ней; тех же, кто ее не
слушался, она ухитрялась погубить. И этому она научила Марджану, Рейхану
и Утруджу, невольниц Абризы. А царица Абриза не терпела старухи и нена-
видела лежать с нею, так как у нее из подмышек шел скверный запах, а ее
ветры были зловоннее падали, и тело ее было грубее пальмового лыка. И
тех, кто лежал с нею, старуха соблазняла драгоценностями и обучением на-
уке. Абриза же отдалялась от нее, прибегая к мудрому и знающему. И Алла-
ха достоин тот, кто сказал:
О, униженно перед богатыми упадающий
И над бедными возносящий кичливо!
О, желающий, набирая деньги, уродство скрыть,
Благовоньями не покрыть ветров дурнушке!
Но вернемся к рассказу о ее кознях и хитрых проделках.
И вот она отправилась, и с нею отправились вельможа христиан и войска
их, и они двинулись к войску ислама. А после ее отъезда царь Хардуб во-
шел к царю Афридуну и сказал ему: "О царь, не нужен нам ни великий пат-
риарх, ни его молитвы! Лучше сделаем так, как придумала моя мать
Зат-ад-Давахи, и посмотрим, что она учинит с войсками мусульман при ее
беспредельной хитрости. Они со своей силой подходят к нам и скоро будут
перед нами и окружат нас".
И когда царь Афридун услышал эти слова, страх стал велик в его серд-
це, и в тот же час и минуту он написал во все христианские области, го-
воря: "Надлежит, чтобы никто из людей христианской веры и приверженцев
креста, особенно жители укреплений и крепостей, не оставался сзади; нап-
ротив, пусть придут к нам все - и пешие, и конные, и женщины, и дети.
Войско мусульман попирает нашу землю; спешите же, спешите, пока не приш-
ла беда!"
Вот что было с этими. Что же касается старухи Зат-ад-Давахи то она
выступила со своими людьми за город и "дела их как мусульманских купцов.
И она взяла с собою сотню мулов, нагруженных аптиохийскими материями,
мадипским атласом, царской парчой и другими тканями, и взяла от царя Аф-
ридуна письмо такого содержания: это купцы из сирийской земли, которые
были в наших странах. Не должно никому причинять им зла и брать с них
десятину, пока они не достигнут своей страны и безопасного места, ибо от
купцов процветают земли и они не враги и не разбойники".
А затем проклятая Зат-ад-Давахи сказала тем, кто был с нею: "Я хочу
устроить хитрость, чтобы погубить мусульман". И они ответили ей: "О ца-
рица, приказывай нам, что хочешь, мы тебе покорны, и да не сделает мес-
сия тщетными твои дела!"
И старуха надела одежду из белой мягкой шерсти и стала тереть себе
лоб, пока на нем не сделалось большое клеймо. Она намазала его жиром и
устроила так, что оно стало испускать сильный свет. А проклятая была ху-
да телом, и глаза ее провалились, и она заковала себе ноги на ступнями и
пошла, и шла до тех пор, пока не достигла войска мусульман. Тогда она
сняла с ног цепи (а они оставили следы у нее на икрах), и смазала их
драконовой кровью [159], а затем она велела своим людям покрепче побить ее
и положить в сундук, и сказала: "Кричите слова единобожия [160], вам не
будет от этого большой беды". - "Как мы побьем тебя, когда ты наша гос-
пожа Зат-ад-Давахи, мать славного царя?" - спросили ее. И она отвечала:
"Осуждения не найдет тот, кто в нужник пойдет, когда необходимо, - зап-
ретное допустимо! А после того, как положите меня в сундук, возьмите
его, среди прочих товаров, нагрузите на мулов и везите все это через му-
сульманское войско, не боясь ничего дурного. А если вам: преградит доро-
гу кто-нибудь из мусульман, отдайте ему мулов с товарами и идите к их
царю Дау-аль-Макану. Попросите у него помощи и скажите: "Мы были в стра-
не неверных, и они ничего не взяли от пас, - наоборот, они написали пос-
тановление, чтобы никто не препятствовал нам, - так как же вы отбираете
от нас товары? И вот письмо царя румов, где сказано, чтобы никто не де-
лал нам дурного". И если он спросит: "А что вы нажили в стране румов на
ваш товар?" - скажите ему: "Мы нажили освобождение одного подвижника,
который был в погребе под землей и провел там около пятнадцати лет, взы-
вая о помощи, но не получая ее; напротив, неверные пытали его ночью и
днем, а нам это не было ведомо, хотя мы прожили в аль-Кустантынии неко-
торое время и продавали свои товары и купили другие. И, снарядившись, мы
решили отправиться в нашу страну и провели ночь, разговаривая о путешес-
твии. А наутро мы увидели образ, изображенный на стене, и, подойдя,
всмотрелись в него, и вдруг это изображение пошевелилось и сказало: "О
мусульмане, есть среди вас кто-нибудь, кто вступит в сделку с господом
миров?" - "А как это?" - спросили мы. И изображение осветило: "Аллах дал
мне речь, чтобы укрепить вашу уверенность и заставить вас подумать о ва-
шей вере. Выходите из страны неверных и отправляйтесь к войску му-
сульман, ибо там меч всемилостивого и витязь своего времени, царь
Шарр-Кан, и он тот, кто завоюет аль-Кустантынню и погубит людей христи-
анской веры. И когда вы пройдете трехдневный путь, вы увидите пустынь,
называемую пустынь Матруханны. И там, в этой пустыни, есть келья. Пойди-
те туда с чистыми намерениями и ухитритесь в нее проникнуть силой вашей
решимости, так как в ней один человек - богомолец из Иерусалима, по име-
ни Абд-Аллах. Он из благочестивейших людей и творит чудеса, устраняющие
сомнения и неясность. Его обманул какой-то монах и заточил в погреб, где
он уже долгое время, и спасение его угодно господу рабов, так как осво-
бодить его - лучший подвиг за веру".
И, уговорившись со своими людьми об этом рассказе, старуха сказала:
"И когда царь Шарр-Кан обратит к вам свой слух, скажите ему: "И, ус-
лышав от изображения эти слова, мы поняли, что тот богомолец..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто четвертая ночь
Когда же настала девяносто четвертая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что старуха Зат-ад-Давахи, договорившись со свои-
ми людьми об ртом рассказе, сказала: "А когда царь Шарр-Кан обратит к
вам свой слух, скажите ему: "И, услышав от изображения эти слова, мы по-
няли, что тот богомолец один из величайших праведников и искренних рабов
Аллаха. Мы проехали три дня и увидели пустынь и свернули и направились к
ней и пробыли там день, продавая и покупая, как делают обычно торговцы,
а когда день повернул на закат и приблизилась мрачная ночь, мы направи-
лись в ту келью, где был погреб, и услышали, как богомолец, после чтения
стихов Корана, произнес такие стихи:
"Я к терпению призываю сердце, и грудь тепла,
и течет в душе огорчения море, залив все.
Если нет спасенья, то лучше смерть, даже скорая:
Ведь поистине мне приятней гибель, чем бедствия.
О блеск молнии, посетишь коль близких и родину,
И сияние красоты их яркой затмит тебя,
От меня скажи: "Как нам встретиться? Разорили нас
Войны долгие, и к залогу дверь уже рапорта".
Передай привет ты возлюбленным и скажи ты им:
"Далеко я ныне, и в церкви румов закован я".
И когда вы достигнете со мной войска мусульман и я окажусь среди них,
- увидите, какую я тогда устрою хитрость, чтобы обмануть их и убить до
последнего", - говорила старуха. И, услышав ее слова, христиане поцело-
вали ей руки и положили ее в сундук, побив ее сначала, из уважения к
ней, жестоким и болезненным боем, так как мы считали подчинение ей обя-
зательным. А потом, как мы и помянули, они направились с нею к войску
мусульман.
Вот все, что было с этой проклятой Зат-ад-Давахи и со людьми. Что же
касается мусульманских войск, то после того как Аллах помог им против
врагов и воины захватили богатства и сокровища, бывшие на судах, они
уселись и стали беседовать, и Дау-аль-Макан сказал своему брату: "Аллах
дал нам победу за нашу справедливость и подчинение друг другу. Последуй
же, о Шарр-Кан моему приказанию, повинуясь Аллаху, великому, славному: я
намерен убить десять царей за моего отца, зарезать пятьдесят тысяч румов
и вступить в аль-Кустантынию".
И его брат Шарр-Кан ответил: "Моя душа выкупит тебя от смерти, и вой-
на с неверными для меня неизбежна, даже если бы я оставался в их землях
мною лет. Но у меня, о брат мой, есть в Дамаске дочь по имени Кудыя-Фа-
кан, и мое сердце охвачено любовью к ней. Она - диковина своего времени,
и ей еще предстоят дела". - "И я тоже оставил свою невольницу беременной
на сносях, - ответил Дау-аль-Макан, - и я не знаю, чем наделит меня Ал-
лах. Обещай же мне, о брат мой, что если Аллах пошлет мне дитя мужского
пола, ты позволишь, чтобы твоя дочь Кудыя-Факан была женою моему сыну, и
дай мне в этом верные клятвы". - "С любовью и охотой, - отвечал Шарр-Кан
и протянул руку к своему брату, говоря: - Если у тебя будет дитя мужско-
го пола, я отдам за него мою дочь Кудыя-Факан".
И Дау-аль-Макан обрадовался этому, и они стали поздравлять друг друга
с победой над врагами, и везирь Дандан поздравил Шарр-Кана и его брата и
сказал им: "Знайте, о цари, Аллах дал нам победу потому, что мы подарили
Аллаху, великому, славному, наши души и покинули близких и родных.
По-моему, лучше всего нам двинуться за врагами и ожидать их и сразиться
с ними. Быть может, Аллах даст нам достигнуть желаемого, и мы истребим
наших врагов. А если хотите, садитесь на мои корабли и идите морем, а мы
пойдем сушей и будем стойки в бою и сражении во время схватки".
И везирь Дандан, не переставая, подстрекал их к бою и произнес слова
сказавшего:
Лучше благ всех - когда врагов убиваю
Иль на спинах копей несусь, нападая.
Или если гонец придет от любимой,
Иль любимый, что сам пришел, без условья".
И слова другого:
"Коль буду я жив, войну возьму себе в матери,
И в братья - копье мое, в отцы же - мой меч возьму,
Бок о бок со встрепанным, что смехом встречает смерть,
Как будто убитым быть стремится и хочет он".
А окончив эти стихи, везирь Дандан воскликнул: "Слава тому, кто укре-
пил нас своей великой поддержкой и отдал нам в добычу серебро и чистое
золото!" И Дауаль-Макан велел войскам трогаться, и они двинулись, нап-
равляясь к аль-Кустантынии. И ускорили они ход и подошли к просторному
лугу, где было все, что есть прекрасного: и резвящиеся звери, и бегающие
газели, а воины пересекли многие пустыни, и вода у них вышла шесть дней
назад. И, приблизившись к этому лугу, они увидели там полноводные ручьи
и спелые плоды, и ту землю, подобную райскому саду, что убралась в свой
убор и украсилась, и ветви ее упились вином росы и закачались, соединяя
сладость райского потока с нежностью ветерка и ошеломляя разум и око,
как сказал поэт:
Посмотри на сад ты сверкающий - и подумаешь,
Что разостлан плащ на земле его зеленый.
Если взор очей обратишь к нему, то увидишь ты
Только пруд большой, где вода, кружась, гуляет.
Ио душевным оком узришь величье в ветвях его:
Над главой твоей, где бы ни был ты, будет знамя.
Или, как сказал другой;
Поток-щека, от лучей блестящих румяная,
И ползет на ней молодой пушок - тень ивы.
На ногах ветвей, как браслет, вода обвивается,
Серебром сияя, цветы же - как короны.
И Дау-аль-Макан взглянул на этот луг, где сплетались деревья и пышно
цвели цветы и пели птицы, и позвал своего брата Шарр-Кана и сказал ему:
"О браг мой, поистине в Дамаске нег подобного места. И мы по двинемся
отсюда раньше чем через три дня, чтобы мы могли отдохнуть и войска исла-
ма ободрились бы и укрепили мы свои души для встречи со скверными нечес-
тивцами". И они остались в этом моею и, будучи там, вдруг услышали изда-
ли голоса. И когда Дау-аль-Макан спросил о них, ему сказали: "Это кара-
ван купцов из земель сирийских, который расположился в этом месте для
отдыха. Может быть, воины повстречали их и, возможно, взяли что-нибудь
из их товаров, так как эти купцы были в землях неверных".
А через некоторое время пришли купцы, крича и взывая к царю о помощи.
И, увидя это, Дау-аль-Макан приказал привести их, и они предстали перед
ним и сказали: "О царь, мы были в землях неверных, и они ничего не отня-
ли у нас. Так как же наши братья мусульмане грабят паше имущество, когда
мы в их землях? Увидев ваши войска, мы приблизились к ним, и они забрали
паши товары. Вот мы рассказали тебе, что с нами случилось".
И потом купцы вынули письмо царя аль-Кустантынии, а Шарр-Кан взял его
и прочитал и сказал купцам: "Мы возвратим вам то, что у вас взяли, но
вам не следовало возить товары в страны неверных". - "О владыка, - ска-
зали купцы, - Аллах направил нас в их страны, чтобы нам досталось то,
что не досталось ни одному завоевателю, ни даже вам в ваших походах". -
"А что же досталось вам?" - спросил Шарр-Кан. И купцы ответили: "Мы ска-
жем об этом только наедине, так как, если это дело станет известным сре-
ди людей, может случиться, что кто-нибудь узнает об этом, и эго будет
причиной нашей гибели и гибели всех мусульман, отправившихся в страны
румов".
И купцы принесли сундук, в котором была проклятая Зат-ад-Давахи, и
Дау-аль-Макан с браюм взяли их и уединились с ними, и купцы рассказали
им о подвижнике и стали так плакать, что довели их до плача..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто пятая ночь
Когда же настала девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что когда Дау-альМакан и его брат Шарр-Кан уединились с
ними, христиане, бывшие в обличье купцов, рассказали им о подвижнике и
так плакали, что довели царей до плача. А они рассказывали так, как их
научила кудесница Зат-ад-Давахи.
И сердце Шарр-Кана размягчилось, и он почувствовал жалость к подвиж-
нику, и приверженность к Аллаху великому поднялась в нем. "Освободили вы
этого отшельника иди он до сей поры в пустыни?" - спросил он купцов. И
они сказали: "Нет, мы освободили его и убили начальника пустыни, так как
боялись за себя, а потом мы поспешили убежать, страшась гибели. И верные
люди рассказали нам, что в этом монастыре целые кантары золота, серебра
и драгоценностей". А потом они принесли сундук и вынули оттуда эту прок-
лятую, и она была точно стручок кассии [161], - так она почернела и исху-
дала, опутанная цепями и оковами.
И, у видя ее, Дау-аль-Макан и присутствовавшие подумали, что это
кто-нибудь из лучших богомольцев и достойнейших подвижников, особенно
потому, что лоб у нее светился от жира, которым она намазалась. И
Дау-альМакан и его брат горько заплакали и, поднявшись, поцеловали ей
руки и стали рыдать, но она сделала им знак и сказала: "Бросьте этот
плач и послушайте мои речи". И братья прекратили плач, следуя ее прика-
занию, и она сказала: "Знайте, я доволен тем, что сделал со мной мой
владыка, так как я считаю постигшее меня несчастье испытанием от него, -
велик он и славен, - а кто не стоек в беде и испытаниях, нет тому досту-
на в езды блаженства. И я хотел бы вернуться в мою страну не от горя,
из-за несчастий, которые постигли меня, а чтобы умереть под копытами ко-
пей и бойцов за веру, которые по будут живы, а не мертвы".
И она произнесла такие стихи:
"Вот крепость-гора Синай, и битвы огонь горит,
А ты - Моисей и время - время беседы.
Так брось же свой посох, - он пожрет все творенья их не бойся, верев-
ка их змеею не станет.
И строки врагов в бою читай, точно суры, ты,
А меч - ивой на шеях их стихи вырезает".
И когда старуха окончила свои стихи, слезы полились у нее из глаз, а
лоб с жиром сиял ярким светом. И ШаррКан поднялся и поцеловал ее руки и
принес ей пищу, но она отказалась и сказала: "Я не разговлялся уже пят-
надцать лет, как же могу я нарушить пост в этот час, когда мой владыка
даровал мне освобождение из плена неверных и отвратил от меня то, что
тяжелее пытки огнем? Я подожду до времени заката". Когда же настала ве-
черняя пора, Шарр-Кан с Дау-аль-Маканом принесли ей еду и сказали ей:
"Ешь, подвижник", а она ответила: "Теперь не время есть, теперь время
поклоняться владыке воздающему".
И она простояла в михрабе [162] на молитве, пока не прошла ночь. И де-
лала так три дня, вместе с ночами, и присаживалась она только при заклю-
чительном приветствии [163]. И когда Дау-аль-Макан увидел, что она посту-
пает так, хорошие мысли о ней овладели его сердцем, и он сказал
Шарр-Кан: "Поставь этому богомольцу кожаный шатер и назначь постельниче-
го, чтобы служить ему".
А на четвертый день она потребовала еду, и ей подали все кушанья, ка-
кие желательны душе и усладительны для глаз, но она съела из этого лишь
одну лепешку с солью и затем принялась поститься. А когда пришла ночь,
она встала на молитву.
И Шарр-Кан сказал Дау-аль-Макану: ""Этот человек совсем отказался от
жизни и если бы не война, я бы не покидал его и служил бы ему, поклоня-
ясь Аллаху, пока не предстану пред ним. Я хочу войти к нему в шатер и
побеседовать с ним немного". - "И я тоже, - сказал Дауаль-Макан, - но мы
завтра отправляемся в поход на альКустантынию и не найдем времени тако-
го, как это". - "Я тоже хочу увидеть этого подвижника, - сказал везирь
Дандан, - может быть, он помолится, чтобы я окончил жизнь в войне за ве-
ру и предстал бы пред господом. Поистине, я отказываюсь от земной жиз-
ни".
И когда спустилась ночь, они вошли в шатер этой кудесницы авт-ад-Да-
вахи и увидели, что она стоит и молится. И, подойдя к ней, они стали
плакать, жалея ее, но она не обращала на них внимания, пока не настала
ночь. А тогда она закончила молитву заключительным приветствием и, обра-
тившись к ним, поздоровалась с ними и спросила: "Зачем вы пришли?" И они
сказали ей: "О богомолец, не слышал ты разве, как мы плакали около те-
бя?" - "Тот, кто стоит перед лицом Аллаха, не существует в бытии и не
слышит ничьего голоса и никого не видит", - отвечала старуха. И они мол-
вили! "Мы хотим, чтобы ты рассказал нам, почему ты был в плену, и молил-
ся за нас сегодня ночью, - это лучше для нас, чем владеть аль-Кустанты-
нией". Услышав их слова, старуха воскликнула: "Клянусь Аллахом, не будь
вы эмирами мусульман, я вовсе ничего не рассказал бы вам об этом, ибо я
жалуюсь только Аллаху! Но вот я расскажу вам, почему я был в плену.
Знайте, что я находился в Иерусалиме кое с кем из святых и боговдох-
новенных людей, но я не превозносился перед ними, так как Аллах - да бу-
дет он возвеличен и прославлен! - даровал мне смирение и воздержанность.
И случилось, что я отправился ночью к морю и пошел по воде, и гордость
вошла в меня не знаю откуда, и я сказал себе: "Кто, подобно мне, идет по
воде?" И с того времени мое сердце огрубело. И Аллах наслал на меня лю-
бовь к путешествиям. И я отправился в земли румов и ходил по их странам
целый год, не оставляя места, где бы я не поклонялся Аллаху. И достигнув
той местности, я поднялся на гору, где была пустынь одного монаха по
имени Матруханиа. И, увидев меня, он вышел ко мне и поцеловал мне руки и
ноги и сказал: "Я увидел тебя, когда ты вошел в землю румов, и ты возбу-
дил во мне желание посетить страны ислама". А затем он взял меня за руки
и ввел в эту пустынь и пришел со мною в темную келью. И когда я вступил
в нее, он поймал меня врасплох и запер меня за дверью. Он оставил меня в
келье сорок дней без еды и питья и хотел уморить меня. И случилось, что
в какой-то день пришел в эту пустынь патриций по имени Дикьянус, с де-
сятью слугами, и еще с ним была его дочь по имени Тамасиль, красавица
бесподобная. И когда они вошли в пустынь, монах Матруханна рассказал им
обо мне, и патриций сказал: "Выведите его. На нем не осталось достаточно
мяса, чтобы насытиться птицам". И они открыли дверь этой темной кельи и
увидели, что я стою в михрабе и молюсь, читая Коран, славословя и умоляя
Аллаха великого. И, увидав меня в этом положении, Матруханна сказал:
"Поистине, это колдун из колдунов!"
И когда румы услышали эти слова, они все поднялись и вошли ко мне. И
Дикьянус со своими людьми подошел и жестоко побил меня. И тогда я поже-
лал смерти и стал укорять себя, говоря: "Вот воздаяние тем, кто превоз-
носится и гордится, когда господь их пожаловал им нечто, для них непо-
сильное! О душа, в тебя вошла гордость и заносчивость! Не знаешь ты раз-
ве, что гордость гневит господа и ожесточает сердца и ввергает человека
в огонь?" А затем пеня заковали и вернули на мое место (а было оно в по-
логе под полом этой комнаты). И каждые три дня мне бросали ячменную ле-
пешку и давали глоток воды. И всякий месяц или два месяца патриций при-
езжал и заходил в эту пустынь. И его дочь Тамасиль выросла, - а когда я
увидел ее, ей было девять лет, и я провел в плену пятнадцать лет, так
что всего ей стало двадцать четыре года жизни, - и нег в наших странах
или в землях румок никого лучше нее. Ее отец боялся, что царь возьмет у
него дочь, так как она отдала себя мессии, но она ездила со своим отцом
на коне в обличье мужей-витязей, и нет ей равной по красоте, и те, кто
видел ее, не знают, что она девушка.
А ее отец сложил ее богатства в этом монастыре, ибо каждый, у кого
есть какие-нибудь ценные сокровища, складывает их в этой пустыни. И я
видел там золото, серебро и драгоценные камни всякого рода и всевозмож-
ные сосуды и редкости, количество которых не исчислит никто, кроме Алла-
ха великого. Вы более достойны владеть ими, чем эти неверные; возьмите
же то, что есть в монастыре, и раздайте это мусульманам, в особености
бойцам за веру.
А когда эти купцы прибыли в аль-Кустантынию и продали свои товары, с
ниии заговорило изображение на стене по милости, оказанной мне Аллахом.
И они пришли в монастырь и убили монаха Матруханпу, подвергнув его сна-
чала жесточайшей пытке, и они тащили его за бороду, пока он не указал
им, где я.
И когда они взяли меня, и у них не было другого пути, кроме бегства,
так как они боялись гибели. А завтра вечером Тамасиль, как обычно, прие-
дет в пустынь, и ее отец нагонит ее, вместе со слугами, так как он боит-
ся за нее; и если вы хотите присутствовать при этом, возьмите меня, я
пойду перед вами и передам вам богатство и казну патриция Дикьянуса, ко-
торая находится на этой горе: я видел, как нечестивые вынимали золотые и
серебряные сосуды и пили из них, и видел у них девушку, которая пела им
по-арабски (горе мне, если бы этот прекрасный голос раздался при чтении
Корана!). Хотите, войдите в монастырь, спрячьтесь там, пока не придет
туда Дикьянус и с ним его дочь, и возьмите ее, - она годится только для
царя времени - Шарр-Кана или для царя Дау-аль-Макана".
Услышав ее слова, все обрадовались, кроме везиря Дандана, который не
поверил старухе, и слова ее не вошли в его ум, но он побоялся заговорить
с нею из уважения к царю. И он был смущен ее словами, и на лице его вид-
нелись признаки недоверия, а старуха Зат-ад-Давахи сказала: "Я боюсь,
что приедет патриций и увидит эти войска на лугу и не осмелится войти в
монастырь". И султан велел двинуть войска по направлению к аль-Кустани-
нии. И Дау-аль-Макан сказал: "Я хочу взять с собою сотню всадников и
много мулов, и мы отправимся к той горе, чтобы нагрузить их богатствами,
которые в пустыни".
А затем он послал в ют же час и минуту к старшему царедворцу и велел
ему явиться к себе, а также призвал начальников турок и дейлемитов и
сказал им: "Когда настанет утро, отправляйтесь в аль-Кустантынию, и ты о
вельможа, будешь замещать меня при решениях и планах, а ты, Рустум, за-
менишь моею брата в бою. Не давайте никому знать, что мы не с вами, а
через три дня мы нагоним вас".
Затем он выбрал сотню всадников из храбрецов и удалился вместе со
своим братом Шарр-Каном, везирем Данданом и сотней конных. И они взяли с
собою мулов и сундуки, чтобы везти деньги..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто шестая ночь
Когда же настала девяносто шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что Шарр-Кан и его брат Дау-аль-Макан, везирь Дандан
и сто конных поехали к монастырю, который им описала проклятая
Зат-ад-Давахи, и взяли с собою мулов и сундуки, чтобы везти деньги. А
когда наступило утро, старший царедворец крикнул среди войск клич о вы-
езде, и войска двинулись, думая, что Шарр-Кан, Дау-аль-Макан и везирь с
ними, и не зная об их отъезде в монастырь.
Вот что было с этими. Что же касается Шарр-Кана, его брата
Дау-аль-Макана и везиря Дандана, то они простояли на месте до конца дня,
и нечестивые люди Зат-ад-Давахи ехали тайком, после того как вошли к
ней, поцеловали у нее руки и ноги и попросили разрешения уехать. А она
позволила и велела им устроить какие она хотела хитрости. Когда же спус-
тился мрак, старуха поднялась и сказала Дау-аль-Макану и его людям:
"Идемте со мной на гору и захватите немного войска!" И они повиновались
и оставили на склоне горы пять всадников, а остальные пошли впереди
Зат-ад-Давахи, которая окрепла от большой радости.
И Дау-аль-Макан говорил: "Да будет превознесен тот, кто дал силу это-
му подвижнику, равного которому мы не видели".
А кудесница послала царю аль-Кустантынии письмо на крыльях птицы, ос-
ведомляя его о том, что случилось, и в конце письма она говорила: "Я хо-
чу, чтобы ты послал мне десять тысяч всадников из румских храбрецов;
пусть идут крадучись по склону горы, чтобы их не увидели войска ислама.
И, придя в монастырь, укроются там, пока я не явлюсь к ним, и со мной
будет царь мусульман и его брат. Я обманула их и привела сюда вместе с
везирем и сотней всадников, не больше. Я передам им кресты, которые в
монастыре. Я решила убить монаха Матруханну, так как хитрость удастся,
только если он будет убит. А когда моя хитрость исполнится, не достигнет
родины из мусульман ни обитатель дома, ни раздувающий огонь, а Матрухан-
на будет выкупом за людей христианской веры и приверженцев креста. Слава
же мессии в начале и конце!"
И когда это письмо достигло аль-Кустантынии, смотритель почтовых го-
лубей принес записку царю Афридуну, и тот, прочтя ее, немедленно послал
войско, снабдив каждого воина конем, верблюдом, мулом и припасами, и ве-
лел им направиться к тому монастырю и, достигнув известного им укрепле-
ния, укрыться там.
Вот что было с этими. Что же касается царя Дау-альМакана, его брата
Шарр-Кана, везиря Дандана и войска, то они прибыли к монастырю и, войдя
туда, увидели монаха Матрухапну, и тот подошел, чтобы посмотреть, кто
они. И тогда подвижник воскликнул: "Убейте этого проклятого!" И они уда-
рили его мечом и заставили выпить чашу гибели. А затем проклятая повела
их к месту, где были приношения, и они извлекли оттуда еще больше ред-
костей и драгоценностей, чем она им описала, и, собрав все это, положили
в сундуки и погрузили на мулов.
А что до Тамасиль, то она не явилась, ни она, ни ее отец, так как они
боялись мусульман, и Дау-аль-Макан провел, ожидая ее, и этот день, и
второй день, и третий день. И тогда Шарр-Кан воскликнул: "Клянусь Алла-
хом, мое сердце занято мыслью о войсках ислама, и я не знаю, что с ни-
ми!" И его брат сказал ему: "Мы захватили эти богатства, и мы не думаем,
что Тамасиль или кто-нибудь другой приедет в монастырь после того, как с
войсками румов случилось то, что случилось. И надлежит нам удовольство-
ваться тем, что уготовил нам Аллах, и отправиться! Может быть, Аллах по-
может нам завоевать Кустантынию". И затем они спустились с горы, и
Зат-адДавахи не могла им воспрепятствовать, так как боялась, что они
разгадают ее обман.
И они ехали, пока не достигли входа в ущелье, и вдруг, оказывается,
старуха посадила там засаду из десяти тысяч всадников, и, увидев му-
сульман, они окружили их со всех сторон и направили на них копья и обна-
жили белые клинки, и неверные закричали слова неверия и наложили на те-
тивы стрелы зла. И Дау-аль-Макан с братом Шарр-Каном и везирем Данданом
посмотрели на это войско и увидели, что это войско великое, и вскричали:
"Кто сообщил этим воинам о нас?" - "О брат мой, - сказал Шарр-Кан, - те-
перь не время для речей, - теперь время разить мечом и метать стрелы!
Усильте же вашу решимость и укрепите ваши души, ибо это ущелье подобно
улице с двумя воротами. Клянусь господином арабов и не арабов, не будь
это место узким, я бы уничтожил их, хотя бы их было сто тысяч всадни-
ков!" - "Знай мы это, мы бы наверное взяли с собой пять тысяч всадни-
ков", - сказал Дау-аль-Макан. И везирь Дандан молвил: "Если бы с нами
было в этом узком месте десять тысяч всадников, от них не было бы ника-
кой пользы, но Аллах поможет нам против них. Я знаю это узкое ущелье, и
мне известно, что в нем много убежищ, так как я проходил здесь во время
похода с царем Омаром ибн ан-Нуманом. Когда мы осаждали аль-Кустантынию,
мы находились в этом ущелье, и тут протекает вода холоднее снега. Подни-
майтесь же, Выйдем отсюда, прежде чем войска неверных умножатся против
нас и будут раньше нас на вершине горы. Они станут кидать на нас камни,
и мы не достигнем желаемою".
И они стали поспешно выезжать из ущелья, а подвижник посмотрел на них
и сказал: "Что это за боязнь, раз вы продали свои души Аллаху великому,
идя по пути его?! Клянусь Аллахом, я провел под землей пятнадцать лет и
не возроптал на Аллаха за то, что он со мною сделал. Сражайтесь же на
пути Аллаха, и кто из вас будет убит, ему приют в раю, а кто убьет - к
чести ведет его усердие".
И когда они услыхали от подвижника эти слова, их забота и горе прош-
ли, и они стояли твердо, пока неверные не двинулись на них со всех сто-
рон. И мечи заиграли на их шеях, и заходила между ними чаша гибели. И
мусульмане, повинуясь Аллаху, бились жестоким боем и работали среди вра-
гов его зубцами и наконечниками. Дау-альМакан разил мужей и повергал
храбрецов и рубил им головы - пятерку за пятеркой, десяток за десятком,
так что погубил неверных в числе неисчислимом и ко множестве бесконеч-
ном. И в это время он вдруг увидел, что проклятая делает бойцам знаки
мечом и ободряет их, и всякий, кто боялся, бежал к ней. А она кивала не-
верным, чтобы они убили Шарр-Кана, и они кидались убивать его о гряд за
отрядом, но на всякий отряд, несшийся на него, он нападал сам и обращал
его в бегство. И за одним несся другой отряд, и Шарр-Кан мечом обращал
его вспять. И он подумал, что побеждает по благословению этого бого-
мольца, и сказал про себя: "Поистине, Аллах посмотрел на него оком за-
ботливости и укрепил мою волю против спорных благодаря его чистым наме-
рениям! Я вижу, они меня боятся и не могут подступиться ко мне: напро-
тив, всякий раз, как они на меня кинутся, они поворачивают спины и обра-
щаются в бегство".
И войска бились остаток дня, до конца дневного времени, а когда приш-
ла ночь, они расположились в одной из пещер в этом ущелье, испытав много
бед и закиданные камнями, и было убито из них в этот день сорок пять че-
ловек. А сойдясь друг с другом, они стали искать подвижника, по не уви-
дели ни следа его. Им стало из-за этого тяжело, и они сказали: "Быть мо-
жет, он погиб мученически". И Шарр-Кан молвил: "Я видел, как он укреплял
витязей господними указаниями и охранял их Знамениями всемилостивого". И
когда они разговаривали, вдруг пришла проклятая Зат-ад-Давахи, и в руках
у нее была голова великого патриция, предводителя двадцати тысяч. А это
был непокорный притеснитель и дерзкий сажана, которого убил стрелою один
турок, и Аллах немедля поверг его дух в огонь, и, увидя, что сделал тот
мусульманин с их товарищем, неверные бросились на него и привели его к
гибели, изрубив мечами, и Аллах немедля послал его душу в рай. А прокля-
тая отрезала голову этому патрицию и принесла ее и бросила перед
Шарр-Каном, царем Дау-аль Маканом и везирем Данданом. И, увидя старуху,
Шарр-Кан вскочил на ноги и воскликнул: "Слава Аллаху, что ты спасся и мы
тебя видим, о богомолец, подвижник и боец за веру!" А старуха сказала:
"О дитя мое, я искал в сегодняшний день мученической смерти и кидался на
войска неверных, но они страшились меня. А когда вы разошлись, меня взя-
ла ревность за вас, и я кинулся на старшего патриция, их предводителя,
который один считался за тысячу всадников, и ударил его и сбросил ему
голову с тела, и ни один неверный не мог подойти ко мне близко. И я при-
нес вам его голову..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто седьмая ночь
Когда же настала девяносто седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что проклятая Зат-ад-Давахи, взяв голову патриция,
главы двадцати тысяч неверных, принесла ее и кинула перед Дау-аль-Мака-
ном, его братом Шарр-Каном и везирем Данданом и сказала: "Когда я уви-
дел, каково вам, меня взяла ревность за вас, и я бросился на старшего
патриция, ударил его мечом и скинул ему голову. И никто из неверных не
мог подойти ко мне близко. Я принес вам его голову, чтобы ваши души ок-
репли для боя с неверными и вы ублажили бы своими мечами господа рабов.
Я хочу, чтобы вы занялись битвой, а сам пойду к вашему войску, даже если
оно у ворот аль-Кустантынии, и приведу вам оттуда двадцать тысяч всадни-
ков, которые погубят этих нечестивых". - "А как же ты пойдешь к ним, о
подвижник, когда долина со всех сторон заперта неверными?" - спросил
Шарр-Кан. И проклятая сказала: "Аллах укроет меня от их глаз, и они меня
не увидит, а кто и видит, не осмелится подойти ко мне: я в эго время ис-
чезну, по воле Аллаха, и он сразится за меня со своими врагами". - "Ты
сказал правду, подвижник, так как я был свидетелем этому, - ответил
Дау-аль-Макан, - и если ты можешь отравиться в начале ночи, это будет
для нас лучше". - "Л уйду сейчас же, - сказала старуха, - и если ты хо-
чешь пойти со мною, невидимый никем, - поднимайся. А коли пойдет с нами
твой брат, мы возьмем и его, по никого другого: сень святого покроет
только двоих". - "Что до меня, то я не оставлю моих товарищей, - сказал
Шарр-Кан, - но если мой брат согласится, - не беда, чтобы он пошел с то-
бою и освободился из этой теснины: ведь он - крепость мусульман и меч
господа миров. Если захочет, пусть берет с собою везиря Дандана или кого
он выберет, и пришлет нам десять тысяч всадников в помощь против этих
злодеев".
И они столковались и сошлись на этом, а потом старуха сказала: "Дайте
срок - я пойду раньше вас и посмотрю, что с неверными: спят они или
бодрствуют". Но ей ответили: "Мы выйдем только с тобою и вручаем свое
дело Аллаху". - "Если я вас послушаюсь, не упрекайте меня, но корите
только себя самих, - сказала старуха. - Я думаю, вам следует дать мне
срок, и я узнаю, что с ними".
И Шарр-Кан молвил: "Иди и не мешкай, мы ждем тебя". И Зат-ад-Давахи
ушла, а Шарр-Кан после ухода заговорил со своим братом и сказал ему: "Не
будь этот подвижник чудотворцем, он бы не убил того патрицияпритесните-
ля! В этом достаточное доказательство силы этого подвижника, и мощь не-
верных сломилась поело убийства патриция: он ведь был непокорный притес-
нитель и дерзкий сатана". И когда они беседовали о чудесах отшельника,
вдруг проклятая Зат-ад-Давахи вошла к ним и обещала им победу над невер-
ными, и они поблагодарили подвижника, не зная, что это хитрость и обман.
И затем проклятая спросила: "А где царь времени Дауаль-Макан?" И он от-
ветил ей: "Я здесь". А она сказала: "Возьми с собою твоего везиря и сту-
пай за мною - мы пойдем в аль-Кустантынию".
А Зат-ад-Давахи рассказала неверным, какую она устроила хитрость, и
они обрадовались до крайности и сказали: "Наши души успокоятся только
после убийства их царя за убийство патриция, так как у нас не было воина
доблестнее его". И когда скверная старуха Зат-ад-Давахи рассказала им,
что она приведет к ним царя мусульман, они сказали: "Когда ты его приве-
дешь, мы возьмем его к царю Афрудуну".
А потом старуха Зат-ад-Давахи отправилась, и Дауаль-Макан и везирь
Дандан отправились с нею, а она шла впереди них и говорила: "Идите с
благословения Аллаха великого". И они ответили ей согласием, и пронзила
их стрела судьбы и рока. И она шла с ними до роки, пока не оказалась
посреди войска неверных и не достигла упомянутого узкого ущелья. И войс-
ка румов смотрели на них, но не причиняли им зла, ибо проклятая так им
велела. И когда Дау-аль Макан и везирь Дандан увидели воинов неверных и
узнали, что неверные видят их, но не делают им зла, везирь Дандан воск-
ликнул: "Клянусь Аллахом, это чудо подвижника! Нет сомнения, что он из
числа избранных". - "Клянусь Аллахом, - сказал Дау-альМакан, - я думаю,
что неверные слепы, так как мы видим их, а они нас не видят". И пока они
восхваляли подвижника и поминали его чудеса, воздержание и благочестие,
вдруг неверные ринулись на них, окружили и схватили их и спросили: "Есть
ли с вами еще кто-нибудь, кроме вас двоих, чтобы нам схватить и его?" -
"Разве вы не видите еще вот этого человека, который перед нами?" - спро-
сил везирь Дандан. Но неверные воскликнули: "Клянемся мессией, монахами,
католикосом и митрополитом, мы не видим никого, кроме вас двоих! "
И тогда Дау-аль-Макан вскричал: "Клянусь Аллахом, то, что с нами слу-
чилось, - наказание нам от Аллаха великого..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто восьмая ночь
Когда же настала девяносто восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что неверные схватили паря Дау-аль-Макана и везнря
Дандана и спросили их: "Есть ли с вами кно-нибудь, кроме вас двоих, что-
бы нам схватить его?" И везирь Дандан сказал: "Разве вы не видите еще
вот этого человека, который схватил?" - "Клянемся мессией, монахами, ка-
толикосом и митрополитом, мы не видим никого, кроме нас двоих!" - воск-
ликнули неверные, и затем они наложили им на ноги цепи и назначили людей
сторожить их там, где они спали.
А старуха Зат-ад-Давахи скрылась с их глаз, и они стали вздыхать и
говорили друг другу: "Поистине, преклонение праведникам приводит их к
большему, чем это, и в наказание нам - беда, которая нас постигла".
Вот что было с Дау-аль-Маканом и везирем Данданом. Что же касается до
паря Шарр-Кана, то он проспал эту ночь, а когда наступило утро, он встал
и совершил утреннюю молитву, и затем он и бывшие с ним войска поднялись
и приготовились к бою с неверными. И Шарр-Кан скреплял их сердца и обе-
щал им всякие блага. И они двинулись и достигли неверных, и, увидев их
издали, неверные закричали: "О мусульмане, мы взяли в плен вашего султа-
на и его везиря, который устраивает ваши дела. И если вы не отступитесь
от боя с нами, мы убьем вас до последнего. Если же вы отдадите нам ваши
души, мы пойдем с вами к нашему царю, и он помирится с вами на том, что
вы не выйдете из нашей страны и не отправитесь в ваши земли. И вы не бу-
дете ничем нам вредить, а мы не будет вредить вам. Если вы согласны, это
будет удача, если же откажетесь - будет вам только смерть. Мы вас уведо-
мили, и вот наше последнее слово к вам".
И когда Шарр-Кан услышал их слова и удостоверился, что его брат и ве-
зирь Дандан взяты в плен, ему стало от этого тяжко, и его силы ослабли,
и он убедился в своей гибели и сказал про себя: "Посмотри-ка! Почему это
их взяли в плен? Случилось ли им дурно обойтись с отшельником, или они
прекословили ему, или что там еще с ними?" А затем мусульмане поднялись
на бой с неверными и убили из них великое множество. И в этот день можно
было отличить храброго от труса. Окрасились мечи и копья, и неверные
слетелись к ним отовсюду, как мухи слетаются к вину. А Шарр-Кан и его
люди непрестанно сражались и бились, как бьются те, кто не боится смерти
не упускает удобного случая, пока долина не потекла от крови и земля не
наполнилась убитыми.
Когда же настала ночь, войска разошлись, и каждый отряд ушел на свое
место, и мусульмане воротились в ту пещеру, и была очевидна их неудача и
поражение, так как осталось их мало. И только на Аллаха и на мечи могли
они положиться. И убито было в этот день из них тридцать пять всадников
из эмиров и вельмож, хотя от их меча пали тысячи неверных, пеших и кон-
ных.
И, узнав все это, Шарр-Кан почувствовал, что дело стало плохо, и
спросил своих людей: "Как поступить?"
И его люди сказали ему: "Будет лишь то, чего хочет Аллах великий".
А на второй день Шарр-Кан сказал оставшимся воинам: "Если вы выйдете
на бой, никто из вас не уцелеет, гак как у нас осталось лишь немного во-
ды и пищи. У меня есть замысел, указывающий верный путь: обнажите мечи,
выйдите и встаньте у входа в эту пещеру и отражайте всякою, кто подсту-
пит к вам. Быть может, подвижник уже прибыл к войску мусульман и приве-
дет нам десять тысяч всадников, которые нам помогут в сражении с невер-
ными, и, может быть, неверные не увидели его и тех, кто был с ним". И
люди Шарр-Кана ответили ему: "Это и есть правильное мнение, и в верности
его нет сомнения". А потом воины вышли и заняли вход в пещеру и встали
по бокам его, и всякого из неверных, кто хотел войти к ним, они убивали.
И принялись они отражать неверных от входа и стойко бились с ними,
пока день не ушел и не пришла ночь с ее мраком..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
|
