 |
|
Восемьсот четырнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот четырнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царица Нур-аль-Худа велела старухе привести
Хасана и сказала: "Он испытал страхи и бедствия и прошел путями смерти,
ужасы которых все возрастали, по при этом он до сих пор не спасен от ис-
пития смертной чаши". - "Когда я приведу его к тебе, сведешь ли ты его с
ними и, если выяснится, что это не его дети, простишь ли ты его и возв-
ратишь ли и его страну?" - спросила старуха.
И, услышав ее слова, царица разгневалась великим гневом и воскликну-
ла: "Горе тебе, о злосчастная старуха! До каких пор продлятся твои улов-
ки из-за этого чужеземца, который посягнул на нас и поднял нашу завесу и
узнал о наших обстоятельствах? Разве он думает, что пришел в нашу землю,
увидел наши лица и замарал нашу честь и вернется в свои земли невреди-
мым? Он разгласит о наших обстоятельствах в своих землях и среди своих
родных, и дойдут о нас вести до всех царей в областях земли, и разъедут-
ся купцы с рассказами о нас но все стороны и станут говорить: "Человек
вошел на острова Вак и прошел страны колдунов и кудесников и вступил в
Землю Джиннов и в Землю Зверей и Птиц и вернулся невредимым". Этого не
будет никогда! Клянусь тем, кто сотворил небеса и их построил и простер
землю и протянул ее, и создал тварей и исчислил их! Если это будут не
его дети, я непременно убью его, и сама отрублю ему голову своей рукой!"
И она закричала на старуху так, что та со страху упала, и натравила на
нее привратника и двадцать рабов и сказала им: "Пойдите с этой старухой
и приведите ко мне скорее того юношу, который находится у нее в доме".
И старуха вышла, влекомая привратником и рабом, и цвет ее лица пожел-
тел, и у нее дрожали поджилки, и пошла к себе домой и вошла к Хасану. И
когда она вошла, Хасан поднялся и поцеловал ей руки и поздоровался с
нею, но старуха не поздоровалась с ним и сказала: "Иди поговори с цари-
цей! Не говорила ли я тебе: "Возвращайся в твою страну". И не удерживала
ли тебя от всего этого, но ты не послушался моих слов? Я говорила: "Я
дам тебе то, чего никто не может иметь, и возвращайся в твою страну пос-
корее", но ты мне не повиновался и не послушался меня, а напротив, сде-
лал мне наперекор и избрал для себя и для меня гибель. Вот перед тобою
то, что ты выбрал, и смерть близка. Иди поговори с Этой развратной рас-
путницей, своевольной обидчицей".
И Хасан поднялся с разбитым сердцем, печальной душой и испуганный,
говоря: "О хранитель, сохрани! О боже, будь милостив ко мне в том, что
ты определил мне из испытаний, и покрой меня, о милостивейший из милос-
тивых". И он отчаялся в жизни и пошел с теми двадцатью рабами, приврат-
ником и старухой. И они ввели Хасана к царице, и он увидел своих детей,
Насира и Мансура, которые сидели у царицы на коленях, и она играла с ни-
ми и забавляла их. И когда взор Хасана упал на его детей, он узнал их и
вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспамятством, так
сильно он обрадовался своим детям..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот пятнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда взор Хасана упал на его детей, он уз-
нал их и вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспа-
мятством. А очнувшись, он узнал своих детей, и они узнали его, и взвол-
новала их врожденная любовь, и они высвободились из объятий царицы и
встали возле велик он и славен! - внушил им слова: "О батюшка наш!"
И заплакали старуха и присутствующие из жалости и сочувствия к ним и
сказали: "Хвала Аллаху, который соединил вас с вашим отцом!" А Хасан,
очнувшись от обморока, обнял своих детей и так заплакал, что его покрыло
беспамятство. И, очнувшись от обморока, он произнес такие стихи:
"Я вами клянусь: душа не может уже терпеть
Разлуку, хотя бы близость гибель сулила мне.
Мне призрак ваш говорит: "Ведь завтра ты встретишь их".
Но разве, назло врагам, до завтра я доживу?
Я вами клянусь, владыки, как удалились вы,
Мне жизнь не была сладка совсем уже после вас.
И если Аллах пошлет мне смерть от любви моей,
Я мучеником умру великим от страсти к вам.
Газелью клянусь, что в сердце пастбище обрела,
Но образ ее, как он, бежит от очей моих, -
Коль вздумает отрицать, что кровь мою пролила,
Она на щеках ее свидетелем выступит".
И когда царица убедилась, что малютки - дети Хасана и что ее сестра,
госпожа Манар-ас-Сана, - его жена, в поисках которой он пришел, она
разгневалась на сестру великим гневом, больше которого не бывает..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот шестнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот шестнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда царица Нур-альХуда убедилась, что ма-
лютки - дети Хасана и что ее сестра, Манар-ас-Сана, - его жена, в поис-
ках которой он пришел, она разгневалась на сестру великим гневом, больше
которого не бывает, и закричала в лицо Хасану, и тот упал без чувств. А
очнувшись от обморока, он произнес такие стихи:
"Ушли вы, но ближе всех людей вы душе моей,
Вы скрылись, но в сердце вы всегда остаетесь.
Аллахом клянусь, к другим от вас я не отойду
И против превратностей судьбы буду стоек.
Проходит в любви к вам ряд ночей и кончается,
А в сердце моем больном стенанья и пламя
Ведь прежде я не хотел разлуки на час один,
Теперь же ряд месяцев прошел надо мною.
Ревную я к ветерку, когда пролетает он, -
Поистине, юных дев ко всем я ревную".
А окончив свои стихи, Хасан упал, покрытый беспамятством. И, очнув-
шись, он увидел, что его вытащили, волоча лицом вниз, и поднялся и по-
шел, путаясь в полах платья, и не верил он в спасение от того, что пере-
нес от царицы. И это показалось тяжким старухе Шавахи, но она не могла
заговорить с царицей о Хасане из-за ее сильного гнева.
И когда Хасан вышел из дворца, он был растеряй и не знал, куда де-
ваться, куда пойти и куда направиться, и стала для него тесна земля при
ее просторе, и не находил он никого, кто бы с ним поговорил и развлек бы
его и утешил, и не у кого было ему спросить совета и не к кому напра-
виться и не у кого приютиться. И он убедился, что погибнет, так как не
мог уехать и не знал, с кем поехать, и не знал дороги и не мог пройти
через Долину Джиннов и Землю Зверей и Острова Птиц, и потерял он надежду
жить. И он заплакал о самом себе, и покрыло его беспамятство, а очнув-
шись, он стал думать о своих детях и жене и о прибытии ее к сестре и
размышлять о том, что случится у нее с ее сестрой.
А потом он начал раскаиваться, что пришел в эти земли и что он не
слушал ничьих слов, и произнес такие стихи:
"Пусть плачут глаза о том, что милую утратил я:
Утешиться трудно мне, и горесть моя сильна.
И чашу превратностей без примеси выпил я,
А кто может сильным быть, утратив возлюбленных?
Постлали ковер упреков меж мной и вами вы;
Скажите, ковер упреков снова когда свернут?
Не спал я, когда вы спали, и утверждали вы,
Что я вас забыл, когда забыл я забвение.
О, сердце, поистине, стремится к сближению,
А вы - мои лекари, от хвори храните вы.
Не видите разве, что разлука со мной творит
Покорен и низким я и тем, кто не низок был.
Скрывал я любовь мою, но страсть выдает ее,
И сердце огнем любви на веки охвачено.
Так сжальтесь же надо мной и смилуйтесь: был всегда
Обетам и клятвам верен в скрытом и тайном я.
Увижу ли я, что дни нас с вами сведут опять?
Вы - сердце мое, и вас лишь любит душа моя.
Болит мое сердце от разлуки! О, если бы
Вы весть сообщили мне о вашей любви теперь!"
А окончив свои стихи, Хасан продолжал идти, пока не вышел за город, и
он увидел реку и пошел по берегу, не зная, куда направиться, и вот то,
что было с Хасаном.
Что же касается его жены, Манар-ас-Сана, то она пожелала выехать на
следующий день после того дня, когда выехала старуха. И когда она соби-
ралась выезжать, вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал
землю меж ее руками..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот семнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда Манар-ас-Сана собиралась выезжать,
вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал землю меж ее ру-
ками и сказал: "О царевна, твой отец, царь величайший, приветствует тебя
и зовет тебя к себе". И царевна поднялась и пошла с придворным к отцу,
чтобы посмотреть, что ему нужно. И когда отец царевны увидал ее, он по-
садил ее с собой рядом на престол и сказал: "О дочка, знай, что я видел
сегодня ночью сон, и я боюсь из-за него за тебя и боюсь, что постигнет
тебя из-за этой поездки долгая забота". - "Почему, о батюшка, и что ты
видел во сне?" - спросила царевна.
И ее отец ответил: "Я видел, будто я вошел в сокровищницу и увидел
там большие богатства и много драгоценностей и яхонтов, и будто понрави-
лись мне во всей сокровищнице среди всех этих драгоценностей только семь
зерен, и были они лучшими в сокровищнице. И я выбрал из этих семи камней
один - самый маленький из них, но самый красивый и сильнее всех сиявший.
И как будто" я взял его в руку, когда мне понравилась его красота, и вы-
шел с ним из сокровищницы. И, выйдя из ее дверей, я разжал руку, раду-
ясь, и стал поворачивать камень, и вдруг прилетела диковинная птица из
далеких стран, которая не из птиц нашей страны, и низринулась на меня с
неба и, выхватив камешек у меня из руки, положила его обратно на то мес-
то, откуда я его принес. И охватила меня забота, грусть и тоска, и я ис-
пугался великим испугом, который пробудил меня от сна, и проснулся, пе-
чальный, горюя об этом камне. И, пробудившись от сна, я позвал толкова-
телей и разъяснителей и рассказал им мой сон, и они мне сказали: "У тебя
семь дочерей, и ты потеряешь младшую и ее отнимут у тебя силой, без тво-
его согласия". А ты, о дочка, младшая из моих дочерей и самая мне доро-
гая и драгоценная. И вот ты уезжаешь к твоей сестре, и я не знаю, что у
тебя с ней случится. Не уезжай и вернись к себе во дворец".
И когда Манар-ас-Сана услышала слова своего отца, ее сердце затрепе-
тало, и она испугалась за своих детей и склонила на некоторое время го-
лову к земле, а потом она подняла голову к отцу и сказала: "О царь, ца-
рица Нур-аль-Худа приготовила для меня угощение, и она ждет моего прибы-
тия с часу на час. Она уже четыре года меня не видала, и если я отложу
мое посещение, она на меня рассердится. Самое большее я пробуду у нее
месяц времени и вернусь к тебе. Да и кто ступит на нашу землю и достиг-
нет островов Вак и кто может добраться до Белой Земли и до Черной Горы и
достигнуть Камфарной Горы и Крепости Птиц? Как он пересечет Долину Птиц,
а за ней Долину Зверей, а за ней Долины Джиннов, вступит на наши остро-
ва? Если бы вступил на них иноземец, он наверное бы погиб в морях гибе-
ли. Успокойся же душою и прохлади глаза о моем путешествии, никто не
имеет власти вступить на нашу землю". И она до тех пор старалась смяг-
чить своего отца, пока тот не пожаловал ей разрешения ехать..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот восемнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот восемнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Манар-ас-Сана до тех пор старалась смягчить
своего отца, пока он не пожаловал ей разрешения ехать, и потом он прика-
зал тысяче всадников отправиться с нею и довести ее до реки, а затей ос-
таваться на месте, пока она не достигнет города своей сестры и не войдет
в ее дворец. И он велел им оставаться с нею и взять ее и привести к ее
отцу и наказал Манар-ас-Сана побыть у сестры два дня и быстро возвра-
щаться. И царевна ответила: "Слушаю и повинуюсь!" - и поднялась и вышла,
и отец ее вышел и простился с нею.
А слова отца оставили след в ее сердце, и она испугалась за своих де-
тей, но нет пользы укрепляться осторожностью против нападения судьбы. И
Манар-ас-Сана ускоряла ход в течение трех дней с их ночами и доехала до
реки и поставила свои шатры на берегу. А потом она переправилась через
реку, вместе с несколькими слугами, приближенными и везирями и, достиг-
нув города царицы Нур-аль-Худа, поднялась во дворец и вошла к ней и уви-
дела, что ее дети плачут около нее и кричат: "Отец наш!" И слезы потекли
у нес из глаз, и она заплакала и прижала своих детей к груди и сказала:
"Разве вы видели вашего отца? Пусть бы не было той минуты, когда я его
покинула, и если бы я знала, что он в обители жизни, я бы вас к нему
присела".
И потом она стала плакать о себе и о своем муже, и о том, что ее дети
плачут, и произнесла такие стихи:
"Любимые! Несмотря на даль и суровость, я
Стремлюсь к вам, где б ни были, и к вам направляюсь лишь.
И взоры обращены мои к вашей родине,
И сердце мое скорбит о с вами прошедших днях.
Как много мы провели ночей без сомнения,
Влюбленные, радуясь и ласке и верности!"
И когда царевна увидела, что ее сестра обняла своих детей и сказала:
"Я сама сделала это с собою и с детьми к разрушила мой дом", -
Нур-аль-Худа не пожелала ей мира, но сказала ей: "О распутница, откуда у
тебя эти дети? Разве ты вышла замуж без ведома твоего отца или совершила
блуд? Если ты совершила блуд, тебя следует наказать, а если ты вышла за-
муж без нашего ведома, то почему ты покинула твоего мужа и взяла твоих
детей и разлучила их с их отцом и пришла в паши страны?.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот девятнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот девятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царица Нур-аль-Худа сказала своей сестре
Манар-ас-Сана: "А если ты вышла замуж без нашего ведома, то почему ты
покинула твоего мужа и взяла твоих детей и разлучила их с их отцом и
пришла в наши страны и спрятала от нас твоих детей? Разве ты думаешь,
что мы этого не знаем? Великий Аллах, знающий сокровенное, обнаружил нам
твое дело, открыл твое состояние и показал твои слабые места!"
И потом, после этого, она велела своим приближенным взять Ма-
нар-ас-Сана, и ее схватили, и Нур-аль-Худа связала ей руки и заковала ее
в железные цепи и побила ее болезненным боем, так что растерзала ей те-
ло, и привязала ее за волосы к крестовине и посадила ее в тюрьму.
И она написала письмо своему отцу, царю величайшему, чтобы осведомить
его об этом деле, и писала ему: "В нашей стране появился мужчина из лю-
дей, и моя сестра Манар-ас-Сана утверждает, что она вышла за него Замуж
по закону и принесла от него двух детей, но скрыла их от нас и от тебя и
не объявляла о себе ничего, пока не пришел к нам этот мужчина, который
из людей, а зовут его Хасан. И он рассказал нам, что женился на ней и
что она прожила с ним долгий срок времени, а потом взяла своих детей и
ушла без его ведома. И она осведомила, уходя, его мать и сказала ей:
"Скажи твоему сыну, если охватит его тоска, пусть приходит ко мне на
острова Вак". И мы задержали этого человека у нас, и я послала к ней
старуху Шавахи, чтобы она привела ее к нам, вместе с ее детьми, и она
собралась и приехала. А я приказала старухе Шавахи принести мне ее детей
раньше и прийти ко мне с ними, прежде чем она явится, и старуха принесла
детей раньше, чем пришла их мать. И я послала за человеком, который ут-
верждал, что она его жена, и, войдя ко мне и увидев детей, он узнал их,
и они его узнали, и я удостоверилась, что эти дети - его дети, и что она
- его жена, и узнала, что слова этого человека правильны и что на нем
нет позора и дурного, и увидела, что мерзость и позор - на моей сестре.
И я испугалась, что наша честь будет посрамлена перед жителями наших
островов, и когда эта распутная обманщица вошла ко мне, я на нее разгне-
валась и побила ее болезненным боем и привязала ее к кресту за волосы.
Вот я осведомила тебя об ее истории и приказ - твой приказ - что ты нам
прикажешь, мы сделаем. Ты знаешь, что в этом деле для нас срам, и позор
нам и тебе, и, может быть, услышат об этом жители островов, и станем мы
между ними притчей, и надлежит тебе дать нам быстрый ответ".
И потом она отдала письмо посланцу, и тот пошел с ним к царю. И когда
царь величайший прочитал его, он разгневался великим гневом на свою дочь
Манар-ас-Сана и написал своей дочери Нур-аль-Худа письмо, в котором го-
ворил: "Я вручаю ее дело тебе и назначаю тебя судьей над ее кровью. Если
дело таково, как ты говоришь, убей ее и не советуйся о ней со мною".
И когда письмо ее отца дошло до царицы, она прочитала его и послала
за Манар-ас-Сана и призвала ее к себе, а Манар-ас-Сана утопала в крови,
была связана своими волосами и закована в тяжелые железные цепи, и была
на ней волосяная одежда. И ее поставили перед царицей, и она стояла,
униженная и презренная, и, увидев себя в столь большом позоре и великом
унижении, она вспомнила о своем бывшем величии и заплакала сильным пла-
чем и произнесла такие два стиха:
"Владыка, мои враги хотят погубить меня,
Они говорят, что мне не будет спасенья
Надеюсь, что все дела врагов уничтожишь ты,
Господь мой, защита тех, кто просит в испуге".
И затем она заплакала сильным плачем и упала, покрытая беспамятством,
а очнувшись, она произнесла такие два стиха:
"Подружились беды с душой моей; с ними дружен я,
Хоть был врагом их; щедрый - друг для многих,
Единым не был род забот в душе моей,
И их, хвала Аллаху, много тысяч".
И еще произнесла такие два стиха:
"Как много бед нелегкими покажутся
Для юноши - спасенье у Аллаха!
Тяжелы они, но порой охватят кольца их
И раскроются, а не думал я, что раскроются..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до восьмисот двадцати
Когда же настала ночь, дополняющая до восьмисот двадцати, она сказа-
ла: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царица Нур-аль-Худа ве-
лела привести свою сестру, царевну Манар-ас-Сана, се поставили перед
нею, связанную, и она произнесла предыдущие стихи. И ее сестра принесла
деревянную лестницу и положила на нее Манар-ас-Сана и велела слугам при-
вязать ее спиной к лестнице и вытянула ей руки и привязала их веревками,
а затем она обнажила ей голову и обвила ее волосы вокруг деревянной
лестницы, и жалость к сестре исчезла из ее сердца.
И когда Манар-ас-Сана увидела себя в таком позорном и унизительном
положении, она начала кричать и плакать, но никто не пришел ей на по-
мощь. И она сказала: "О сестрица, как ожесточилось ко мне твое сердце и
ты не жалеешь меня и не жалеешь этих маленьких детей?" И, услышав эти
слова, Нур-аль-Худа стала еще более жестокой и начала ее ругать и воск-
ликнула: "О любовница, о распутница, пусть не помилует Аллах того, кто
тебя помилует! Как я тебя пожалею, о обманщица?" И Манар-ас-Сана сказала
ей (а она лежала вытянутая)" "Я ищу от тебя защиты у господа неба в том,
за что ты меня ругаешь, и в чем я невиновна! Клянусь Аллахом, я не со-
вершала блуда, а вышла за него замуж по закону, и мой господь знает,
правда мои слова или нет. Мое сердце разгневалось на тебя из за жесто-
кости твоего сердца ко мне - как ты упрекаешь меня в блуде, ничего не
зная! Но мой господь освободит меня от тебя, и если твои упреки за блуд
правильны, Аллах накажет меня за это".
И ее сестра подумала, услышав ее слова, и сказала ей: "Как ты можешь
обращаться ко мне с такими словами!" А потом она поднялась и стала бить
Манар-асСана, и ее покрыло беспамятство. И ей брызгали в лицо водой, по-
ка она не очнулась, и изменились прелести ее от жестоких побоев и креп-
ких уз и от постигшего ее великого унижения, и она произнесла такие два
стиха:
"И если грех совершила я
И дурное дело я сделала, -
Я раскаялась в том, что минуло,
И просить прощенья пришла я к вам".
И, услышав ее стихи. Нур-аль-Худа разгневалась сильным гневом и воск-
ликнула: "Ты говоришь передо мной стихами, о распутница, и ищешь проще-
ния великих грехов, которые ты совершила! У меня было желание воротить
тебя к твоему мужу и посмотреть на твое распутство и силу твоего глаза,
так как ты похваляешься совершенными тобой распутствами, мерзостями и
великими грехами".
И затем она велела слугам принести пальмовый прут, и когда его при-
несли, засучила рукава и стала осыпать Манар-ас-Сана ударами с головы до
ног. А потом она приказала подать витой бич, такой, что если бы ударили
им слона, он бы, наверное, быстро убежал, и стала опускать этот бич на
спину и на живот Манар-ас-Сана, и от этого ее покрыло беспамятство. И
когда старуха Шавахи увидела такие поступки царицы, она бегом выбежала
от нее, плача и проклиная ее. И царица крикнула слугам: "Приведите ее ко
мне!" И слуги вперегонку побежали за ней и схватили ее и привели к цари-
це, и та велела бросить Шавахи на землю и сказала невольницам: "Тащите
ее лицом вниз и вытащите ее!" И старуху потащили и вытащили, и вот то,
что было со всеми ими.
Что же касается до Хасана, то он поднялся, стараясь быть стойким, и
пошел по берегу реки, направляясь к пустыне, смятенный, озабоченный и
потерявший надежду жить, и был он ошеломлен и не отличал дня от ночи
из-за того, что его поразило. И он шел до тех пор, пока не приблизился к
дереву, и он увидел на нем повешенную бумажку и взял ее в руку и посмот-
рел на нее, и вдруг оказалось, что на ней написаны такие стихи:
"Обдумал я дела твои,
Когда был в утробе ты матери,
И смягчил к тебе я ее тогда,
И к груди прижала тебя она.
Поможем мы тебе во всем,
Что горе и беду несет.
Ты встань, склонись пред нами ты -
Тебя за Руку мы возьмем в беде".
И когда Хасан кончил читать эту бумажку, он уверился, что будет спа-
сен от беды и добьется сближения с любимыми, а затем он прошел два шага
и увидел себя одиноким, в месте пустынном, полном опасности, где не най-
ти никого, кто бы его развлек, и сердце его умерло от одиночества и
страха, и у него задрожали поджилки, и он произнес такие стихи:
"О ветер, коль пролетишь в земле ты возлюбленных,
Тогда передай ты им привет мой великий.
Скажи им, что я заложник страсти к возлюбленным,
Любовь моя всякую любовь превышает.
Быть может, повеет вдруг от них ветром милости,
И тотчас он оживит истлевшие кости..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот двадцать первая ночь
Когда же настала восемьсот двадцать первая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Хасан, прочитав бумажку, убедился в том,
что будет спасен от беды, и уверился, что добьется сближения с любимыми,
а потом он прошел два шага и увидел себя одиноким, в месте, полном опас-
ностей, и не было с ним никого, кто бы его развлек. И он заплакал
сильным плачем и произнес такие стихи, которые мы упомянули, и затем
прошел по берегу реки еще два шага и увидел двух маленьких детей, из де-
тей колдунов и кудесников, перед которыми лежала медная палочка, покры-
тая талисманами, а рядом с палочкой - кожаный колпак, сшитый из трех
клиньев, на котором были выведены сталью имена и надписи.
И палочка и колпак валялись на земле, а дети спорили из-за них и дра-
лись, так что между ними лилась кровь. И один говорил: "Не возьмет па-
лочки никто, кроме меня!" А другой говорил: "Не возьмет палочки никто,
кроме меня!"
И Хасан встал между ними и оторвал их друг от друга и спросил: "В чем
причина вашего спора?" И дети сказали ему: "Дяденька, рассуди нас! Аллах
великий привел тебя к нам, чтобы ты разрешил наш спор по справедливос-
ти". - "Расскажите мне вашу историю, и я рассужу вас", - сказал Хасан. И
дети сказали ему: "Мы родные братья, и наш отец был один из больших кол-
дунов, и он жил в пещере на этой горе. Он умер и оставил нам этот колпак
и эту палочку, и мой брат говорит: "Никто не возьмет палочки, кроме ме-
ня!" - а я говорю: "Никто не возьмет ее, кроме меня!" Рассуди же нас и
освободи нас друг от друга!"
И, услышав их слова, Хасан спросил их: "Какая разница между палочкой
и колпаком и в чем их ценность? Палочка, судя по внешнему виду, стоит
шесть джедидов, а колпак стоит три джедида". - "Ты не знаешь их досто-
инства", - ответили братья. "А в чем их достоинство?" - спросил Хасан. И
дети сказали: "В каждой из этих вещей - дивная тайна, и дело в том, что
палочка стоит подати с островов Вак и всех их земель и колпак - то же".
- "О дети, ради Аллаха, откройте мне их тайну", - сказал Хасан. И дети
ответили: "О дяденька, тайна их велика, и наш отец прожил сто тридцать
пять лет, стараясь их придумать, пока не сделал их как нельзя лучше. И
он вложил в них скрытую тайну, получая от них дивные услуги, и расписал
их наподобие вращающегося небосвода, и разрешил ими все чары. А когда он
кончил их изготовление, его застигла смерть, которой не избежать никому.
И что касается колпака, то его тайна в том, что всякий, кто наденет его
на голову, скроется с глаз всех людей, и никто не будет его видеть, пока
колпак останется у него на голове. А что касается палочки, то ее тайна в
том, что всякий, кто ею владеет, правит семью племенами джиннов, и все
они служат этой палочке, и все подвластны его велению и приговору. И ес-
ли кто-нибудь, кто ею владеет и у кого она в руках, ударит ею по земле,
перед ним смирятся земные цари, и все джинны будут ему служить".
И, услышав эти слова, Хасан склонил на некоторое время голову к земле
и сказал про себя: "Клянусь Аллахом, я буду побеждать этой палочкой и
этим колпаком, если захочет Аллах великий, и я более достоин их, чем эти
дети! Сейчас же ухитрюсь отнять их у них, чтобы помочь себе в моем осво-
бождении и освобождении моей жены и детей от этой жестокой царицы, и мы
уедем из этого мрачного места, откуда никому из людей не спастись и не
убежать. Может быть, Аллах привел меня к этим мальчикам только для того,
чтобы я вырвал у них рту палочку и колпак".
И потом он поднял голову к мальчикам и сказал им: "Если вы хотите
разрешить дело, то я вас испытаю, и тот, кто одолеет своего соперника,
возьмет палочку, а кто окажется слабее, возьмет колпак. И если я вас ис-
пытаю и распознаю вас, я буду знать, чего каждый из вас достоин". - "О
дядюшка, мы поручаем тебе испытать нас, решай между нами, как ты избе-
решь", - сказали дети. И Хасан спросил их: "Будете ли вы меня слушаться
и примете ли мои слова?" - "Да", - ответили дети. И Хасан сказал им: "Я
возьму камень и брошу его, и кто из вас прибежит к нему первый и возьмет
его раньше другого, тот возьмет палочку, а кто отстанет и не догонит
другого, тот возьмет колпак". - "Мы принимаем от тебя эти слова и сог-
ласны на них", - сказали дети.
И тогда Хасан взял камень и с силой бросил его, так что он скрылся из
глаз, и дети вперегонку побежали за ним. И когда они удалились, Хасан
надел колпак, взял палочку в руки и отошел от своего места, чтобы уви-
деть правдивость слов мальчиков о тайне их отца. И младший мальчик при-
бежал к камню первый и взял его и вернулся к тому месту, где был Хасан,
но не увидел и следа его. И тогда он крикнул своему брату: "Где тот че-
ловек, что был судьей между нами?" И его брат сказал: "Я его не вижу и
не знаю, поднялся ли он на вышнее небо, или спустился к нижней земле!" И
потом они поискали Хасана, но не увидели его, - а Хасан стоял на своем
месте, - и стали ругать один другого и сказали: "Пропали и палочка и
колпак - ни мне, ни тебе, и наш отец говорил нам эти самые слова, но мы
забыли, что он нам рассказывал".
И они вернулись обратно, а Хасан вошел в город, надев колпак и неся в
руках палочку, и не увидел его ни один человек. И он поднялся во дворец
и проник в то помещение, где была Шавахи Зат-ад-Давахи, и вошел к ней в
колпаке, и она его не увидела. И он шел, пока не приблизился к полке,
тянувшейся над ее головой и уставленной стеклом и фарфором, и потряс ее
рукой, и то, что было на полке, упало на пол. И Шавахи Зат-ад-Давахи
закричала и стала бить себя по лицу, а затем она подошла и поставила на
место то, что упало, и сказала про себя: "Клянусь Аллахом, что царица
Нур-аль-Худа не иначе как послала ко мне шайтана, и он сделал со мной
это дело! Я прошу Аллаха великого, чтобы он освободил меня от нее и сох-
ранил меня от ее гнева. О господи! Если она сделала такое скверное дело
и побила и распяла свою сестру, которая дорога ее отцу, то каков будет
ее поступок с кем-нибудь чужим, как я, когда она на него рассердится?.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот двадцать вторая ночь
Когда же настала восемьсот двадцать вторая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что старуха Зат-ад-Давахи думала: "Если ца-
рица Нур-аль-Худа делает такие дела со своей сестрой, то каково будет
положение чужого, когда она на него рассердится?" И затем она воскликну-
ла: "Заклинаю тебя, о шайтан многомилостивый, благодетелем, великим по
сану, сильным властью, создателем людей и джиннов, и надписью, которая
на перстне Сулеймана, сына Дауда, - мир с ними обоими! - заговори со
мной и ответь мне!" И Хасан ответил ей и сказал: "Я не шайтан, я Хасан,
любовью взволнованный, безумный, смятенный".
И затем он снял колпак с головы и явился старухе, и та узнала его и
взяла и уединилась с ним и сказала: "Что случилось с твоим умом, что ты
пробрался сюда? Иди спрячься! Эта развратница причинила твоей жене те
пытки, которые причинила, а она - ее сестра. Что же будет, если она на-
падет на тебя?" И потом она рассказала ему обо всем, что выпало его жене
и какие она вынесла тяготы, пытки и мученья, и рассказала ему также, ка-
кие достались мученья ей самой, и сказала: "Царица жалела, что отпустила
тебя, и послала за тобой человека, чтобы тебя воротить, обещая дать ему
кинтар золота и поставить его при себе на мое место, и поклялась, что,
если тебя воротят, она убьет тебя и убьет твою жену и детей".
И потом старуха заплакала и показала Хасану, что царица сделала с
нею, и Хасан заплакал и воскликнул: "О госпожа моя, как освободиться из
этой земли и от этой жестокой царицы и какая хитрость приведет меня к
освобождению моей жены и детей и возвращению с ними в мою страну невре-
димым?" - "Горе тебе, - воскликнула старуха, - спасайся сам!" Но Хасан
вскричал: "Я непременно должен освободить ее и освободить моих детей
против воли царицы!" - "А как ты их освободишь против ее воли? - молвила
старуха. - Иди и скрывайся, о дитя мое, пока позволит Аллах великий".
И тогда Хасан показал ей медную палочку и колпак, и, увидав их, ста-
руха обрадовалась сильной радостью и воскликнула: "Слава тому, кто ожив-
ляет кости, когда они истлели! Клянусь Аллахом, о дитя мое, ты и твоя
жена были в числе погибающих, а теперь, о дитя мое, ты спасся вместе с
твоей женой и детьми! Я ведь знаю эту палочку и того, кто ее сделал, -
это был мой наставник, который научил меня колдовству, и он был великий
колдун и провел сто тридцать пять лет, тщательно делая эту палочку и
колпак. А когда он кончил их совершенствовать, его настигла смерть, ко-
торой не избежать. И я слышала, как он говорил своим детям: "О дети мои,
эти вещи - не ваша доля, но придет человек чужеземный и возьмет их у вас
силой, и вы не будете знать, как он их у вас возьмет". И они говорили:
"О батюшка, скажи нам, как ему удастся их у нас отнять?" И он отвечал:
"Я не знаю этого". Как же тебе удалось отнять их, о дитя мое?"
И Хасан рассказал ей, как он отнял у детей эти вещи. И когда он расс-
казал ей об этом, старуха обрадовалась и воскликнула: "О дитя мое, раз
ты можешь овладеть своей женой и детьми, послушай, что я тебе скажу. Мне
не пребывать у этой развратницы, после того как она посягнула на меня и
подвергла меня пытке и я уезжаю от нее в пещеру колдунов, чтобы остаться
у них и жить с ними, пока я не умру. А ты, о дитя мое, надень колпак,
возьми в руку палочку и войди к своей жене и детям в помещение, где они
находятся, и ударь палочкой по земле и скажи: "О слуги этих имен!" И
поднимутся к тебе слуги палочки, и если к тебе поднимется один из глава-
рей племен, прикажи ему что захочешь и изберешь".
И затем Хасан простился со старухой и вышел и надел колпак и, взяв с
собой палочку, вошел в помещение, где находилась его жена. И он увидел,
что она в состоянии небытия и распята на лестнице и привязана к ней за
волосы, и глаза ее плачут, и она печальна сердцем и находится в самом
плохом положении, не зная дороги к спасению, а ее дети играют под лест-
ницей, и она смотрит на них и плачет над ними и над собою. И Хасан уви-
дал ее в наихудшем положении и услышал, что она говорит такие стихи:
"Осталось лишь дыханье легче
И глаз зрачок - в смущенье, недвижен он.
Влюбленный вот - внутри его пышет все,
Огнем горя, но молча все терпит он.
Злорадные, и те над ним сжалились,
О горе тем, кто к врагам жалок стал!"
И когда Хасан увидел, какое его жена терпит мученье, позор и уни-
женье, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он
увидал, что его дети играют, а их мать обмерла от сильной боли. И он
снял с головы колпак, и дети закричали: "Батюшка наш!" И тогда он снова
накрыл себе голову, а мать мальчиков очнулась из-за их крика и не увиде-
ла своего мужа, а увидела только детей, которые плакали и кричали: "Ба-
тюшка наш!" И их мать заплакала, услышав, что дети упоминают о своем от-
це, но ее сердце разбилось, и все внутри ее разорвалось, и она закричала
из глубины наболевшего сердца: "Где вы и где ваш отец?" А затем она
вспомнила время близости с мужем и вспомнила о том, что с ней случилось
после разлуки с ним, и заплакала сильным плачем, так что слезы поранили
ей щеки и оросили землю. И щеки ее были залиты слезами от долгого плача,
и у нее не было свободной руки, чтобы отереть со щек слезы, и не находи-
ла она себе помощника, кроме плача и утешения стихами, и произнесла та-
кие стихи:
"И мне вспомнился расставанья день, как простились мы
И покрыли слезы потоками мой обратный путь.
Как увел верблюдов погонщик их, не могла найти
Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей.
И вернулась я, где идти не зная, и не могла
От тоски очнуться и горести и страдания.
Тяжелей всего на пути обратном злорадный был,
Что пришел ко мне, и имел он облик смиренного.
О душа моя, коль вдали любимый, покинь тогда
Жизнь приятную, и на долгий век не надейся ты.
О владыка мой, прислушайся к речам любви,
Пусть не будет так, чтоб не вняло сердце речам моим.
О любви преданья связал я цепью с диковинным
И чудесным, так что кажется, что я Асмаи..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
|
