 |
|
Пятьдесят седьмая ночь
Когда же настала пятьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что купец подошел к Нузхат-аз-Заман и, смущенный ее
красотою и прелестью, и, сев с нею рядом, сказал ей: "О госпожа моя, как
твое имя?" - "Ты спрашиваешь о моем сегодняшнем имени или о прежнем?" -
спросила девушка. "А у тебя есть два имени?" - сказал купец, и девушка
ответила: "Да, мое имя до этого было было Нузхат-аз-Заман [117], а сегодня
мое имя Гуссат-аз-Заман" [118].
И когда купец услышал эти слова, его глаза наполнились слезами, и он
спросил: "А есть у тебя больной брат?" - "Да, клянусь Аллахом, господин
мой, - отвечала она, - но время разлучило меня с ним, когда он был в Ие-
русалиме". И купец растерялся, увидя ее ум и нежность ее разговора, и
сказал про себя: "Прав был бедуин в том, что говорил!" А Нузхат-аз-Заман
вспомнила своего брата, больного, на чужой стороне, и свою разлуку с
ним, когда он был нездоров, и не знала она, что с ним случилось. И ей
вспомнилось, как произошло у нее это дело с бедуином и что она далеко от
матери и отца и своего царства, и слезы побежали по ее щекам, и она не
стала сдерживать их потока и произнесла такие стихи:
"Где б ты ни был, храпим да будешь Аллахом
О ушедший, но в сердце вечно живущий!
И да будет Аллах к тебе всюду близок,
Охраняя от бед тебя и несчастий.
Скрылся ты, и глаза мои так тоскуют,
И струятся, и как еще, мои слезы.
Если б знать мне, в каком краю и стране ты
Обитаешь, в каком дому или стане!
Если жизни ты воду пьешь, свеж, как роза,
Мне напитком лишь горькие служат слезы.
Если спишь ты когда-нибудь, знай, что уголь
Ночи долгой лежит меж мною и постелью.
Мое сердце все вынесет, - не разлуку -
Все другое снести ему уж не тяжко".
Услыхав сказанные ею стихи, купец заплакал и протянул руку, чтобы
утереть слезы с ее щек, но она закрыла лицо и сказала: "Берегись этого,
господин!"
А кочевник сидел и смотрел на нее, когда она закрыла лицо от купца,
хотевшего утереть слезы на ее щеке. И он подумал, что девушка не дает
ему себя осмотреть, и, вскочив, подбежал к ней с верблюжьим поводом,
бывшим у него, и поднял руку и ударил ее по плечам, и удар оказался так
силен, что она упала на землю вниз лицом. И камешек на земле попал ей в
бровь и пробил ее, так что кровь потекла по ее лицу, и она испустила
громкий крик и почти лишилась сознания, и заплакала, и купец заплакал с
нею. "Я непременно куплю эту девушку, хотя бы ценою ее было столько зо-
лота, сколько в ней веса. Я избавлю ее от этого злодея!" - воскликнул
купец. И он принялся ругать бедуина, а девушка была в бесчувствии. И,
придя в себя, она вытерла с лица слезы и кровь и повязала голову, и,
подняв взор к небу, стала взывать к своему владыке с опечаленным серд-
цем. И она произнесла:
"О, сжальтесь над благородною,
Что в притесненье низкой стала.
И плачет, и слез потоки льет,
И молвит: "Не спастись от рока!"
А кончив эти стихи, она обратилась к купцу и сказала ему тихим голо-
сом: "Ради Аллаха, не оставляй меня у этого злодея, который не знает Ал-
лаха великого! Если я проведу у него эту ночь, я убью себя своей рукой.
Избавь же меня от него, Аллах избавит тебя от огня геенны". И купец под-
нялся и сказал бедуину: "О шейх арабов, эта девушка не то, что тебе нуж-
но; продай мне ее за сколько хочешь". - "Бери ее, - отвечал бедуин, - и
давай плату за нее, а не то я ее отведу на кочевье и заставлю ее соби-
рать навоз и пасти верблюдов". - "Я дам тебе пятьдесят тысяч динаров", -
предложил купец, но бедуин ответил: "Аллах великий поможет!" - "Семьде-
сят тысяч динаров", - сказал купец. "Аллах поможет! - отвечал бедуин, -
это меньше денег, затраченных на нее. Она съела у меня ячменных лепешек
на девяносто тысяч динаров". - "И ты, и твоя семья, и твое племя за всю
жизнь не съели на тысячу динаров ячменя! - воскликнул купец. - Я скажу
тебе одно слово, и если ты не согласишься, укажу на тебя наместнику Да-
маска, и он возьмет у тебя девушку силой". - "Говори", - молвил бедуин,
и купец сказал: "За сто тысяч динаров". - "Я продал ее тебе за такую це-
ну и считаю, что купил на эти деньги соли", - сказал бедуин. И, услышав
это, купец рассмеялся и пошел в свое убежище и принес ему деньги. Он от-
дал их бедуину, и тот взял их, думая про себя: "Обязательно съезжу в Ие-
русалим; может быть, я найду ее брата, и привезу его и продам", а потом
он сел и ехал, пока не прибыл в Иерусалим" Он отправился в хан и спросил
о ее брате, но не нашел его - и вот то, что с ним было. Что же касается
купца и Нузхат-аз-Заман, то купец, получив девушку, накинул на нее
кое-что из своей одежды и пошел с ней в свое жилище..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят восьмая ночь
Когда же настала пятьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что купец, получив Нузхат-аз-Заман от бедуина, пошел
с нею в свое жилище и одел ее в роскошнейшие одежды. А потом он взял ее
и отправился с нею на рынок, где набрал ей драгоценностей, какие она по-
желала, и, сложив их в кусок атласа, положил его перед Нузхат-аз-Заман и
сказал: "Все это для тебя. И я хочу только, чтобы ты, когда я приведу
тебя к султану, наместнику Дамаска, осведомила его о иене, за которую я
тебя купил (пусть этого было мало за один твой ноготь!). А когда ты ока-
жешься у него и он купит тебя у меня, расскажи ему, что я для тебя сде-
лал, и попроси у него для меня султанскую грамоту с рекомендацией. Я
отправлюсь с нею к его отцу, владыке Багдад", Омару ибн ан-Нуману, и он
не позволит брать с меня пошлины за материю и за все, чем я буду торго-
вать".
Услышав его слова, Нузхат-аз-Заман заплакала и зарыдала, и купец ска-
зал ей: "О госпожа, я вижу, что всякий раз, как я вспоминаю о Багдаде,
твои глаза льют слезы. У тебя там есть кто-нибудь, кого ты любишь? Если
это купец или кто иной, расскажи мне о нем; я знаю всех, кто там есть, и
купцов и других. А если хочешь послать письмо, я ему доставлю его". -
"Клянусь Аллахом, у меня там нет знакомых, ни купцов, ни других, я знаю
только царя Омара ибн ан-Нумана, владыку Багдада", - отвечала девушка.
И, услышав ее слова, купец засмеялся и очень обрадовался и воскликнул
про себя: "Клянусь Аллахом, я достиг того, чего желаю! А тебя раньше
предлагали ему?" - спросил он. "Нет, но я воспитывалась вместе с до-
черью, - отвечала девушка. - Я была ему дорога, и он оказывал мне
большое уважение. И если ты желаешь, чтобы царь Омар ибн ан-Нуман напи-
сал тебе то, что ты хочешь, принеси мне чернильницу и перо, и я напишу
для тебя письмо, а ты, как войдешь в город Багдад, вручи это письмо из
рук в руки царю Омару ибн ан-Нуману и скажи ему: "Твою невольницу, Нуз-
хат-аз-Заман, попирали превратности дней и ночей, так что она продава-
лась из места в место. Она передает тебе привет". А если он спросит тебя
обо мне, скажи ему, что я у наместника Дамаска".
И купец удивился ее красноречию, и его любовь к ней увеличилась. "Я
думаю, - сказал он, - что люди обманули твой ум и продали тебя за
деньги. Хранишь ли ты в памяти Коран?" - "Да, - отвечала девушка, - и я
знаю философию и врачеванье и введение в науку и "Изъяснение" врача Га-
лена [119] на "Афоризмы" Гиппократа, и я его тоже толковала. Я читала
"Тезкире", изъясняла "Бурхан", читала "Трактат о простых лекарствах" ибн
аль-Байтара [120], рассуждала о "Мекканском Каноне" ибн Сины, разгадывала
загадки, чертила фигуры, рассуждала о геометрии и хорошо усвоила анато-
мию. Я читала книги шафиитов [121], предания и грамматику, вела прения с
учеными и рассуждала обо всех науках, и я сильна в логике, красноречии,
счете и составлении календарей, знаю духовные науки и время молитвы, и
уразумела все эти науки".
Потом Нузхат-аз-Заман сказала купцу: "Принеси мне чернильницу и бума-
гу! Я напишу письмо, которое поможет тебе в твоем путешествии и избавит
тебя от нужды в подорожных". И, услышав эти слова, купец закричал:
"Прекрасно, прекрасно! О, счастье того, в чьем дворце ты будешь!" А по-
том он взял чернильницу, бумагу и медный калам и принес ей все это, по-
целовав землю из уважения к ней. И Нузхат-аз-Заман взяла свиток и калам
и написала такие стихи:
"Я вижу, что сон бежит, летя от очей моих;
Не ты ли бессоннице глаза научил мои?
Зачем, коль тебя я вспомню, в сердце огонь горит?
Всегда ли влюбленный так любовь вспоминал свою?
Аллах наши дни вспои, что сладостны были так!
Ушли! Но их сладостью не сыто желание.
Я ветер с мольбой прошу, ведь ветер песет всегда
От страсти безумному из стран ваших новости,
Вам любящий сетует, лишенный защитника!
Разлука вершит дела, и камень дробящие".
А потом, кончив писать эти стихи, она написала такие слова:
"Говорит та, которую уничтожили думы и истощила бессонница, в чьем
мраке не найти огня, и не отличает она ночи ото дня, ворочаясь на ложе
разлуки и насурьмянясь иглой бессонницы. И наблюдает она звезды и прон-
зает взором мрак, и растаяла она от дум и от истощения, и долог рассказ
о ее положении, и нет ей помощника, кроме слез".
И она написала такие стихи:
"Если заворкует голубь утром в ветвях густых,
Шевелится уж во сне убийца - тоска моя.
И только вздохнет, тоскуя, страстно стремящийся
К любимым, уже сильней становится грусть моя"
На страсть я тем сетую, в ком нет ко мне милости.
Как часто душа и плоть любовью разлучены!"
А затем глаза ее пролили слезы, и она написала такое двустишие:
"Любовь извела тоской в разлуки день тело мне:
Когда разлучились мы - расстался мой глаз со сном.
Я телом так худ, что хоть и муж я, но видеть ты
Едва ли могла б меня, не слыша речей моих".
И она пролила из глаз слезы и затем написала внизу квитка: "Это
письмо от той, кто вдали от близких и родных, от опечаленной сердцем и
душой Нузхат-аз-Заман. А потом она свернула свиток и подала его купцу, и
тот взял его и поцеловал, и, узнав, что в нем написано, он обрадовался и
воскликнул: "Да будет превознесен тот, кто придал тебе образ..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят девятая
Когда же настала пятьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что Нузхат-аз-Заман написала письмо и подала его куп-
цу, а тот взял его и прочел и, узнав его содержание, воскликнул: "Да бу-
дет превознесен тот, кто придаст тебе образ!"
И он стал оказывать ей еще большее уважение и целый день был с нею
ласков; когда же приблизилась ночь, он пошел на рынок, принес кое-чего и
накормил девушку, а потом он пошел с нею в баню и, приведя к ней банщи-
цу, сказал: "Когда кончишь мыть ей голову, одень ее в одежды и пришли
сказать мне об этом". И банщица отвечала:
"Слушаю и повинуюсь!" А купец принес девушке кушаний и плодов и све-
чей и поставил все эта на скамейку в бане, и, когда банщица кончила мыть
девушку, она надела на нее одежду, и Нузхат-аз-Заман вышла из бани и се-
ла на скамейку в предбаннике, а банщица послала уведомить ее. И Нуз-
хат-аз-Заман выйдя, увидала, что столик с едой уже подан, и они с банщи-
цей поели плодов и кушаний, а остаток отдали рабочему в бане и сторожу.
Потом девушка проспала до утра, а купец переночевал в стороне от нее, в
другом месте. А проснувшись, он разбудил Нузхат-аз-Заман и принес ей
тонкую рубашку. И он взял головной платок в тысячу динаров и вышитое
платье из турецких одежд, и сапожки, расшитые червонным золотом и уни-
занные жемчугом и драгоценными камнями, а в уши девушки он вдел золотые
кольца в тысячу динаров, украшенные жемчугом. Он надел ей на шею, между
грудями, золотое ожерелье, и цепь из амбры, спускающуюся ниже груди, до
пупка, а на этой цепи было десять шариков и девять полумесяцев, и посре-
дине каждого полумесяца был оправленный рубин. И эта цепь стоила три ты-
сячи динаров, а каждый шар - двадцать тысяч дирхемов, и вся одежда, в
которую купец облачил девушку, обошлась в большие деньги.
И, одев ее, купец приказал ей украситься, и она убралась в лучшие ук-
рашения, и опустила на глаза покрывало, и пошла, а купец пошел впереди
нее, и когда люди увидали ее, они были ошеломлены ее красотой и говори-
ли: "Благословен Аллах, лучший из творцов! Счастье тому, у кого эта де-
вушка". И купец шел, а Нузхат-аз-Заман шла сзади, пока он не вошел к
султану Шарр-Кану, а войдя к нему, он поцеловал землю меж его рук и ска-
зал: "О счастливый царь, я привел тебе в подарок девушку, диковинную по
качествам, которой нет равных в наше время; она обладает и прелестью и
милостью!" - "Дай мне увидеть ее воочию", - сказал царь. И купец вышел и
привел девушку, и она шла за ним, пока он не поставил ее перед царем
Шарр-Каном.
И когда тот увидел ее, кровь устремилась к родной крови, хотя Нуз-
хат-аз-Заман покинула его, когда была маленькой и он не видал ее; только
через некоторое время после ее рождения он услышал, что у него есть
сестра, по имени Нузхат-аз-Заман, и брат, по имени Дау-аль-Макан, и воз-
ненавидел их обоих, боясь, что они отнимут у него царство. Вот почему он
мало знал о них. А купец, подведя к нему девушку, сказал: "О царь време-
ни, она чудо красоты и прелести, так что нет ей соперниц в ее время, и
при этом она знает все пауки, и светские, и гражданские, и точные". -
"Возьми за нее столько, за сколько ты ее купил, и оставь ее, и иди своей
дорогой", - сказал царь купцу. И тот ответил: "Слушаю и повинуюсь, но
напиши указ, чтобы мне никогда не платить десятины с моих товаров". - "Я
сделаю это прежде всего, - молвил царь, - но скажи мне, сколько ты отве-
сил в уплату за нее?" - "Я отвесил за нее сто тысяч динаров и надел на
нее одежд на сто тысяч динаров", - ответил купец. И, услышав это, царь
сказал: "Я дам тебе за нее больше этого""
И затем он позвал своего казначея и сказал ему: "Дай этому купцу
триста двадцать тысяч динаров, - пусть ему будет сто двадцать тысяч ди-
наров прибыли". А потом султан Шарр-Кан призвал четырех судей и вручил
купцу деньги в их присутствии, а судьям он сказал: "Беру вас в свидете-
ли, что я освободил эту невольницу и желаю взять ее в жены". И судьи
составили свидетельство об ее освобождении, а потом они написали ее
брачную запись, и царь бросал на головы присутствующих золото во мно-
жестве, и слуги и евнухи подбирали деньги, которые царь кидал им.
А после этого царь Шарр-Кан велел написать купцу указ, вручив ему
сначала деньги, и написал постановление на вечные времена, чтобы ему ни-
когда не платить со своей торговли ни десятины, ни пошлины, и чтобы ник-
то во всем царстве не причинил ему зла. И затем он велел дать ему вели-
колепную одежду..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до шестидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до шестидесяти, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что царь Шарр-Кан приказал написать купцу
указ, вручив ему сначала деньги, и написал постановление на вечные вре-
мена, чтобы ему не платить со своей торговли десятины и чтобы никто в
царстве не причинил ему зла, и велел дать ему великолепную одежду. И все
ушли, и у него остались только судьи и купец. И Шарр-Кан сказал судьям:
"Я хочу, чтобы вы послушали речи этой девушки, указывающие на ее образо-
ванность и знания и осведомленность во всем, о чем говорил этот купец, и
проверили истинность его слов". - "Это не плохо", - ответили судьи. И
царь велел опустить занавес, чтобы закрыть себя и тех, кто был с ним, от
девушки и сопровождающих, и все женщины, бывшие с девушкой за занавесом,
начали поздравлять ее и целовать ей руки и ноги, узнав, что она стала
женой царя, а затем они принялись ходить вокруг нее и сняли с нее
платье, облегчив ее от тяжести одежд, и смотрели на ее красоту и пре-
лесть. И жены эмиров и везирей прослышали, что царь ШаррКан купил не-
вольницу, которой нет равной по красоте, знанию и мудрости и искусству
считать и что она объяла все пауки, и царь отвесил в уплату за нее трис-
та двадцать тысяч динаров.
И он освободил ее и написал свой брачный договор с ней, и призвал че-
тырех судей для испытания девушки, чтобы она им ответила на то, о чем ее
спросят, вступив с всю в диспут.
И женщины отпросились у своих мужей и пошли во дворец, где была Нуз-
хат-аз-Заман и, войдя к ней, они увидели, что евнухи стоят перед нею. И
когда Нузхат-азЗаман увидела жен эмиров, везирей и вельмож, которые вхо-
дили к ней, она поднялась на ноги и пошла им навстречу, а невольницы
встали сзади нее, и она встретила женщин словами: "Добро пожаловать!" -
и улыбнулась им в лицо, пленив их сердца, а затем она обещала им великие
блага, и рассадила их по местам, словно она воспитывалась вместе с ними.
И они удивились, как она умна и образованна при своей прелести и красо-
те, и говорили одна другой: "Это не невольница! Нет, это царевна, дочь
царя!"
И они сидели, возвеличивая ее сан, и говорили ей:
"О госпожа, наш город озарен тобою, и ты оказала почет нашей местнос-
ти и стране и родине и царству. И это горство - твое царство, и дворец -
твой дворец, и мы все - твои невольницы. Ради Аллаха, не лишай нас твоих
милостей и лицезрения твоей красоты!" И девушка поблагодарила их за это.
И при всем том занавеска была опущена, отделяя ее и женщин, бывших с
нею, от царя Шарр-Кана, четырех судей и купца, которые сидели рядом с
царем. И царь Шарр-Кан позвал ее и сказал: "О царица, великая в свое
гремя, этот купец приписывает тебе знания и образованность и утверждает,
что ты сведуща во всех науках, даже и щуке о звездах. Дай нам услышать
что-нибудь из того, о чем ты упоминала этому купцу, и изложи из этого
немного глав".
Услышав его слова, девушка сказала: "Слушаю и повинуюсь, о царь! Пер-
вая глава - о делах управления и достоинствах царей и о том, что подоба-
ет вершителям судеб и какие должно иметь им качества, угодные Аллаху.
Знай, о царь, что хорошие свойства права объединены в делах веры и мирс-
кой жизни. Никто не достигнет вершин иначе, как через жизнь долгую, ибо
она - прекрасный путь к будущей жизни, а обстоятельства дальнего мира
украшаются деяниями его обитателей; занятия же людей делятся на четыре
разряда: властвование, торговля, земледелие и ремесла.
Властвующему приличествует совершенное умение управлять и безошибоч-
ная проницательность, ибо властьстержень благополучия в здешней жизни,
она есть путь к жизни будущей. Аллах великий предназначил жизнь для ра-
бов своих, подобно запасам для путника, помогающим достичь цели. И над-
лежит всякому человеку брать от нее в той мере, чтобы приблизиться к Ал-
лаху, и не следовать к Этом своей душе и своим страстям. И если бы люди
брали от благ мира по справедливости, наверное бы прекратились распри;
но люди захватывают их насилием, следуя своим страстям, так возникают из
увлечений их тяжбы. И нужен им поэтому властитель, чтобы устанавливал он
справедливость между ними и устраивал их дела. И если бы царь не удержи-
вал людей друг от друга, сильный наверно одолел бы слабою.
Говорил Ардешир: [122] "Вера и власть - близнецы, вера - сокровище, а
власть - страж". Установления веры и умы людей указывают, что людям над-
лежит назначить власть, которая защищала бы обиженною от обидчика и ока-
зывала бы справедливость слабому против сильного, сдерживая злобу прес-
тупных и насильников.
И знай, о царь, что каковы достоинства султана, таково и время.
Сказал посланник Аллаха, - да благословит его Аллах и да приветству-
ет: "Если два сословия среди людей праведны, - и люди будут праведны, а
если они не праведны, то неправедны и люди, - это ученые и эмиры".
Сказал некий мудрец: "Царей бывает три рода: царь благочестивый,
царь, оберегающий святыни, и царь, предающийся страстям. Что до царя
благочестивого, то он понуждает подданных следовать их вере, и ему долж-
но быть благочестивей всех, так как он тог, чьему примеру подражают в
делах благочестия. И людям надлежит повиноваться его велениям, согласным
с законами; он не должен ставить гневного на то же место, что и до-
вольного, будучи покорен судьбе.
А царь, охраняющий святыни, - тот печется о делах мирских и о делах
веры, заставляет людей следовать закону и блюсти человечность. Он должен
соединять в руках меч и перо, ибо кто отступит от начертанного пером, -
оступится нога его. И царь выпрямляет искривленное острием меча и расп-
ространяет справедливость среди всех тварей.
Что же до царя, предающегося страстям, то нет у него веры, кроме
удовлетворения своей страсти, и не страшится он гнева своего владыки,
давшего ему власть. Исход же царства его - уничтожение, а предел его
преступлений - обитель гибели.
Сказали мудрецы: "Царь нуждается во многих людях, а люди нуждаются в
одном человеке. Поэтому необходимо ему знать их качества, чтобы мог он
привести разногласия их к согласию и объять их своей справедливостью и
осыпать их милостями". И знай, о царь, что Ардешир, называемый Джамр Ше-
дид [жаркий уголь.] (а он третий из царей персов), покорил все области и
разделил их на четыре части. И он сделал себе поэтому четыре перстня -
по перстню на каждую часть своего царства. И первый перстень был перс-
тень моря, стражи и охраны, и он написал на нем: "Власть"; второй перс-
тень был перстень подати и сбора денег, и он написал на нем: "Процвета-
ние"; третий перстень был перстень продовольствия, и на нем было написа-
но: "Изобилие", а четвертый перстень был перстень жалоб, и на нем он на-
писал: "Справедливость". И эти обычаи остались и утвердились у персов,
пока не появился ислам.
Хосрой написал своему сыну, который был во главе его войска: "Не будь
слишком щедр к своему войску, - оно перестанет нуждаться в тебе..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят первая ночь
Когда же настала шестьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что Хосрой написал своему сыну: "Не будь слишком щедр
к своему войску, - оно перестанет нуждаться в тебе. И не стесняй его,
чтобы оно не стало тяготиться тобою. Одаряй его даром умеренным и наг-
раждай его милостиво; при изобилии будь щедр к не стесняй в беде ".
Рассказывают, что один араб-кочевник пришел к альМансуру [123] и сказал
ему: "Мори свою собаку голодом, и она пойдет за тобою". И аль-Мансур
разгневался на араба, услышав эго от него, но Абуль-Аббас ат-Туси сказал
ему: "Я боюсь, что кто-нибудь другой махнет ей лепешкой и она пойдет за
ним и оставит тебя", И гнев альМансура утих, и он понял, что это слово
безошибочное, и велел дать арабу подарок.
Знай, о царь, что халиф Абд-аль-Мелик ибн Мерван написал своему брату
Абд-аль-Азизу, когда отправил его в Египет: "Наблюдай за твоими писцами
и за придворными. Писцы скажут тебе о положении, от придворных ты узна-
ешь дворцовые обряды, а уходящий от тебя познакомит тебя с твоим войс-
ком".
Когда Омар ибн аль-Хаттаб [124], - да будет доволен им Аллах! - нанимал
слугу, он ставил ему четыре условия: "Не ездить на вьючных лошадях, не
носить тонких одежд, не проедать военной добычи и не откладывать молит-
вы". Сказано: нет богатства лучше разума; нет разума лучше предвидения и
рассудительности; нет пользы, равной поддержке свыше; нет торговли, рав-
ной добрым делам; нет прибыли, равной награде Аллаха; нет благочестия
выше соблюдения предела закона; нет знания, равного размышлению; нет
подвижничества выше исполнения предписаний веры; нет веры выше скромнос-
ти; нет расчета выше смирения и нет чести выше знания. Береги голову с
тем, что она содержит, и тело с тем, что оно вмещает, и почни о смерти и
испытании.
Сказал Алий [125], - да почтит Аллах лик его: "Бойтесь дурных женщин и
будьте от них настороже. Не советуйтесь с ними в делах, но не скупитесь
на милость к ним, чтобы они не пожелали учинить козни". И сказал он:
"Кто оправит умеренность, тот смутится умом". И ему принадлежат изрече-
ния, которые мы приведем, если захочет великий Аллах.
Говорил Омар, - да будет доволен им Аллах: "Женщин бывает три рода:
жена, предавшаяся Аллаху, богобоязненная, любящая и плодовитая, помогаю-
щая мужу против судьбы и не помогающая судьбе против мужа; и другая, что
печется о дитяти, но не больше того; и третья - цепь, которую Аллах нак-
ладывает на чью хочешь шею. Мужчин бывает также три рода: муж разумный,
когда он действует согласно своему мнению; и другой - разумней его, ко-
торый, если случится с ним чтонибудь, последствий чего он не знает, идет
к людям, правильно мыслящим, и поступает по их совету; и третий - нере-
шительный, не знающий прямого пути и не подчиняющийся наставнику.
Справедливость необходима во всех вещах, даже невольницы нуждаются в
справедливости; приводят же как пример разбойников с дороги, которые
постоянно обижают людей; если бы они не были справедливы друг к другу и
не соблюдали правил при дележе, их порядок наверно бы нарушился. Говоря
кратко, владыка благородных качеств - великодушие и благонравие, и как
прекрасны слова поэта:
Дарами и кротостью над племенем юноша
Царит, и легко тебе ему быть подобным.
А другой сказал:
Устойчивость - в кротости, величье - в прощении,
Спасенье - в правдивости для тех, кто правдивым был.
Кто хочет хвалу снискать деньгами, пусть будет тот
В ристании щедрости всегда впереди других.
И затем Нузхат-аз-Заман говорила об управлении парей, пока при-
сутствующие не сказали: "Мы не видели никого, кто бы рассуждал об управ-
лении так, как эта девушка. Быть может, она скажет нам что-нибудь об
ином предмете".
И Нузхат-аз-Заман услышала и поняла, что они сказали, и молвила: "Что
же до отдела о вежестве, то это обширное поле, ибо в вежесгве слияние
всех совершенства.
Случилось, что к Муавии [126] вошел один из ею сотрапезников и упомянул
о жителях Ирака и их здравых суждениях. А жена Муавии Мейсун, мать Язи-
да, слушала их разговор. И когда он ушел, она сказала: "О повелитель
правоверных, мне хотелось бы, чтобы ты разрешил людям из Ирака войти к
тебе и поговорить с тобою, а я послушаю их речи". - "Посмотрите, кто
есть у дверей", - сказал Муавия, и ему ответили: "Бену-Темим". - "Пусть
войдут", - молвил халиф.
И они вошли, и с ними был аль-Ахиф ибн Кайс [127]. (Подойди ближе,
Абу-Бахр, - сказал Муавия (а он велел опустить занавеску, чтобы и Мейсун
могла слушать их). - О Абу-Бахр, что ты мне посоветуешь?" - спросил он.
И аль Ахнар ответила: "Разделяй волосы пробором, подстригай усы, подре-
зай ногти, выщипывай волосы под мышками, брей лобок, и всегда употребляй
зубочистку - в этом семьдесят две добродетели. И пусть омовение в пятни-
цу будет очищением от того, что было между двумя пятницами..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят вторая ночь
Когда же настала шестьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что аль-Ахнаф ибн Кайс сказал Муавии, когда тог спро-
сил его: "И всегда употребляй зубочистку, ибо в этом семьдесят две доб-
родетели, а омовение в пятницу - очищение от того, что было между двумя
пятницами". - "А что ты посоветуешь себе самому?" - спросил Муавия.
"Ступать ногами по земле, передвигать их, не торопясь, и наблюдать за
ними оком", - ответил аль-Ахнаф. А Муавия продолжал: "Как ты поступаешь,
когда входишь к людям из твоего племени, стоящим ниже эмиров?" - "Я
скромно склоняю голову, приветствую первый, оставляю то, что меня не ка-
сается, и мало говорю", - отвечал аль-Ахнаф.
"А как ты поступаешь, входя к равным себе?" - спросил халиф. И
аль-Ахнаф ответил: "Я слушаю, когда они говорят, и не нападаю, когда они
нападают". - "А как ты держишь себя, когда входишь к твоим повелителям?"
- "Я приветствую их, не делая знака, и жду ответа; если мне велят приб-
лизиться, я приближаюсь, а если отдаляют меня, отдаляюсь", - ответил
аль-Ахнаф.
И Муавия спросил: "Как ты поступаешь с твоей женой?" - "Уволь меня от
этого, повелитель правоверных", - сказал аль-Ахнаф. Но Муавия восклик-
нул: "Заклинаю тебя, расскажи мне!" И аль-Ахнаф сказал: "Я обращаюсь с
ней хорошо, проявляю к ней дружбу и щедро одаряю - ведь женщина создана
из кривого ребра". - "А что ты делаешь, когда хочешь познать ее?" -
спросил халиф. И аль-Ахнаф сказал: "Я говорю с ней, пока она сама не по-
желает, и целую ее, пока она не заволнуется, и если бывает то, о чем ты
знаешь, я валю ее на спину. И когда капля утверждается в ее лоне, я го-
ворю: "О боже, сделай ее благословенной и не делай ее несчастной, но
придай ей прекрасный образ". А потом я поднимаюсь с нее для омовения и
лью воду на руки, а затем обливаю тело и воздаю хвалу Аллаху за дарован-
ное мне благо". - "Ты отличился в ответе! - воскликнул Муавия. - Скажи
теперь о своих нуждах". - "Мне нужно, чтобы ты был богобоязнен, управляя
своими подданными, и оказывал им равную справедливость", - ответил
аль-Ахнаф и, поднявшись, удалился из покоев Муавии. И когда он ушел,
Мейсуп сказала: "Если бы в Ираке был только он, этого бы Ираку до-
вольно".
А вот, - продолжала Нузхат-аз-Заман, - частила из того, что относится
к вежеству. Знай, о царь, что Муайкиб управлял казной в халифат Омара
ибн аль-Хаттаба..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
|
