 |
|
Рассказывают также, о счастливый царь, что был во время халифата Ха-
руна ар-Рашида один человек по имени Ахмед-ад-Данаф и другой - по имени
Хасан-Шуман. И были они творцами козней и хитростей и совершали дивные
дела, и по эй причине наградил халиф Ахмеда-ад-Данафа почетной одеждой и
назначил его начальником правой стороны, и наградил он Хасана-Шумана по-
четной одеждой и назначил его начальником левой стороны, и положил каж-
дому из них жалованье - всякий месяц тысячу динаров. И находилось у каж-
дого из них под рукою сорок человек. И было предписано Ахмеду-ад-Данафу
наблюдение за сушей.
И выехали Ахмед-ад-Данаф с Хасаном-Шуманом и теми, кто был под их
властью, на копях, и эмир Халидвали был с ними, и глашатай кричал: "Сог-
ласно приказанию халифа, нет в Багдаде начальника правой стороны, кроме
начальника Ахмеда-ад-Данафа, и нет в Багдаде начальника левой стороны,
кроме начальника Хасана-Шумана, и слова их должно слушаться, и уважение
к ним обязательно!"
А была в городе старуха по имени Далила-Хитрица, и была у нее дочь,
по имени Зейнаб-мошенница; и они услышали крик глашатая, и Зейнаб сказа-
ла своей матери Далиле: "Посмотри, матушка, этот Ахмед-ад-Данаф пришел
из Каира, когда его оттуда прогнали, и играл в Багдаде всякие штуки, по-
ка не приблизился к халифу и не стал начальником правой стороны. А тот
шелудивый парень, Хасан-Шуман, сделался начальником левой стороны, и у
него накрывают стол по утрам и по вечерам, и положено им жалованье -
каждому тысяча динаров во всякий месяц. А мы сидим в этом доме без дела,
нет нам ни почета, ни уважения, и нет у нас никого, кто бы за нас попро-
сил".
А муж Далилы был прежде начальником в Багдаде, и ему была положена от
халифа каждый месяц тысяча динаров; и он умер и оставил двух дочерей:
дочь замужнюю, у которой был сын по имени Ахмед-аль-Лакит, и дочь неза-
мужнюю по имени Зейнаб-мошенница. И Далила умела устраивать хитрости,
обманы и плутни и ухитрялась выманивать большую змею из ее норы, и Иблис
учился у нее хитростям. Ее отец был у халифа башенником, и ему полага-
лось жалованье - каждый месяц тысяча динаров. Он воспитывал почтовых го-
лубей, которые летают с письмами и посланиями, и всякая птица в минуту
нужды была халифу дороже, чем какой-нибудь из его сыновей.
И Зейнаб сказала своей матери: "Иди устрой хитрости и плутни, может
быть, из-за этого разнесется о нас слава в Багдаде и будет нам жалованье
нашего отца..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто девятая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто девятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Зейнаб-мошенница сказала своей матери:
"Иди устрой нам хитрости и плутни, может быть, распространится о нас
из-за этого слава в Багдаде и будет нам жалованье нашего отца.
"Клянусь твоей жизнью, о дочка, - сказала Далила, - я сыграю в Багда-
де штуки посильнее штук Ахмеда-ад-Данафа и Хасана-Шумана!"
И она поднялась и, закрыв лицо платком, надела одежду факиров и суфи-
ев, и оделась в платье, спускавшееся ей до пят, и в шерстяной халат и
повязалась широким поясом. Потом она взяла кувшин, наполнила его водой
по горлышко и, положив на отверстие его три динара, прикрыла отверстие
куском пальмового лыка. А на шею она надела четки величиной с вязанку
дров, и взяла в руки палку с красными и желтыми тряпками, и вышла, гово-
ря: "Аллах! Аллах!" - и язык произносил славословие, а сердце скакало по
ристалищу мерзости.
И она начала высматривать, какую бы сыграть в городе штуку, и ходила
из переулка в переулок, пока не пришла к одному переулку, выметенному,
политому и вымощенному.
И она увидела сводчатые ворота с мраморным порогом и матрибинца-прив-
ратника, который стоял у ворот; и был это дом начальника чаушей [587] ха-
лифа, и у хозяина дома были поля и деревни, и он получал большое жало-
ванье. И звали его: эмир Хасан Шарр-ат-Тарик [588], и назывался он так
лишь потому, что удар опережал у него слово.
И был он женат на красивой женщине и любил ее, и в ночь, когда он во-
шел к ней, она взяла с него клятву, что он ни на ком, кроме нее, не же-
нится и не будет ночевать вне дома. И в один из дней ее муж пошел в ди-
ван и увидел с каждым из эмиров сына идя двоих сыновей. А он как-то хо-
дил в баню и посмотрел на свое лицо в зеркало и увидел, что белизна во-
лос его бороды покрыла черноту, и сказал себе: "Разве тот, кто взял тво-
его отца, не наделит тебя сыном?"
И потом он вошел к жене, сердитый. И она сказала ему: "Добрый вечер!"
И эмир воскликнул: "Уходи от меня! С того дня, как я увидел тебя, я не
видел добра". - "А почему?" - спросила его жена. И он сказал: "В ночь,
когда я вошел к тебе, ты взяла с меня клятву, что я ни на ком, кроме те-
бя, не женюсь, а сегодня я видел, что у каждого эмира есть по сыну, а у
некоторых - двое; и я вспомнил про смерть и про то, что мне не досталось
ни сына, ни дочери, а у кого нет сына, о том не вспоминают. Вот причина
моего гнева. Ты бесплодная и не несешь от меня!" - "Имя Аллаха над то-
бой! - воскликнула его жена. - Я пробила все ступки, толча шерсть и
зелья, и нет за мной вины. Задержка от тебя: ты плосконосый мул, и твой
белок жидкий - он не делает беременной и не приносит детей". - "Когда
вернусь из поездки, женюсь на другой", - сказал эмир. И жена его отвеча-
ла: "Моя доля у Аллаха!" И эмир вышел от нее, и оба раскаялись, что по-
носили друг друга.
И когда жена эмира выглядывала из окна, подобная невесте из сокровищ-
ницы - столько было на ней украшений, Далила вдруг остановилась и увиде-
ла эту женщину, и заметила на ней украшения и дорогие одежды, и сказала
себе: "Нет лучше ловкости, о Далила, чем забрать эту женщину из дома ее
мужа и оголить ее от украшений и одежды и взять все это".
И она остановилась и стала поминать Аллаха под окном дворца, говоря:
"Аллах! Аллах!" И жена эмира увидала старуху, одетую в белые одежды, по-
хожую на купол из света и имевшую облик суфиев, которая говорила: "Яви-
тесь, о друзья Аллаха!" И женщины с той улицы высунулись из окон и стали
говорить: "Вот явная поддержка Аллаха! От лица этой старицы исходит
свет!" И Хатун, жена эмира Хасана, заплакала и сказала своей невольнице:
"Спустись, поцелуй руку шейху Абу-Али, привратнику, и скажи ему: "Дай ей
войти, этой старице, чтобы мы получили через нее благодать".
И невольница спустилась и поцеловала привратнику руку и сказала: "Моя
госпожа говорит тебе: "Дай этой старице войти к моей госпоже, чтобы она
получила через нее благодать..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до семисот
Когда же настала ночь, дополняющая до семисот, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что невольница спустилась к привратнику и ска-
зала ему: "Моя госпожа говорит тебе: "Дай этой старице войти к моей гос-
поже, чтобы она получила через нее благодать - быть, ее благодать покро-
ет нас всех".
И привратник пошел к Далиле я начал было целовать ей руку, но она не
дала ему и сказала: "Отдались от меня, чтобы не испортить мне омовения!
Ты тоже суфий - влекомый к Аллаху, наблюдаемый друзьями Аллаха. Аллах
освободил тебя от этой службы, о Абу-Али".
А привратнику приходилось с эмира его жалованье за три месяца, и он
был стеснен и не знал, как вырвать деньги у этого эмира. "О матушка, на-
пои меня из твоего кувшина, чтобы я получил через тебя благодать", -
сказал он Далиле. И та сняла кувшин с плеча и помахала им в воздухе и
тряхнула рукой так, что лыко слетело с отверстия кувшина, и три динара
упали на землю, и привратник увидел их и подобрал. "Вот нечто от Аллаха!
- воскликнул он. - Эта старица - одна из святых с сокровищами! Она раз-
ведала про меня и узнала, что я нуждаюсь в деньгах на расходы, и сумела
раздобыть мне три динара из воздуха". И он взял динары в руку и сказал
Далиле: "Возьми, тетушка, три динара, которые упали на землю из твоего
кувшина". И старуха воскликнула: "Отдали их от меня, я из тех людей, ко-
торые никогда не занимаются делами мира! Возьми их и истрать на себя,
взамен того, что приходится тебе с эмира". - "Вот явная поддержка Алла-
ха, и это относится к откровениям!" - воскликнул привратник. И невольни-
ца поцеловала старухе руку и повела ее наверх к своей госпоже.
И Далила вошла и увидела, что госпожа невольницы подобна кладу, с ко-
торого сняты талисманы; а Хатун приветствовала ее и поцеловала ей руку.
"О дочь моя, - сказала старуха, - я пришла к тебе только с советом". И
Хатун подала ей еду, и Далила сказала: "О дочка, я ем только райские ку-
шанья и постоянно пощусь. Я нарушаю пост лишь пять дней в году. Но я ви-
жу, о дочка, что ты огорчена, и хочу, чтобы ты мне сказала о причине
твоего огорчения". - "О матушка, - ответила Хатун, - в ночь, когда муж
вошел ко мне, я взяла с него клятву, что он не женится на другой; и он
увидел детей, и ему захотелось их иметь, и он сказал: "Ты бесплодная!" А
я сказала: "Ты мул, от которого не носят!" И он вышел сердитый и сказал:
"Когда вернусь из поездки, женюсь на другой!" И я боюсь, о матушка, что
он со мной разведется и возьмет другую. У него есть деревни и поля и
большое жалованье, и если придут к нему дети от другой, они завладеют
вместо меня деньгами и деревнями".
"О дочка, - сказала Далила, - разве ты ничего не знаешь о моем шейхе
Абу-ль-Хамалате? [589] За всякого, кто в долгах и кто посетит его, Аллах
отдает его долги, а если посетит его бесплодная, она станет беременной".
-
"О матушка, - сказала Хатун, - с того дня, как муж вошел ко мне, я не
выходила ни с утешением, ни с поздравлением". - "О дочка, - сказала ста-
руха, - я возьму тебя с собой и отведу к Абу-ль-Хамалату. Переложи на
него твою ношу и дай ему обет, может быть твой муж, вернувшись из путе-
шествия, познает тебя и ты понесешь от него дочку или сына. И тот, кого
ты родишь, будь то мальчик или девочка, станет дервишем шейха Абу-ль-Ха-
малата".
И женщина поднялась и надела все свои украшения и оделась в самое
роскошное из бывших у нее платьев и сказала невольнице: "Присматривай за
домом!" И невольница ответила: "Слушаю и повинуюсь, о госпожа!"
И потом Хатун спустилась вниз, и ее встретил шейх Абу-Али, приврат-
ник, и спросил ее: "Куда, о госпожа?" И Хатун ответила ему: "Я иду посе-
тить шейха Абу-ль-Хамалата". - "Пост на год для меня обязателен! - воск-
ликнул привратник. - Поистине, эта старица из святых, и она полна свя-
тости. Она, о госпожа, одна из святых с сокровищем, так как она мне дала
три динара червонного золота и все обо мне открыла, без того чтобы я
спросил, и узнала, что я нуждаюсь!"
И старуха вышла, и женщина, жена эмира Хасана Шарр-ат-Тарика, вместе
с нею; и Далила-Хитрица говорила женщине: "Если захочет Аллах, о дочка,
когда ты посетишь Абу-ль-Хамалата, твое сердце будет залечено, и ты по-
несешь, по изволению великого Аллаха, и полюбит тебя твой муж, эмир Ха-
сан, по благодати этого шейха, и не заставит тебя после этого слушать
слова, обидные для твоего сердца". - "Я посещу его, о матушка", - сказа-
ла женщина; а старуха подумала: "Где я ее оголю и возьму ее одежду, ког-
да люди ходят туда и сюда?"
"О дочка, - сказала она женщине, - когда идешь, иди сзади меня на та-
ком расстоянии, чтобы меня видеть, потому что твоя матушка несет на себе
многие ноши, и всякий, у кого есть ноша, бросает ее на меня, и все, у
кого есть приношение, дают его мне и целуют мне руку".
И женщина пошла сзади Далилы, далеко от нее, а старуха шла впереди,
пока они не дошли до рынка купцов, и браслеты звучали, и монеты бренча-
ли.
И Далила прошла мимо лавки сына одного купца по имени Сиди-Хасан (а
он был красивый, без растительности на щеках), и он увидел проходившую
женщину и стал искоса на нее поглядывать; и когда старуха заметила это,
она подмигнула женщине и сказала ей: "Посиди возле этой лавки, пока я не
приду к тебе!"
И женщина исполнила ее приказание и села перед лавкой сына купца, и
сын купца посмотрел на нее взглядом, оставившим в нем тысячу вздохов; а
старуха подошла к нему, приветствовала его и спросила: "Тебя ли зовут
Сиди-Хасан, сын купца Мухсина?" И юноша ответил: "Да; кто осведомил тебя
о моем имени?" - "Указали мне на тебя люди благие, - ответила старуха. -
Знай, что эта девушка - моя дочь. Ее отец был купцом, и он умер и оста-
вил ей большие деньги, и она достигла зрелости; а разумные сказали:
"Сватай свою дочь, но не сватай за своего сына". И она в жизни не выхо-
дила из дому раньше этого дня. И пришло мне указание, и раздался в серд-
це моем призыв, чтобы я выдала ее за тебя замуж, а если ты бедный, я дам
тебе капитал и открою тебе вместо этой лавки две".
И сын купца подумал: "Я просил у Аллаха невесту, и он послал мне три
вещи: кошелек, женщину и одежду".
"О матушка, - сказал он, - прекрасно то, что ты мне посоветовала! Моя
мать уже давно говорит мне: "Я хочу тебя женить", а я соглашаюсь и гово-
рю: "Я женюсь не иначе, как увидев глазами!" [590] - "Поднимайся на ноги и
следуй за мной, я покажу ее тебе голую", - сказала Далила. И юноша пошел
с ней и взял с собою тысячу динаров, говоря в душе: "Может быть, нам по-
надобится что-нибудь купить..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот первая ночь
Когда же настала семьсот первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что старуха сказала Хасану, сыну купца Мухсина: "Подни-
майся, следуй за мной, я покажу ее тебе голую". И юноша поднялся и пошел
с ней и взял с собой тысячу динаров, говоря в душе: "Может быть, нам
что-нибудь понадобится, и это мы купим и выложим установленную плату за
заключение условия".
"Иди от нее вдали, на таком расстоянии, чтобы видеть ее глазами", -
сказала ему старуха; а сама она думала: "Куда ты пойдешь с сыном купца,
чтобы оголить и его и женщину?" И она пошла (а женщина следовала за ней,
а сын купца следовал за женщиной) и подошла к красильне, где был один
мастер по имени Хаддж Мухаммед, и был он подобен ножу продавца аронника
- срезал и мужское и женское и любил есть фиги и гранаты.
И он услышал звон ножных браслетов и поднял глаза и увидел юношу и
девушку, и вдруг старуха села подле него и приветствовала его и спроси-
ла: "Ты Хаддж Мухаммед, красильщик?" - "Да, я Хаддж Мухаммед, чего ты
потребуешь?" - ответил красильщик. И Далила сказала: "Указали мне на те-
бя люди благие. Посмотри на эту красивую девушку - это моя дочь, а этот
безбородый красивый юноша - мой сын, и я воспитала их и истратила на них
большие деньги. Знай" что у меня есть большой шаткий дом. Я подперла его
деревянными балками, но строитель сказал мне: "Живи в другом месте. Воз-
можно, что дом на тебя упадет, если не перестроишь его; а потом возвра-
щайся в него и живи в нем". И я вышла поискать себе какого-нибудь жилья,
и добрые люди указали мне на тебя, и я хочу поселить у тебя мою дочь и
моего сына". - "Пришло к тебе масло на лепешке!" - подумал красильщик и
сказал старухе: "Правильно, у меня есть дом, и гостиная, и комната, но я
не могу обойтись без какого-нибудь из этих помещений из-за гостей и фел-
лахов с индиго". - "О сынок, - сказала Далила, - самое большее на месяц
или два месяца, пока мы перестроим дом. Мы люди иноземные. Сделай поме-
щение для гостей общим для нас с тобой. Клянусь твоей жизнью, о сынок,
если ты потребуешь, чтобы твои гости были нашими гостями, добро им пожа-
ловать, мы и есть будем с ними и спать будем с ними".
И красильщик отдал Далиле ключи: один большой, другой маленький, и
еще ключ кривой, и сказал: "Большой ключ - от дома, кривой - от гостиной
и маленький - от комнаты". И Далила взяла ключи, и женщина пошла за нею
следом, а сзади нее шел сын купца. И Далила пришла к переулку и увидела
ворота и открыла их и вошла, и женщина тоже вошла; и Далила сказала ей:
"О дочка, это дом шейха Абу-ль-Хамалата (и она указала ей на гостиную).
Поднимись в комнату и развяжи изар, а я приду к тебе".
И женщина поднялась в комнату и села; и тут пришел сын купца, и ста-
руха встретила его и сказала: "Посиди в гостиной, а я приведу тебе мою
дочь, чтобы ты на нее посмотрел". И юноша вошел и сел в гостиной, а ста-
руха вошла к женщине, и та сказала ей: "Я хочу посетить Абуль-Хамалата,
пока не пришли люди". - "О дочка, мы боимся за тебя", - сказала старуха.
"Отчего?" - спросила женщина. И старуха сказала: "Тут мой сын, он дура-
чок - не отличает лета от зимы и постоянно голый. Он подручный шейха, и
если входит к нему девушка, как ты, чтобы посетить шейха, он хватает ее
серьги, и разрывает ей ухо, и рвет ее шелковую одежду. Сними же твои
драгоценности и платье, а я поберегу это для тебя, пока ты не посетишь
шейха".
И женщина сняла украшения и одежду и отдала ее старухе; а та сказала:
"Я положу их под покровом шейха, и достанется тебе благодать".
И старуха взяла вещи и ушла, оставив женщину в рубахе и штанах, и
спрятала вещи в одном месте на лестнице, а затем она вошла к сыну купца
и нашла его ожидающим женщину. "Где твоя дочь, чтобы я посмотрел на
нее?" - спросил он старуху. И та стала бить себя в грудь. "Что с тобой?"
- спросил юноша. И старуха воскликнула: "Пусть не живет злой сосед, и
пусть не будет соседей, которые завидуют! Они видели, как ты входил со
мной, и спросили про тебя, и я сказала: "Я высватала моей дочери этого
жениха". И тогда они мне позавидовали и сказали моей дочери: "Разве твоя
мать устала содержать тебя, что она выдает тебя за прокаженного?" И я
дала ей клятву, что я позволю ей тебя увидеть не иначе, как голым". -
"Прибегаю к Аллаху от завистников!" - воскликнул юноша и обнажил руки. И
Далила увидела, что они точно серебро, и сказала: "Не бойся ничего! Я
дам тебе увидеть ее голою, как и она увидит тебя голым". - Пусть прихо-
дит и смотрит на меня", - сказал юноша и снял с себя соболью шубу, и ку-
шак, и нож, и всю одежду, так что остался в рубахе и подштанниках, а ты-
сячу динаров он положил в вещи. И старуха сказала ему: "Подай свои вещи,
я тебе их поберегу".
И она взяла их и положила их на вещи женщины и понесла все это и выш-
ла в двери и заперла обоих и ушла по своему пути..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот вторая ночь
Когда же настала семьсот вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что старуха, взяв вещи сына купца и вещи женщины, за-
перла обоих за дверями и ушла своей дорогой". Она оставила то, что с ней
было, у одного москательщика и пошла к красильщику и увидела, что тот
сидит и ждет ее. "Если захотел Аллах, стало так, что дом вам понравил-
ся?" - спросил он. И Далила ответила: "В нем - благодать, и я иду за но-
сильщиками, которые принесут наши вещи и ковры. Мои дети захотели хлеба
с мясом; возьми же этот динар, приготовь им хлеба с мясом и пойди пообе-
дай с ними". - "А кто будет стеречь красильню, в которой чужие вещи?" -
спросил красильщик. "Твой малый", - отвечала Далила. И красильщик ска-
зал: "Пусть так!" И, взяв блюдо, он пошел готовить обед.
Вот что было с красильщиком, и речь о нем еще впереди. Что же касает-
ся старухи, то она взяла от москательщика вещи женщины и сына купца,
вошла в красильню и сказала малому красильщика: "Догоняй твоего хозяина,
а я не двинусь, пока вы оба не придете". - "Слушаю и повинуюсь!" - отве-
тил малый. А Далила взяла все, что было в красильне.
И вдруг подошел один ослятник, гашишеед, который уже неделю был без
работы, и старуха сказала ему: "Поди сюда, ослятник! - И когда он подо-
шел, спросила: - знаешь ли ты моего сына, красильщика?" - "Да, я его
знаю", - ответил ослятник. И старуха сказала: "Этот бедняга разорился, и
на нем остались долги, и всякий раз, как его сажают в тюрьму, я его ос-
вобождаю. Мы желаем подтвердить его бедность, и я иду отдать вещи их
владельцам и хочу, чтобы ты дал мне осла. Я отвезу на нем людям их вещи,
а ты возьми этот динар за наем осла, а после того как я уйду, ты
возьмешь ручную пиалу, вычерпаешь все, что есть в горшках, и разобьешь
горшки и кувшины, чтобы, когда придет следователь от кади, в красильне
ничего не нашлось". - "Милость хозяина лежит на мне, и я сделаю для него
что-нибудь ради Аллаха", - ответил ослятник. И старуха взяла вещи и
взвалила их на осла, и покрыл ее покрывающий, и она отправилась домой.
И когда она пришла к своей дочери Зейнаб, та сказала ей: "Мое сердце
с тобой, матушка! Какие ты устроила плутни?" И старуха отвечала: "Я уст-
роила четыре плутни с четырьмя человеками: сыном купца, женой чауша,
красильщиком и ослятником, и привезла тебе все их вещи на осле ослятни-
ка". - "О матушка, - сказала Зейнаб, - ты не сможешь больше пройти по
городу из-за чауша, вещи жены которого ты забрала, и сына купца, которо-
го ты оголила, и красильщика, из чьей красильни ты взяла вещи, и ослят-
ника, владельца осла". - "Ах, доченька, - ответила Далила, - я беспоко-
юсь только из-за ослятника: он меня узнает".
Что же касается мастера-красильщика, то он приготовил хлеб с мясом, и
поставил его на голову своего слуги, и прошел мимо красильни и увидел
ослятника, который бил горшки, и не осталось в красильне ни тканей, ни
вещей, и увидел он, что красильня разрушена. "Подними руку, ослятник", -
сказал он ему. И ослятник поднял руку и воскликнул: "Слава Аллаху за
благополучие, хозяин! Мое сердце болит о тебе". - "Почему и что со мной
случилось?" - спросил красильщик. И ослятник сказал: "Ты разорился, и
тебе написали свидетельство о разорении". - "Кто тебе сказал?" - спросил
красильщик. И ослятник молвил: "Твоя мать мне сказала, и она велела мне
разбить горшки и вычерпать кувшины, боясь, что когда придет следователь,
он, может быть, что-нибудь найдет в красильне". - "Аллах да обманет да-
лекого! [591] - воскликнул красильщик. - Моя мать давно умерла!" И он при-
нялся бить себя рукою в грудь и воскликнул: "Пропало мое имущество и
имущество людей!" И тогда ослятник заплакал и воскликнул: "Пропал мой
осел!" И потом он сказал красильщику: "Верни мне твоего осла от твоей
матери, красильщик!" И красильщик вцепился в ослятника и стал бить его
кулаками, говоря: "Приведи мне старуху!" А ослятник говорил: "Приведи
мне осла!" И люди собрались вокруг них..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот третья ночь
Когда же настала семьсот третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что красильщик вцепился в ослятника, а ослятник вцепил-
ся в красильщика, и они начали драться, и каждый из них обвинял другого.
И вокруг них собрались люди, и один из них спросил: "Что у вас за исто-
рия, о мастер Мухаммед?" И ослятник воскликнул: "Я расскажу вам эту ис-
торию!" И он рассказал о том, что с ним случилось, и сказал: "Я думал,
что я заслужил благодарность мастера, но, когда он меня увидел, он стал
бить себя в грудь и сказал: "Моя мать умерла!" И я тоже требую от него
моего осла, так как он устроил со мной эту штуку, чтобы погубить моего
осла".
"О мастер Мухаммед, - сказали люди, - ты, значит, знаешь эту старуху,
раз ты доверил ей красильню и то, что там было?" - "Я ее не знаю, - от-
вечал красильщик, - и она только сегодня у меня поселилась с сыном и до-
черью". - "По совести, - сказал кто-то, - красильщик отвечает за осла".
- "В чем основание этого?" - спросили его. И он сказал: "В том, что ос-
лятник был спокоен и отдал своего осла старухе, только когда увидал, что
красильщик доверил свою красильню и то, что в ней было". - "О мастер, -
сказал тогда кто-то, - если ты поместил ее у себя, ты обязан привести
ослятнику его осла".
И потом они пошли, направляясь к дому красильщика, и речь о них еще
будет. Что же касается сына купца, то он ждал прихода старухи, - но та
не приводила своей дочери; а женщина ждала, что старуха принесет ей поз-
воленье от своего сына, увлеченного к Аллаху, подручного шейха
Абу-ль-Хамалата, - но старуха не возвращалась к ней. И Хатун поднялась,
чтобы посетить шейха. И вдруг сын купца сказал ей, когда она входила:
"Поди сюда! Где твоя мать, которая привела меня, чтобы я на тебе женил-
ся?" - "Моя мать умерла, - отвечала женщина. - А ты сын той старухи, ув-
леченный Аллахом, подручный шейха Абу-ль-Хамалата?" - "Это не моя мать,
- сказал сын купца, - эта старуха - обманщица. Она обманула меня и взяла
мою одежду и тысячу динаров". - "Меня она тоже обманула и привела сюда,
чтобы я посетила Абу-ль-Хамалата, и оголила меня", - сказала женщина. И
сын купца стал ей говорить: "Я узнаю, где моя одежда и тысяча динаров,
только от тебя!" А женщина говорила: "Я узнаю, где мои вещи и драгоцен-
ности, только от тебя! Приведи ко мне твою мать!"
И вдруг вошел к ним красильщик и увидел, что сын купца голый и женщи-
на тоже голая, и сказал: "Говорите, где ваша мать!" И женщина рассказала
обо всем, что ей выпало, и сын купца рассказал обо всем, что с ним слу-
чилось; и красильщик воскликнул: "Пропало мое имущество и имущество лю-
дей!" А ослятник воскликнул: "Пропал мой осел!" - "Эта старуха - обман-
щица, - сказал красильщик. - Выходите, чтобы я запер дверь". - "Для тебя
будет позором, что мы вошли к тебе в дом одетые, а выходим голые", -
сказал сын купца. И красильщик одел его и одел женщину и отправил ее до-
мой, и речь о ней еще будет после прибытия ее мужа из путешествия.
Что же касается красильщика, то он запер красильню и сказал сыну куп-
ца: "Пойдем с нами искать старуху, чтобы отдать ее вали". И сын купца
пошел с ними, и ослятник был с ними тоже. И они вошли в дом вали и пожа-
ловались ему, и вали спросил: "О люди, в чем ваше дело?" И они рассказа-
ли ему, что случилось. И вали сказал: "А сколько в городе старух! Идите
ищите ее и схватите, а я заставлю ее сознаться". И они стали ходить и
искать Далилу, и речь о них еще будет.
Что же касается старухи Далилы-Хитрицы, то она сказала своей дочери
Зейнаб: "О дочка, я хочу устроить штуку". - "О матушка, я боюсь за те-
бя", - сказала Зейнаб. И старуха молвила: "Я точно шелуха бобов: не да-
юсь ни воде, ни огню!" И старуха поднялась и надела платье служанки из
служанок вельмож и пошла, высматривая, какую бы устроить плутню. Она
прошла мимо переулка, устланного тканями, где висели светильники, и ус-
лышала там певиц и удары в бубны, и увидала невольницу, на плече которой
сидел мальчик в рубашке, вышитой серебром, и на нем была красивая одеж-
да, а на голове у него был тарбуга, окаймленный жемчугом; на шее у
мальчика висело золотое ожерелье с драгоценными камнями, и на нем был
надет бархатный плащ.
А этот дом принадлежал начальнику купцов в Багдаде, и ребенок был его
сыном; и была у него еще дочь, невинная, за которую посватались, и они в
этот день справляли свадьбу. И у ее матери собралось много женщин и пе-
виц, и всякий раз, как мать мальчика входила или выходила, ребенок цеп-
лялся за нее. И она кликнула невольницу и сказала ей: "Возьми твоего
господина, поиграй с ним, пока собрание не разойдется".
А старуха Далила вошла и увидела мальчика на плече невольницы и спро-
сила ее: "Что у твоей госпожи сегодня за торжество?" И невольница отве-
тила: "Она справляет свадьбу своей дочери, и у нее певицы". И тогда ста-
руха сказала в душе: "О Далила, нет лучше плутни, как взять этого ребен-
ка у невольницы..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот четвертая ночь
Когда же настала семьсот четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что старуха сказала в душе: "О Далила, нет лучше
плутни, как взять этого ребенка у невольницы! И затем воскликнула: "О
злосчастный позор!" - и вынула из-за пазухи маленькую медную бляшку, по-
хожую на динар.
А невольница была дурочка, и старуха сказала ей: "Возьми этот динар,
пойди к твоей госпоже и скажи ей: "Умм-аль-Хайр за тебя радуется, и твои
милости ее обязывают; и в день собрания она придет со своими дочерьми, и
они наградят горничных подарками". - "О матушка, - сказала невольница, -
а как же этот мой господин? Всякий раз, как он видит свою мать, он цеп-
ляется за нее". - "Подай его мне, он побудет со мной, пока ты сходишь и
вернешься", - сказала старуха. И невольница взяла медную бляшку и вошла
в дом, а старуха взяла ребенка и, выйдя в переулок, сняла с него украше-
ния и одежды, которые на нем были, и сказала в душе: "О Далила, ловкость
лишь в том, чтобы, так же как ты сыграла штуку с невольницей и взяла у
нее ребенка, устроить еще плутню и оставить мальчика в залог за ка-
кую-нибудь вещь ценой в тысячу динаров!"
И она пошла на рынок торговцев драгоценностями и увидела еврея-ювели-
ра, перед которым была корзина, полная драгоценностей, и сказала себе:
"Ловкость лишь в том, чтобы схитрить с этим евреем, взять у него драго-
ценностей на тысячу динаров и оставить этого ребенка за них в залог".
И еврей посмотрел и увидел ребенка со старухой и узнал, что это сын
начальника купцов. А у этого еврея было много денег, и он завидовал сво-
ему соседу, если тот продавал что-нибудь, а он не продавал.
"Чего ты потребуешь, о госпожа?" - спросил он. И Далила сказала: "Ты,
мастер Азра, еврей?" (Она раньше спросила, как его зовут.) "Да", - отве-
тил еврей. И Далила сказала: "Сестру этого ребенка, дочь начальника куп-
цов, сосватали, сегодня справляют ее свадьбу, и ей нужны драгоценности.
Дай же нам две пары золотых ножных браслетов, пару золотых запястий,
жемчужные серьги, кушак, кинжал и перстень".
И она взяла у него вещей на тысячу динаров и сказала: "Я возьму эти
драгоценности и посоветуюсь; что им понравится, они заберут, и я принесу
тебе за это деньги, а ты подержи этого мальчика у себя". - "Дело будет
так, как ты хочешь", - ответил ювелир.
И Далила взяла драгоценности и пошла домой. И ее дочь спросила: "Ка-
кие плутни ты устроила?" И старуха отвечала: "Я сыграла одну штуку: взя-
ла сына начальника купцов и раздела его, а потом пошла и заложила его за
вещи в тысячу динаров и забрала их у одного еврея". - "Ты не сможешь
больше ходить по городу", - сказала ей ее дочь.
Что же касается невольницы, то она вошла к своей госпоже и сказала
ей: "О госпожа, Умм-аль-Хайр желает тебе мира и радуется за тебя, а в
день собрания она придет со своими дочерьми, и они принесут подарок". -
"А где твой господин?" - спросила ее госпожа; и невольница ответила: "Я
оставила его у нее, боясь, что он за тебя уцепится, и она дала мне пода-
рок для певиц". И госпожа невольницы сказала начальнице певиц: "Возьми
твой подарок". И та взяла его и увидела, что это медная бляшка.
"Спустись, о распутница, посмотри, где твой господин", - сказала хо-
зяйка невольницы. И девушка спустилась и не нашла ни ребенка, ни стару-
хи, - и она закричала и упала лицом вниз, и сменилась радость их пе-
чалью.
И вдруг пришел начальник купцов. И жена его рассказала ему обо всем,
что случилось, и он вышел искать своего сына, и каждый из купцов начал
искать на какойнибудь дороге.
И начальник купцов искал до тех пор, пока не увидел своего сына голым
возле лавки еврея, и тогда он спросил его: "Это мой сын?" - "Да", - от-
вечал еврей. И отец мальчика взял его и от сильной радости не стал спра-
шивать про его одежду.
Что же касается еврея, то, увидев, что купец взял своего сына, он
уцепился за него и воскликнул: "Аллах да поможет против тебя халифу!" -
"Что с тобой, о еврей?" - спросил купец; и еврей сказал: "Старуха взяла
у меня драгоценностей для твоей дочери на тысячу динаров и заложила у
меня этого ребенка. Я только потому ей и дал их, что она оставила у меня
этого ребенка в залог за то, что взяла; и я бы не доверился ей, если бы
не знал, что этот ребенок - твой сын". - "Моей дочери не нужно драгоцен-
ностей. Принеси мне одежду ребенка", - сказал купец. И еврей закричал:
"Ко мне, о мусульмане!" И вдруг подошли ослятник, красильщик и сын куп-
ца, которые ходили и искали старуху.
И они спросили купца и еврея о причине их перебранки, и те рассказали
им, что случилось, и тогда они сказали: "Эта старуха - обманщица, и она
обманула нас раньше, чем вас".
И они рассказали обо всем, что случилось у них со старухой, и на-
чальник купцов сказал: "Раз я нашел своего сына, то одежда - выкуп за
него, а если эта старуха мне попадется, я потребую одежду от нее".
И начальник купцов отправился со своим сыном к его матери, и та обра-
довалась, что ребенок цел; а что до еврея, то он спросил тех троих: "А
вы куда идете?" И они ответили: "Мы хотим искать старуху". - "Возьмите
меня с собой, - сказал еврей, и потом он спросил: - Есть ли среди вас
кто-нибудь, кто ее узнает?" - "Я ее узнаю!" - воскликнул ослятник. И ев-
рей сказал: "Если мы пойдем вместе, нам невозможно будет ее найти, и она
от нас убежит. Пусть каждый из нас пойдет по какой-нибудь дороге, а
встреча наша будет у лавки хаджи Масуда, цирюльника-магрибинца".
И каждый из них пошел по одной из дорог, а в это время Далила вышла,
чтобы устроить новую плутню.
И ее увидел ослятник и, узнав ее, уцепился за нее и крикнул: "Горе
тебе! Ты давно занимаешься таким делом?" - "Что с тобой?" - спросила
старуха. И ослятник воскликнул: "Мой осел! Подай его!" - "Скрывай то,
что скрыл Аллах, о сын мой, - сказала старуха. - Ты требуешь своего осла
или вещи людей?" - "Я требую только моего осла", - ответил ослятник. И
старуха сказала: "Я увидела, что ты бедный, и поставила твоего осла у
цирюльника-магрибинца. Стань поодаль, а я дойду до него и скажу ему лас-
ково, чтобы он его тебе отдал". И она подошла к магрибинцу и поцеловала
ему руку и заплакала. И цирюльник спросил ее: "Что с тобой?" И она ска-
зала: "О дитя мое, посмотри на моего сына, который там стоит. Он был бо-
лен и простудился, и воздух испортил ему разум. А он раньше покупал ос-
лов, и теперь он говорит, когда встает: "Мой осел", - и когда сидит, го-
ворит: "Мой осел", - и когда ходит, говорит: "Мой осел". И один из вра-
чей сказал мне, что он помрачился в уме и что его вылечишь, только выр-
вав ему два зуба и дважды прижегши ему виски. Возьми же этот динар, по-
зови его и скажи ему: "Твой осел у меня". - "Поститься год для меня обя-
зательно! - воскликнул цирюльник. - Я, право, отдам ему его осла прямо в
руки".
А у него было два мастера, и он сказал одному из них: "Пойди накали
два гвоздя". И потом он позвал ослятника, а старуха ушла своей дорогой.
И когда ослятник подошел к нему, цирюльник сказал: "Твой осел у меня,
о бедняга! Пойди сюда, возьми его: клянусь жизнью, я отдам его тебе пря-
мо в руки". И затем он взял ослятника, и тот вошел с ним в темную комна-
ту, и вдруг магрибинец ударил его кулаком, и он упал, и его потащили и
связали ему руки и ноги, и магрибинец вырвал ему два зуба и два раза
прижег ему виски, а потом оставил его.
И ослятник поднялся и спросил его: "О магрибинец, почему ты сделал со
мной такое дело?" И цирюльник ответил: "Потому, что твоя мать рассказала
мне, что ты помрачился в уме, так как простудился, когда был болен, и
что, когда ты встаешь, ты говоришь: "Мой осел", и когда сидишь, гово-
ришь: "Мой осел". Вот он, твой осел, у тебя в руках!" - "Тебе достанется
от Аллаха за то, что ты вырвал мне клыки!" - воскликнул ослятник. И маг-
рибинец сказал: "Твоя мать мне так сказала", - и рассказал ослятнику обо
всем, что она ему говорила. "Аллах да сделает ее жизнь тяжелой!" - воск-
ликнул ослятник. И потом они с магрибинцем ушли, препираясь, и магриби-
нец оставил свою лавку, а вернувшись в лавку, магрибинец не нашел в ней
ничего: когда он ушел с ослятником, старуха взяла все, что было у него в
лавке, и пошла к своей дочери и рассказала ей обо всем, что ей выпало и
что она сделала.
Что же касается цирюльника, то, увидев, что его лавка пуста, он вце-
пился в ослятника и сказал ему: "Приведи мне твою мать!" Ослятник воск-
ликнул: "Это не моя мать, это обманщица, которая обманула много людей и
взяла моего осла!"
И вдруг подошел красильщик, еврей и сын купца, и они увидели, что
магрибинец вцепился в ослятника, а ослятнику прижгли виски, и спросили
его: "Что с тобой случилось, ослятник?" И ослятник рассказал им обо
всем, что с ним произошло, и магрибинец тоже рассказал свою историю, и
они воскликнули: "Эта старуха - обманщица, которая обманула нас!" - и
рассказали обо всем ослятнику и цирюльнику, что случилось.
И магрибинец запер свою лавку и прошел с ними к дому вали, и они ска-
зали вали: "Мы узнаем о наших обстоятельствах и о нашем имуществе только
от тебя!" - "А сколько в городе старух! - сказал вали. - Есть ли среди
вас кто-нибудь, кто ее узнает?" - "Я ее узнаю, - сказал ослятник, - но
только дай нам десять твоих приближенных". И ослятник вышел с приближен-
ными вали, а остальные шли позади них. И он стал кружить со всеми ими по
городу, и вдруг подошла старуха Далила, и ослятник с приближенными вали
схватил ее, и они пошли с ней к вали и остановились под окнами дворца,
ожидая, пока вали выйдет.
И потом приближенные вали заснули, так как подолгу не спали у вали, и
старуха тоже представилась спящей, и ослятник с товарищем тоже заснули;
и тогда Далила ускользнула от них и вошла в гарем и, поцеловав руку у
госпожи гарема, спросила ее: "Где вали?" - "Спит. Что ты хочешь?" -
спросила госпожа гарема. И Далила сказала: "Мой муж продает рабов, и он
дал мне пятерых невольников, чтобы я их продала, а сам уехал. И вали
встретил меня и приторговал их у меня за тысячу динаров и еще двести ди-
наров мне и сказал: "Приведи их к дому!" И вот я их привела..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот пятая ночь
Когда же настала семьсот пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что старуха вошла в гарем вали и сказала его жене: "Ва-
ли сторговал у меня невольников за тысячу динаров и двести динаров мне в
придачу и сказал: "Приведи их к дому!" И вот я их привела".
А у вали была тысяча динаров, и он сказал своей жене: "Прибереги их,
мы купим на них невольников". И, услышав от старухи такие слова, она по-
верила, что ее муж так сделал, и спросила: "Где невольники?" И старуха
ответила: "О госпожа, они спят под окном дворца, в котором ты нахо-
дишься!" И госпожа выглянула из окна и увидела магрибинца, одетого в
одежду невольников, и сына купца в облике невольника, и красильщика с
ослятником и евреем, имевших облик бритых невольников, и сказала: "Каж-
дый из этих невольников лучше, чем тысяча динаров".
И она открыла сундук и дала старухе тысячу динаров и сказала: "Иди, а
когда вали встанет после сна, мы возьмем у него для тебя двести дина-
ров". - "О госпожа, - сказала старуха, - сто динаров из них будут для
тебя под кувшином с питьем, которое ты пила, и другую сотню сбереги мне
у себя, пока я не приду. О госпожа, выведи меня через потайную дверь", -
сказала она потом. И жена вали вывела старуху через дверь, и скрыл ее
скрывающий, и она пошла к своей дочери.
"О матушка, что ты еще сделала?" - спросила ее Зейнаб. И она ответи-
ла: "О дочка, я сыграла штуку и взяла у жены вали эту тысячу динаров и
продала ей тех пятерых: ослятника, еврея, красильщика, цирюльника и сына
купца, и сделала их невольниками. Но только, о дочка, никто для меня не
вреднее, чем ослятник: он меня узнает". - "О матушка, - сказала ей Зей-
наб, - посиди дома. Довольно того, что ты сделала! Не всякий раз остает-
ся цел кувшин!"
А что касается вали, то, когда он встал после сна, его жена сказала
ему: "Я порадовалась за тебя пяти невольникам, которых ты купил у стару-
хи". - "Каким невольникам?" - спросил вали. И его жена воскликнула: "За-
чем ты от меня скрываешь? Если захочет Аллах, они станут, как и ты, об-
ладателями высоких должностей". - "Клянусь жизнью моей головы, я не по-
купал невольников! Кто это сказал?" - воскликнул вали. И жена его молви-
ла: "Старуха посредница, у которой ты сторговал их и обещал дать за них
тысячу динаров и еще двести ей". - "А ты отдала ей деньги?" - спросил
вали. И жена его ответила: "Да, я видела невольников собственными глаза-
ми, и на каждом из них одежда, которая стоит этой тысячи динаров. И я
послала к ним начальников и поручила их им".
И вали спустился вниз и увидел еврея, ослятника, магрибинца, кра-
сильщика и сына купца и спросил: "О начальники, где те пять невольников,
которых мы купили у старухи за тысячу динаров?" - "Здесь нет невольни-
ков, - ответили начальники, - и мы видели только этих пятерых, которые
взяли старуху и схватили ее. Мы все заснули, а старуха ускользнула и
вошла в гарем" и потом невольница пришла и спросила: "Те пятеро, которых
привела старуха, с вами?" И мы сказали: "Да". И вали воскликнул: "Кля-
нусь Аллахом, это самая большая плутня!" А те пятеро говорили: "Мы узна-
ем о наших вещах только от тебя!" - "Старуха, ваша спутница, продала вас
мне за тысячу динаров", - сказал вали. И пятеро воскликнули: "Это не
дозволено Аллахом! Мы - свободные, не продажные, и мы пойдем с тобой к
халифу". - "Никто не показал ей дорогу к моему дому, кроме вас, - сказал
вали. - Но если так, я вас продам на корабли, каждого за двести дина-
ров".
А пока это все происходило, эмир Хасан Шарр-атТарик вдруг вернулся из
поездки и увидел, что его жена раздета. И она рассказала ему, что случи-
лось, и эмир воскликнул: "Нет у меня ответчика, кроме вали!" И он пришел
к вали и сказал: "Как ты позволяешь старухам ходить по городу и обманы-
вать людей и отнимать у них имущество? Это на твоей ответственности, и я
узнаю о вещах моей жены только от тебя!"
И потом он спросил тех пятерых: "В чем ваше дело?" И они рассказали
ему обо всем, что случилось, и эмир воскликнул; "Вы обижены!" И он обра-
тился к вали и спросил его: "За что ты их держишь в заключении?" И вали
ответил: "Никто не показал старухе дороги к моему дому, кроме этих пяти,
и она взяла мои деньги, тысячу динаров, и продала их в гарем".
И те пятеро сказали: "О эмир Хасан, ты наш поверенный в этом деле!" А
потом вали сказал эмиру Хасану: "Вещи твоей жены за мной, и я отвечаю за
старуху, но кто из вас ее узнает?" И все сказали: "Мы ее узнаем! Пошли с
нами десять начальников, и мы схватим ее!" И вали дал им десять на-
чальников, и ослятник сказал им: "Следуйте за мной, я узнаю ее по голу-
бым глазам!"
И вдруг старуха Далила вышла из переулка, и ее схватили и пошли с ней
к дому вали; и когда вали ее увидел, он спросил ее: "Где вещи людей?" -
"Я их не брала и не видала", - ответила старуха. И вали сказал тюремщи-
ку: "Запри ее у себя до завтра". Но тюремщик воскликнул: "Я не возьму ее
и не запру, так как боюсь, что она устроит плутню и мне придется отве-
чать".
И вали сел на коня и, взяв с собой старуху и всех тех людей, выехал с
ними на берег Тигра и, призвав факелоносца, велел ему привязать старуху
к кресту за волосы. И факелоносец подтянул старуху на блоке и поставил
десять человек сторожить ее, а вали отправился домой; и наступил мрак, и
сон одолел сторожей.
А случилось так, что один бедуин услышал, как ктото говорил своему
товарищу: "Слава Аллаху за благополучие! Куда это ты отлучался?" И тот
ответил: "В Багдад, и я ел там на обед пирожки с медом". И бедуин воск-
ликнул: "Непременно пойду в Багдад и поем пирожков с медом" (а он в жиз-
ни их не видал и не входил в Багдад). И он сел на коня и поехал, говоря
про себя: "Пирожков поесть прекрасно! Клянусь честью арабов, я буду есть
только пирожки с медом..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестая ночь
Когда же настала семьсот шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что бедуин сел на коня и захотел поехать в Багдад и
отправился, говоря в душе: "Поесть пирожков прекрасно! Клянусь честью
арабов, я буду есть только пирожки с медом".
И он приблизился к кресту Далилы, и та услышала, как он говорит себе
эти слова, а бедуин обратился к Далиле и спросил ее: "Что такое?" И Да-
лила воскликнула: "Я под твоей защитой, о шейх арабов!" - "Аллах уже за-
щитил тебя, - ответил бедуин. - По какой причине тебя распяли?" - "У ме-
ня есть враг - масленник, который жарит пирожки, - отвечала Далила. - Я
остановилась, чтобы что-то купить у него, и плюнула, и плевок попал на
пирожки, и масленник пожаловался на меня судье, и судья велел меня рас-
пять и сказал: "Я постановлю, чтобы вы взяли десять ритлей пирожков с
медом и заставили ее съесть их на кресте. Если она их съест, развяжите
ее, а если нет, оставьте ее распятой". А душа моя не принимает сладко-
го". - "Клянусь честью арабов, - воскликнул бедуин, - я приехал с ко-
чевья только для того, чтобы поесть пирожков с медом, и я съем их вместо
тебя!" - "Эти пирожки съест только тот, кто подвесится на мое место!" -
сказала Далила.
И хитрость над бедуином удалась, и он отвязал Далилу, и та привязала
его на свое место, после того как сняла с него бывшую на нем одежду, а
потом она надела его одежду на себя, повязалась его тюрбаном, села на
его коня и поехала к своей дочери. "Что это за наряд?" - спросила Зей-
наб. И Далила ответила: "Меня распяли". И она рассказала ей, что случи-
лось у нее с бедуином.
Вот что было с нею. Что же касается сторожей, то когда один из них
очнулся, он разбудил своих людей, и они увидели, что день уже взошел. И
один из них поднял глаза и сказал: "Эй, Далила!" И бедуин ответил: "Кля-
нусь Аллахом, мы не станем есть балилы! Принесли вы пирожки с медом?" -
"Это человек из бедуинов", - сказали другие сторожа. И первый спросил:
"О бедуин, где Далила и кто ее отвязал?" - "Я отвязал ее, - ответил бе-
дуин. - Она не будет есть пирожков насильно, потому что ее душа их не
принимает".
И сторожа поняли, что бедуин не знает об ее обстоятельствах и что она
сыграла с ним штуку, и стали спрашивать друг друга: "Убежим мы или оста-
немся, чтобы получить сполна то, что назначил для нас Аллах?"
И вдруг пришел вали с толпой тех, кого Далила обманула, и вали сказал
начальникам: "Поднимайтесь, отвязывайте Далилу!" И бедуин воскликнул:
"Мы не станем есть балилы! Принесли вы пирожков с медом?" И вали поднял
глаза к крестовине и увидал на ней бедуина вместо старухи и спросил на-
чальников: "Что это такое?" - "Пощады, о господин!" - вскричали они. И
вали воскликнул: "Расскажите мне, что случилось!" И начальники сказали:
"Мы не спали с тобой, когда были на страже, и мы сказали себе: "Далила
на кресте!" - и задремали, а когда очнулись, то увидели этого бедуина
распятым. И вот мы перед тобой".
"О люди, это обманщица, и пощада Аллаха вам дана!" - сказал вали. И
бедуина развязали, а он уцепился за вали и сказал: "Аллах да поможет
против тебя халифу! Я узнаю о моем коне и моей одежде только от тебя!"
И вали расспросил его и бедуин рассказал ему свою историю, и вали
удивился и спросил: "Почему ты ее отвязал?" - "Я не знал, что она обман-
щица", - отвечал бедуин. И собравшиеся сказали: "Мы узнаем о наших пещах
только от тебя, о вали! Мы передали ее тебе, и ты стал за нее от-
ветственным, и мы пойдем с тобой в диван халифа".
А Хасан Шарр-ат-Тарик пришел в диван и вдруг видит: идут вали, бедуин
и те пятеро, и они говорят: "Мы обижены!" - "Кто вас обидел?" - спросил
халиф. И каждый из пришедших выступил вперед и рассказал, что с ним слу-
чилось, вплоть до вали, который сказал: "О повелитель правоверных, она
меня обманула и продала мне этих пятерых за тысячу динаров, хотя они
свободные". - "Все, что у вас пропало, - за мной, - молвил халиф, и при-
казал вали: - Я обязываю тебя поймать старуху!"
И вали потряс воротником [592] и воскликнул: "Я не возьму на себя этой
обязанности, после того как я повесил ее на кресте и она сыграла штуку с
этим бедуином, так что он ее освободил и она повесила его на свое место
и взяла его коня и одежду". - "Что же, мне обязать кого-нибудь, кроме
тебя?" - спросил халиф. И вали сказал: "Обяжи Ахмеда-ад-Данафа: ему идет
каждый месяц тысяча динаров, и у Ахмеда-ад-Данафа приближенных сорок
один человек, и каждый из них имеет в месяц сто динаров". - "О начальник
Ахмед!" - сказал халиф). И Ахмед отвечал: "Я перед тобою, о повелитель
правоверных!" И тогда халиф молвил: "Я обязываю тебя привести старуху".
И Ахмед ответил: "Я ручаюсь, что приведу ее!" И затем халиф задержал тех
пятерых и бедуина у себя..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот седьмая ночь
Когда же настала семьсот седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что, когда халиф обязал Ахмеда-адДанафа привести стару-
ху, тот воскликнул: "Я отвечаю за нее, о повелитель правоверных!"
И затем он пришел со своими приближенными в казарму, и они стали го-
ворить друг другу: "Как же мы ее схватим и сколько в городе старух?"
И один из них, по имени Али-Катф-аль-Джамаль, сказал Ахмеду-ад-Дана-
фу: "О чем это вы советуетесь с Хасаном-Шуманом? Разве Хасан-Шуман - ве-
ликое дело?" И Хасан воскликнул: "О Али, как это ты унижаешь меня! Кля-
нусь величайшим именем Аллаха, я не буду на этот раз вам товарищем!"
И он вышел сердитый, а Ахмед-ад-Данаф сказал: "О молодцы, каждый на-
чальник пусть возьмет десять человек и пойдет в какой-нибудь квартал ис-
кать Далилу".
И Али-Катф-аль-Джамаль пошел с десятью человеками, и всякий начальник
сделал то же, и каждый отряд пошел в какой-нибудь квартал; а прежде чем
отправиться и разойтись, они сказали: "Наша встреча будет на такойто
улице, в таком-то переулке".
И в городе разнеслась весть, что Ахмед-ад-Данаф обязался схватить Да-
лилу-Хитрицу, и Зейнаб сказала: "О матушка, если ты ловкая, сыграй штуку
с Ахмедом-адДанафом и его людьми". - "О дочка, я не боюсь никого, кроме
Хасана-Шумана", - сказала Далила. И ее дочь воскликнула: "Клянусь жизнью
моих кудрей, я заберу для тебя одежду этих сорока и одного!"
И она поднялась и, надев одежду и покрывало, пришла к одному моска-
тельщику, у которого была комната г двумя дверями, поздоровалась с ним,
дала ему динар и сказала: "Возьми этот динар в подарок за твою комнату и
отдай мне ее до конца дня". И москательщик дал ей ключи, и Зейнаб пошла
и привезла ковры на осле ослятника, и устлала комнату, и положила под
каждым портиком скатерть с кушаньем и, вином, и потом стала у двери с
открытым лицом.
И вдруг подошел Али-Катф-аль-Джамаль со своими людьми, и Зейнаб поце-
ловала ему руку, и Али увидел, что это красивая женщина, и полюбил ее и
спросил: "Чего ты хочешь?" - "Ты начальник Ахмед-ад-Данаф?" - спросила
его Зейнаб. И Али сказал: "Нет, я один из его людей, и меня зовут
Али-Катф-аль-Джамаль". - "Куда вы идете?" - спросила Зейнаб. И Али отве-
тил: "Мы ходим и ищем одну старуху обманщицу, которая взяла чужие вещи,
и мы желаем ее схватить. А ты кто такая и каково твое дело?" - "Мой отец
был виноторговцем в Мосуле, - ответила Зейнаб. - Он умер и оставил мне
большие деньги, и я приехала в этот город, боясь судей. И я спросила лю-
дей, кто меня защитит, и мне сказали: "Не защитит тебя никто, кроме Ах-
меда-адДанафа". - "Сегодня ты вступишь под его защиту", - сказали ей лю-
ди Али-Катф-аль-Джамаля. И Зейнаб сказала им: "Пожелайте залечить мое
сердце, съев кусочек и выпив глоток воды".
И когда они согласились, Зейнаб ввела их в дом, и они поели и напи-
лись, и она подложила им в пищу банджа и одурманила их и сняла с них их
вещи; и то же, что она сделала с ними, она сделала и с остальными.
А Ахмед-ад-Данаф ходил и искал Далилу, но не нашел ее и не увидел ни
одного из своих приближенных. И он подошел к той женщине, и Зейнаб поце-
ловала ему руку, и он увидел ее и полюбил, и она спросила его: "Ты на-
чальник Ахмед-ад-Данаф?" - "Да, а ты кто?" - спросил он. И Зейнаб отве-
тила: "Я чужеземка из Мосула, и мой отец был виноторговцем, и умер, и
оставил мне много денег, и я приехала с ними сюда, боясь судей. И я отк-
рыла эту винную лавку, и вали обложил меня налогом, и я хочу быть у тебя
под защитой. А то, что берет вали, достойнее получать тебе". - "Не давай
ему ничего, и добро тебе пожаловать!" - воскликнул Ахмед-ад-Данаф. И
Зейнаб сказала ему: "Пожелай залечить мое сердце и поешь моего кушанья".
И Ахмед-ад-Данаф вошел и поел и выпил вина и упал навзничь от опьянения,
и Зейнаб одурманила его банджем и забрала его одежду; и она нагрузила
это все на коня бедуина и на осла ослятника, и разбудила
Али-Катф-аль-Джамаля, и ушла.
И когда Али очнулся, он увидел себя голым и увидал, что Ахмед-ад-Да-
наф и его люди одурманены. И тогда он разбудил их средством против банд-
жа, и, очнувшись, они увидели себя голыми, и Ахмед-ад-Данаф сказал: "Что
это за дело, о молодцы? Мы ходим и ищем старуху, чтобы изловить ее, а
эта распутница изловила нас. Вот будет радость из-за нас Хасану-Шуману!
Но подождем, пока наступит темнота, и пойдем".
А Хасан-Шуман спросил смотрителя казармы: "Где люди?" И когда он его
расспрашивал, они вдруг подошли, голые, - и тогда Хасан-Шуман произнес
такие два стиха:
"Меж собою люди похожи все при уходе их,
Различье в том, каков приход бывает.
Средь мужей найдешь ты и знающих и незнающих,
Как средь звезд найдешь много тусклых ты и ярких".
И, увидев подошедших, он спросил их: "Кто сыграл с вами штуку и ого-
лил вас?" И они ответили: "Мы взялись поймать одну старуху и искали ее,
а оголил нас но кто иной, как красивая женщина". - "Прекрасно она с вами
сделала!" - сказал Хасан. И его спросили: "А разве ты ее знаешь, о Ха-
сан?" - "Я знаю ее и знаю старуху", - ответил Хасан. И его спросили:
"Что ты скажешь у халифа?" - "О Данаф, - сказал ему Шуман, - отряхни пе-
ред халифом твой воротник, и тогда халиф спросит: "Кто возьмется ее пой-
мать?" И если он спросит тебя: "Почему ты ее не схватил?" - скажи ему:
"Я ее не знаю, но обяжи Хасана-Шумана поймать ее". И если он обяжет ме-
ня, я ее поймаю".
И они проспали ночь, а утром пришли в диван халифа и поцеловали зем-
лю, и халиф спросил: "Где старуха, о начальник Ахмед?" И Ахмед-ад-Данаф
потряс воротником. "Почему?" - спросил халиф. И Ахмед ответил: "Я ее не
знаю, но обяжи Шумана ее поймать, - он знает и ее и ее дочь и говорит,
что она устроила эти штуки не из жадности до чужих вещей, но чтобы стала
видна ее ловкость и ловкость ее дочери и чтобы ты назначил ей жалованье
ее мужа, а ее дочери - такое жалованье, какое было у ее отца".
И Шуман попросил, чтобы Далилу не убивали, когда он ее приведет. И
халиф воскликнул: "Клянусь жизнью моих дедов, если она возвратит людям
их вещи, ей будет пощада, и она под заступничеством Шумана!" - "Дай мне
для нее платок пощады, о повелитель правоверных", - сказал Шуман. И ха-
лиф молвил: "Она под твоим заступничеством", - и дал ему платок пощады.
И Шуман вышел и пошел к дому Далилы и кликнул ее; и ему ответила ее
дочь Зейнаб, и тогда он спросил: "Где твоя мать?" - "Наверху", - ответи-
ла Зейнаб. И Шуман сказал: "Скажи ей, чтобы она принесла вещи людей и
пошла со мной к халифу. Я принес ей платок пощады, и если она не пойдет
добром, пусть упрекает сама себя".
И Далила спустилась и повесила платок себе на шею и отдала Шуману чу-
жие вещи, погрузив их на осла ослятника и на коня бедуина. И Шуман ска-
зал ей: "Остается одежда моего старшего и одежда его людей". - "Клянусь
величайшим именем, я их не раздевала!" - ответила Далила. И Шуман ска-
зал: "Твоя правда, но это штука твоей дочери Зейнаб, и это услуга, кото-
рую она тебе оказала".
И он пошел, а старуха с ним, в диван халифа, и Хасан выступил вперед
и показал халифу вещи и подвел к нему Далилу; и когда халиф увидел ее,
он приказал ее кинуть на коврик крови. "Я под твоей защитой, о Шуман!" -
крикнула Далила. И Шуман поднялся и поцеловал халифу руку и сказал:
"Прощение, ты дал ей пощаду!" - "Она под защитой твоего великодушия, -
сказал халиф. - Подойди сюда, старуха, как твое имя?" - "Мое имя Дали-
ла", - отвечала она. И халиф сказал: "Поистине, ты хитрюга и хитрица!" И
ее прозвали Далила-Хитрица. "Зачем ты устроила эти плутни и утомила наши
сердца?" - спросил потом халиф. И она ответила: "Я сделала эти плутни не
от жадности до чужих вещей, но я услышала о плутнях Ахмеда-ад-Данафа,
которые он устроил в Багдаде, и о плутнях Хасана-Шумана и сказала себе:
"Я тоже сделаю так, как они!" И я уже возвратила людям их вещи".
И тут поднялся ослятник и сказал: "Закон Аллаха между мною и ею! Ей
недостаточно было взять моего осла, и она напустила на меня цирюльни-
ка-магрибинца, который вырвал мне зубы и прижег мне виски два раза..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот восьмая ночь
Когда же настала семьсот восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что ослятник поднялся и сказал: "Закон Аллаха между
мною и ею! Ей недостаточно было взять моего осла, и она напустила на ме-
ня цирюльника-магрибинца, который вырвал мне зубы и прижег виски два ра-
за".
И халиф приказал дать ослятнику сто динаров и красильщику сто динаров
и сказал: "Иди открой свою красильню!" И они пожелали халифу блага и уш-
ли, а бедуин взял свои вещи и своего коня и сказал: "Запретно мне вхо-
дить в Багдад и есть пирожки с медом!"
И всякий, кому что-либо принадлежало, получил свое, и все разошлись,
и тогда халиф молвил: "Пожелай от меня чего-нибудь, о Далила!" И Далила
сказала: "Мой отец заведовал у тебя письмами, я воспитывала почтовых го-
лубей, а мой муж был начальником в Багдаде, и я хочу получать жалованье
моего мужа, а моя дочь хочет иметь жалованье своего отца". И халиф наз-
начил им то, что они пожелали; а потом Далила сказала: "Я хочу от тебя,
чтобы я была привратницей хана".
А халиф устроил хан с тремя домами, чтобы там жили купцы, и к хану
было приставлено сорок рабов и горок собак, - халиф привез их от прави-
теля Сулеймании, когда он отставил его, и сделал для собак ошейники. А в
хане был раб-повар, который стряпал еду для рабов и кормил собак мясом.
"О Далила, - сказал халиф, - я запишу тебя надсмотрщицей хана, и если
оттуда что-нибудь пропадет, с тебя будут взыскивать". - "Хорошо, - ска-
зала Далила, - но только посели мою дочь в помещении, которое над воро-
тами хана. В этом помещении есть площадка, а голубей хорошо воспитывать
только на просторе".
И халиф приказал так сделать, и дочь ее перенесла все свои вещи в по-
мещение над воротами хана, а Далила приняла сорок птиц, которые носили
письма; что же касается Зейнаб, то она повесила у себя в помещении те
сорок одежд и одежду Ахмеда-ад-Данафа.
А Далилу халиф сделал начальницей над сорока рабами и наказал им ее
слушаться. И она устроила себе место, чтобы жить за воротами хана, и
стала каждый день ходить в диван - может быть, халифу понадобится пос-
лать письмо в какую-нибудь страну, - и не уходила из дивана до конца
дня; и те сорок рабов стояли и охраняли хан, а когда наступала ночь, Да-
лила спускала собак, чтобы они сторожили хан ночью.
Вот что случилось с Далилой-Хптрицей в Багдаде.
Что же касается до Али-аз-Зейбака каирского, то это был ловкач, кото-
рый жил в Каире в то время, когда начальник дивана был человек по имени
Садах египетский, у которого было сорок приближенных. И приближенные Са-
лаха египетского устраивали ловушки ловкачу Али и думали, что он попа-
дется, и они искали его, и оказывалось, что он убегал, как убегает
ртуть, и поэтому его прозвали "Каирская ртуть".
И вот однажды, в один из дней, ловкач Али сидел в казарме среди своих
приближенных, и сердце его сжималось, и стеснялась у него грудь. И на-
чальник казармы увидел, что он сидит с нахмуренным лицом, и сказал: "Что
с тобой, о старший? Если у тебя стеснилась грудь, пройдись разок по Каи-
ру: твоя забота рассеется, когда ты пройдешься по его рынкам". И Али
поднялся и вышел пройтись по Каиру, но его грусть и забота еще увеличи-
лись.
И он проходил мимо винной лавки и сказал себе: "Войду и напьюсь!" И
он вошел и увидел семь рядов людей. "О виноторговец, - сказал он, - я
буду сидеть только один". И виноторговец посадил его в комнате одного и
принес ему вино, и Али пил, пока не исчез из мира.
А потом он вышел из винной лавки и пошел по Каиру, и до тех пор ходил
по его площадям, пока не дошел до Красной улицы, и дорога перед ним ста-
новилась свободной от людей, так как его боялись. И Али обернулся и уви-
дел водоноса, который поил людей из кувшина и кричал на дороге: "О Ал-
лах-заменяющий! Нет напитка, кроме как из изюма, нет сближения, кроме
как с любимым, и не сидит на почетном месте никто, кроме разумного!" -
"Подойди напои меня!" - сказал Али. И водонос посмотрел на него и подал
ему кувшин; и Али взглянул в кувшин и встряхнул его и вылил на землю.
"Ты не будешь пить?" - спросил его водопое. И Али ответил: "Напои меня!"
И водонос снова наполнил кувшин, и Али взял его и встряхнул и вылил па
землю, и в третий раз сделал то же самое. И водонос сказал: "Если ты не
будешь пить, я пойду". - "Напои меня!" - сказал Али. И водонос наполнил
кувшин и подал его Али, и тот взял его и выпил. И потом он дал водоносу
динар, и вдруг водонос посмотрел на него и счел его ничтожным и сказал:
"Награди тебя Аллах, награди тебя Аллах, о юноша! Маленькие люди для
иных - большие люди..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот девятая ночь
Когда же настала семьсот девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что, когда ловкач Али дал водоносу динар, водонос пос-
мотрел на него и счел его ничтожным и сказал: "Награди тебя Аллах, наг-
ради тебя Аллах! Маленькие люди у иных - большие люди!"
И ловкач Али подошел к водоносу и схватил его за платье и вытащил
драгоценный кинжал, как тот, о котором были сказаны такие два стиха:
Ударь же твердым кинжалом ты, не бойся же
Никого ты в мире, - лишь гнев творца нам страшен.
В стороне держись от позорных качеств и век не будь
Ты без качеств тех, что присущи благородным.
"О старец, - сказал Али, - поговори со мной разумно! Цена за твой
бурдюк, если он и дорог, дойдет всего до двух дирхемов, а в три кувшина,
которые я вылил на землю, войдет с ритль воды". - "Да", - ответил водо-
нос. И Али сказал: "А я дал тебе золотой динар, почему же ты меня унижа-
ешь? Разве ты видел кого-нибудь доблестнее и благороднее меня?" - "Я ви-
дел человека доблестнее и благороднее тебя; пока женщины будут рожать,
не найдется на свете другого, столь доблестного и благородного", - отве-
тил водонос. "Кого ты видел доблестнее и благороднее меня?" - спросил
Али. И водонос сказал: "Знай, что со мной был удивительный случай. Мой
отец был старостой продавцов воды глотками в Каире, и он умер и оставил
мне пять верблюдов и мула, и лавку, и дом; но бедному ведь никогда не
довольно, а когда ему довольно - он умирает. И я сказал себе: "Поеду в
Хиджаз!" - и набрал караван верблюдов; и я до тех пор занимал деньги,
пока не оказалось за мной пятьсот динаров. И все это пропало у меня во
время хаджжа. И я сказал себе: "Если я вернусь в Каир, люди посадят меня
в тюрьму из-за моих денег". И я отправился с сирийским караваном и дое-
хал до Халеба, а из Халеба я отправился в Багдад. И я спросил, где ста-
роста багдадских водоносов, и мне указали его; и я вошел к нему и прочи-
тал ему "Фатиху", и он спросил меня о моем положении, и я рассказал ему
обо всем, что со мной случилось.
И он отвел мне лавку и дал бурдюк и принадлежности, и я пошел через
ворота Аллаха и стал ходить по городу. И я дал одному человеку кувшин,
чтобы напиться, и он сказал мне: "Я ничего не ел, и мне нечего запивать;
меня сегодня пригласил скупой и принес и поставил передо мной два кувши-
на, и я сказал ему: "О сын гнусного, разве ты меня чем-нибудь накормил,
что даешь мне запивать?" Уходи же, водонос, и подожди, пока я чего-ни-
будь не поем, и потом напои меня".
И я подошел к другому, и он сказал мне: "Аллах тебя наделит!" И я был
в таком положении до времени полудня, и никто ничего мне не дал.
И я сказал про себя: "О, если бы я не приходил в Багдад!" И вдруг я
увидел людей, которые быстро бежали, и последовал за ними и увидел вели-
колепное шествие, где люди тянулись по двое, и все они были в ермолках и
чалмах, в бурнусах и войлочных куртках и были закованы в сталь.
И я спросил кого-то: "Чья это свита?" И спрошенный сказал мне: "Свита
начальника Ахмеда-ад-Данафа". - "Какая у него должность?" - спросил я. И
мне сказали: "Он начальник дивана и начальник в Багдаде и надзирает за
сушей. Ему полагается с халифа каждый месяц тысяча динаров, и каждому из
его приближенных - сто динаров. А Хасану-Шуману тоже полагается тысяча
динаров, и сейчас они отправляются из дивана в свою казарму". И вдруг
Ахмед-ад-Данаф увидел меня и сказал: "Подойди напои меня!" И я наполнил
кувшин и дал ему, и он встряхнул его и вылил, и второй, и третий раз то-
же, и на четвертый он отхлебнул глоток, как ты, и спросил: "О водонос,
откуда ты?" И я ответил: "Из Каира". - "Да приветствует Аллах Каир и его
жителей! - сказал Ахмедад-Данаф. - А по какой причине ты пришел в этот
город?" И я рассказал ему свою историю и дал ему понять, что я задолжал
и бегу от долгов и нужды; и Ахмед-адДанаф воскликнул: "Добро тебе пожа-
ловать!" И потом он дал мне пять динаров и сказал своим приближенным:
"Стремитесь к лику Аллаха и окажите ему милость!" И каждый из них дал
мне динар, и Ахмед-ад-Данаф сказал мне: "О старец, пока ты останешься в
Багдаде, тебе будет с нас столько же, всякий раз как ты дашь нам на-
питься".
И я начал ходить к ним, и стало добро притекать ко мне от людей, и
через несколько дней я подсчитал то, что я от них нажил, и денег оказа-
лось тысяча динаров. И я сказал себе: "Теперь для тебя правильнее уйти в
родную страну". И я пошел в казарму и поцеловал Ахмеду руки, и он спро-
сил: "Что ты хочешь?" - "Я намерен уехать, - сказал я и произнес такие
два стиха: -
В чужой земле пришельца пребывание
Сравню с постройкой я дворцов из ветра.
Разносит ветер то, что он построил,
И вот уходить решился пришелец обратно.
Караван отправляется в Каир, и я хочу пойти к моей семье", - сказал я
ему. И он дал мне мула и сто динаров и сказал: "Мы хотим послать с тобой
поручение, о шейх. Знаешь ли ты жителей Каира?" - "Да", - сказал я
ему..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот десятая ночь
Когда же настала семьсот десятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что водонос говорил: "И Ахмед-ад-Данаф дал мне мула и
сто динаров и сказал: "Мы желаем послать с тобой поручение. Знаешь ли ты
жителей Каира?" - "Да", - сказал я ему. И он сказал: "Возьми это письмо
и доставь его Али-Зейбаку каирскому и скажи ему: "Твой старший желает
тебе мира, и он теперь у халифа". И я взял у него письмо и ехал, пока не
прибыл в Каир; и меня увидели заимодавцы, и я им отдал то, что было за
мной, а потом я сделался водоносом, и я не доставил письмо, так как я не
знаю казармы Али-Зейбака каирского".
И тогда Али сказал водоносу: "О старец, успокой свою душу и прохлади
глаза! Я и есть Али-Зейбак каирский, первый из молодцов начальника Ахме-
да-ад-Данафа. Давай письмо!"
И водопое подал ему письмо; и когда Али развернул его и прочитал, он
увидел там такие два стиха: "К тебе пишу я, о краса красавцев,
На том листке, что полетит по ветру.
Умей летать я, я б взлетел от страсти,
Но как лететь, подрезаны коль крылья? -
А после того: - Привет от начальника Ахмеда-ад-Данафа старшему из его
детей - Али-Зейбаку каирскому. Мы осведомляем тебя о том, что я донимал
Салаха-ад-дина египетского и играл с ним штуки, пока не похоронил его
заживо, и повинуются мне его молодцы, среди которых находится
Али-Катф-аль-Джамаль. Я сделался начальником Багдада в диване халифа, и
мне предписано смотреть за сушей; и если ты блюдешь договор, который
заключен между нами, приходи ко мне. Может быть, ты сыграешь в Багдаде
штуку, которая приблизит тебя к службе халифу, и он назначит тебе жало-
ванье и оклад и выстроит тебе казарму. Вот в чем моя цель. И мир с то-
бой!"
И когда Али прочитал письмо, он поцеловал его и положил себе на голо-
ву и дал водоносу десять динаров в подарок за благую весть, а затем он
отправился в казарму и вошел к своим молодцам и осведомил их, в чем де-
ло, и сказал: "Поручаю вас друг другу!" И потом он снял то, что на нем
было, и надел плащ и тарбуш и взял футляр, в котором был дротик из дере-
ва для копий длиной в двадцать четыре локтя, части которого вдвигались
друг в друга. И начальник сказал ему: "Как же ты уезжаешь, когда казна
пуста?" - "Когда я приеду в Сирию, я пришлю вам столько, что вам хва-
тит", - сказал Али и ушел своей дорогой.
И он нагнал отъезжавший караван и увидел там начальника купцов и с
ним сорок купцов, и купцы погрузили свои тюки, а тюки начальника купцов
лежали на земле. И Али увидел, что предводитель каравана - человек из
Сирии, и он говорил погонщикам мулов: "Пусть кто-нибудь из вас мне помо-
жет"; но они только бранили его и ругали.
И Али сказал про себя: "Мне будет хорошо путешествовать только с этим
предводителем!"
А Али был безбородый, красивый, и он подошел к предводителю и поздо-
ровался с ним, и предводитель приветствовал его и спросил: "Что ты хо-
чешь?" И Али ответил: "О дядюшка, я увидел, что ты один, а груза у тебя
на сорок мулов. Почему же ты не привел людей, чтобы помочь тебе?" - "О
дитя, - отвечал предводитель, - я нанял двух молодцов и одел их и поло-
жил каждому за пазуху по двести динаров, и они помогали мне до монасты-
ря, а потом они убежали". - "А куда вы идете?" - спросил Али. И предво-
дитель ответил: "В Халеб". И тогда Али сказал: "Я тебе помогу".
И они погрузили тюки, и поехали, и начальник купцов сел на мула и то-
же поехал, и сирийский предводитель каравана обрадовался приходу Али и
полюбил его.
И подошла ночь, и люди сделали привал, поели и попили, а когда наста-
ло время сна, Али лег на землю и представился спящим. И предводитель лег
близко от него, и тогда Али встал со своего места и сел у входа в шатер
купца; и предводитель повернулся и хотел взять Али в объятия, но не на-
шел его, и тогда он сказал про себя: "Может быть, он кому-нибудь обещал,
и тот взял его; но я - достойнее, и в другую ночь я его запру".
Что же касается Али, то он просидел у входа в шатер купца, пока не
приблизилась заря, и тогда он пришел и лег подле предводителя; а когда
тот проснулся, он увидел Али и сказал про себя: "Если я его спрошу: "Где
ты был?" - он оставит меня и уйдет".
И Али до тех пор обманывал его, пока они не приблизились к одной пе-
щере; а в этой пещере была берлога, где жил сокрушающий лев; и каждый
раз, как там проходил караван, путники кидали между собой жребий, и вся-
кого, кому он выпадал, бросали льву.
И кинули жребий, и он пал не на кого иного, как на начальника купцов;
и вдруг лев преградил им дорогу, высматривая того, кого он возьмет из
каравана.
И начальник купцов впал в великую скорбь и сказал предводителю кара-
вана: "Аллах да обманет твое счастье и твое путешествие! Но я завещаю
тебе после моей смерти отдать тюки моим детям". - "Какова причина этой
истории?" - спросил ловкач Али. И ему рассказали, в чем дело, и он воск-
ликнул: "И чего вы бежите от степной кошки? Я обязуюсь перед вами убить
ее".
И предводитель пошел к купцу и рассказал ему об этом, и купец сказал:
"Если он его убьет, я дам ему тысячу динаров". И остальные купцы сказа-
ли; "Мы тоже дадим ему денег".
И тогда Али снял плащ, под ним оказались стальные доспехи, и он вынул
стальной меч, и вышел ко льву один, и закричал на него.
И лев бросился на Али, и Али каирский ударил льва мечом между глаз и
разрубил его пополам, а предводитель и купцы смотрели на него. И Али
сказал предводителю: "Не бойся, о дядюшка!" И предводитель воскликнул:
"О дитя мое, я стал твоим слугой!" А купец поднялся и обнял Али и поце-
ловал его меж глаз и дал ему тысячу динаров, и каждый из купцов дал ему
двадцать динаров, и Али сложил все деньги у купца.
И они проспали ночь, а утром уже направились к Багдаду, и достигли
они Берлоги львов и Долины собак, и вдруг оказался в ней один бедуин,
непокорный и преграждающий дорогу, с которым был отряд из его племени.
И он напал на путников, и люди разбежались перед ним, и купец воск-
ликнул: "Пропали мои деньги!" И вдруг приблизился Али, одетый в шкуру,
увешанный колокольчиками, и он вынул свой дротик и приладил его колена
одно к другому, а потом он выкрал одного из коней бедуина и сел на него
верхом и сказал бедуину: "Выходи против меня с копьем!" И он встряхнул
колокольчиками, и конь бедуина шарахнулся от колокольчиков, а Али ударил
по дротику бедуина и сломал его и, ударив бедуина по шее, скинул ему го-
лову.
И люди бедуина увидели это и сгрудились против Али. И Али воскликнул:
"Аллах велик!" И он напал на них и разбил их, и они обратились в
бегство.
А потом Али поднял голову бедуина на копье, и купцы оказали ему ми-
лости, и они ехали, пока не достигли Багдада. И ловкач Али потребовал от
купца свои деньги, и купец отдал их ему, и Али вручил их предводителю
каравана и сказал ему: "Когда ты поедешь в Каир, спроси, где моя казар-
ма, и отдай деньги начальнику казармы".
И Али проспал ночь, а утром вошел в город и прошел по нему, спраши-
вая, где казарма Ахмеда-ад-Данафа, по никто ее не показал.
И Али шел, пока не дошел до Площади Потрясения, и увидел играющих де-
тей, среди которых был один мальчик по имени Ахмед-аль-Лакит, и сказал
себе: "Не получить о них вестей иначе, как от их детей!"
И Али осмотрелся и увидел торговца сладостями и купил у него сладко-
го, а потом он кликнул детей; и вдруг Ахмед-аль-Лакит прогнал от него
других детей, а сам подошел и спросил Али: "Чего ты хочешь?" И Али отве-
тил: "У меня был ребенок, и он умер, и я увидел во оно, что он просит
сладкого, и вот я купил сладкого и хочу дать каждому мальчику по куску".
И он дал кусок Ахмеду-аль-Лакиту, и тот посмотрел на сладкое и увидел
приставший к нему динар и сказал Али: "Уходи, нет во мне мерзости, -
спроси про меня людей". И Али сказал ему: "О дитя мое, только ловкач да-
ет плату и только ловкач берет плату. Я кружил по городу и искал казарму
Ахмеда-ад-Данафа, по никто мне ее не указал. Этот динар - тебе плата,
если ты мне укажешь казарму Ахмеда-ад-Данафа". - "Я побегу впереди тебя,
- сказал тогда Ахмед, - а ты побежишь сзади меня, и когда я подойду к
казарме, я подцеплю ногой камешек и брошу его в ворота, и ты узнаешь
их".
И мальчик побежал, и Али бежал за ним, пока он не взял ногой камень и
не бросил им в ворота казармы, и тогда Али узнал их..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
|
