 |
|
Двести шестьдесят вторая ночь
Когда же настала двести шестьдесят вторая ночь [281], она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф сказал невольнице
Кут-аль-Куч "Я хочу, чтобы ты сыграла ему музыку на лютне, чудеснейшую
среди всего существующего, и он бы утешился в заботе и печали".
И невольница начала и сыграла диковинную музыку; и халиф молвил: "Что
скажешь, Ала-ад-дин, о голосе этой невольницы?" - "У Зубейды голос луч-
ше, чем у нее, но она искусница в игре на лютне, так что из-за нее лику-
ют каменные скалы", - ответил Ала-ад-дин. И халиф спросил: "Она тебе
нравится?" - "Нравится, о повелитель правоверных", - ответил Ала-ад-дин;
и халиф воскликнул: "Клянусь жизнью моей головы и могилой моих дедов,
она подарок тебе от меня - и она и ее невольницы".
И Ала-ад-дин подумал, что халиф шутит с ним, а наутро халиф вошел к
своей невольнице Кут-аль-Кулуб и сказал ей: "Я подарил тебя Ала-ад-ди-
ну"; и она обрадовалась этому, так как видела Ала-ад-дина и полюбила
его.
Потом халиф перешел из дворцового помещения в диван и, призвав но-
сильщиков, сказал им: "Перенесите пожитки Кут-аль-Кулуб в дом Ала-ад-ди-
на и посадите ее в носилки вместе с ее невольницами"; и они перевезли ее
с невольницами и пожитками в дом Ала-ад-дина и привели ее во дворец, а
халиф просидел в помещении суда до конца дня, и затем диван разошелся, и
он ушел к себе во дворец.
Вот что было с халифом; что же касается Кут-альКулуб, то, войдя во
дворец Ала-ад-дина со своими невольницами (а их было сорок невольниц,
кроме евнухов), она сказала двум евнухам: "Один из вас сядет на скамееч-
ку справа от ворот, а другой сядет на скамеечку слева, и когда придет
Ала-ад-дин, поцелуйте ему руки и скажите ему: "Наша госпожа, Кут-аль-Ку-
луб, просит тебя во дворец. Халиф подарил ее тебе вместе с ее невольни-
цами".
И евнухи ответили: "Слушаем и повинуемся!" - и сделали гак, как она
им велела. И когда Ала-ад-дин пришел, он увидел двух евнухов халифа, ко-
торые сидели у ворот.
И он нашел это диковинным и сказал про себя: "Может быть, это не мой
дом? А иначе в чем же дело?" И евнухи, увидя его, поднялись и поцеловали
ему руки и сказали: "Мы люди халифа, невольники Кут-аль-Кулуб. Она при-
ветствует тебя и говорит тебе, что халиф подарил ее тебе вместе с ее не-
вольницами. И она просит тебя к себе". - "Скажите ей: "Добро пожаловать
тебе, но только, пока ты у него, он не войдет во дворец, в котором ты
находишься, так как то, что принадлежит господину, не годится для слуг",
- отвечал Ала-ад-дин, - и спросите ее: "Как велики были твои расходы у
халифа каждый день".
И евнухи пошли к ней и спросили ее об этом, и она сказала: "Каждый
день сто динаров". И Ала-ад-дин подумал про себя: "Не было мне нужды,
чтобы халиф дарил мне Кут-аль-Кулуб и я тратил бы на нее такие деньги,
но, однако, тут не ухитришься". И Кут-аль-Кулуб провела у него несколько
дней, и он выдавал ей каждый день сто динаров. И в один из дней
Ала-ад-дин не явился в диван, и халиф сказал: "О везирь Джафар, я пода-
рил Кут-альКулуб Ала-ад-дину лишь для того, чтобы она его утешала в по-
тере жены; почему же он удалился от нас?" - "О повелитель правоверных, -
отвечал везирь, - правду сказал сказавший: кто встретит любимых, забудет
друзей". И халиф молвил: "Может быть, его отсутствию есть оправдание. Мы
навестим его".
А за несколько дней до этого Ала-ад-дин сказал везирю: "Я пожаловался
халифу, что чувствую печаль по моей жене Зубейде-лютнистке, и он подарил
мне Кут-альКулуб". - "Если бы халиф не любил тебя, он бы тебе ее не по-
дарил, - сказал везирь. - А ты уже входил к ней, о Ала-ад-дин?" - "Нет,
клянусь Аллахом, я еще не входил к ней", - ответил Ала-ад-дин; и везирь
спросил: "Почему Это?" А Ала-ад-дин молвил: "То, что годится господину,
не годится для слуг".
Потом халиф и Джафар перерядились и пошли навестить Ала-ад-дина, и
шли до тех пор, пока не пришли к нему.
И Ала-ад-дин узнал их и, поднявшись, поцеловал халифу руки; халиф,
увидя его, обнаружил в нем признаки печали и сказал; "О Ала-ад-дин, ка-
кова причина печали, что охватила тебя? Разве ты еще не входил к
Кут-альКулуб?" - "О повелитель правоверных, - ответил Алаад-дин, - что
годится господину, не годится для слуг, и я до сих пор не входил к ней и
не отличаю в ней длины от ширины. Избавь же меня от нее!" - "Я желаю с
ней повидаться и спросить ее о ее положении", - сказал халиф. И Ала-ад-
дин ответил: "Слушаю и повинуюсь, о повелитель правоверных!" И халиф во-
шел к Кут-аль-Кулуб..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести шестьдесят третья ночь
Когда же настала двести шестьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что халиф вошел к Кут-аль-Кулуб, и, увидав
его, она поднялась и поцеловала перед ним землю. "Входил к тебе Ала-
ад-дин?" - спросил ее халиф; и она ответила: "Нет, о повелитель право-
верных. Я послала просить его, чтобы он вошел, но он не согласился".
И халиф велел ей возвратиться во дворец и сказал Ала-ад-дину: "Не
удаляйся от нас!"
И потом халиф отправился к себе домой, а Ала-ад-дин проспал эту ночь,
а утром он сел на коня и отправился в диван и занял место главы шестиде-
сяти.
А халиф велел своему казначею выдать везирю Джафару десять тысяч ди-
наров; и казначей дал ему это количество денег, и халиф сказал Джафару:
"Поручаю тебе сходить на рынок невольниц и купить Ала-ад-дину невольницу
на эти десять тысяч динаров". И Джафар последовал приказу халифа и вышел
и, взяв с собою Ала-ад-дина, пошел с ним на рынок невольниц.
И случилось, что в этот день вали Багдада, назначенный халифом (а
звали его эмир Халид), пошел на рынок, чтобы купить невольницу для свое-
го сына, и причиной этого было вот что. У вали была жена по имени Хатун,
и ему достался от нее сын, безобразный видом, которого звали Хабазлам
Баззаза. И он достиг возраста двадцати лет и еще не умел ездить на коне,
а его отец был смельчак, неприступный владыка, и ездил на конях, и пог-
ружался в море ночного боя.
И однажды ночью Хабазлам Баззаза спал и осквернился, и он рассказал
об этом своей матери; и та обрадовалась и сообщила об этом его отцу и
сказала: "Я хочу, чтобы мы его женили: он стал годен для брака". - "Он
безобразен видом, дурно пахнет, грязен и дик, и его не примет ни одна
женщина", - ответил отец Хабазлама; и мать его сказала: "Мы купим ему
невольницу".
И по велению, предопределенному Аллахом великим, в тот день, когда
пошли на рынок везирь и Ала-ад-дин, туда потел и эмир Халид, вали, со
своим сыном Хабазламом Баззазой; и когда они были на рынке, вдруг появи-
лась с одним из посредников невольница - красивая, прелестная, стройная
и соразмерная, и везирь сказал: "О посредник, предложи за нее тысячу ди-
наров!"
И посредник прошел с нею мимо вали, и Хабазлам Баззаза посмотрел на
нее взглядом, оставившим после себя тысячу вздохов, и любовь к ней овла-
дела им. "О батюшка, - сказал он, - купи мне эту невольницу". И посред-
ник стал зазывать, а вали спросил, как зовут девушку; и она отвечала:
"Мое имя Ясмин". - "О дитя мое, - сказал ему отец, - если она тебе нра-
вится, набавляй цену". - "О посредник, какова твоя цена?" - спросил он.
"Тысяча динаров", - отвечал посредник. "С меня тысяча динаров и динар",
- сказал юноша. А когда очередь дошла до Ала-ад-дина, тот предложил за
девушку две тысячи, и всякий раз, как юноша, сын вали, набавлял цену на
динар, Ала-ад-дин прибавлял тысячу динаров.
И сын вали рассердился и спросил: "О посредник, кто набавляет против
меня цену за эту девушку?" И посредник ответил: "Везирь Джафар хочет ку-
пить ее для Алаад-дина Абу-ш-Шамата".
И Ала-ад-дин предложил за невольницу десять тысяч динаров, и хозяин
уступил ему девушку и получил за нее деньги; и Ала-ад-дин взял невольни-
цу и сказал ей: "Я освобождаю тебя ради лика Аллаха великого", - и затем
он написал свой брачный договор с нею и отправился домой.
И посредник вернулся с платой за посредничество, и сын вали позвал
его и спросил: "Где невольница?" - "Ее купил Ала-ад-дин за десять тысяч
динаров, и он освободил ее и написал свой договор с нею", - отвечал пос-
редник. И юноша огорчился, и печаль его увеличилась, и он вернулся домой
больным от любви к ней, и бросился на постель, и расстался с пищей, и
его любовь и страсть усилились.
И, увидев, что он заболел, мать его спросила: "Сохрани тебя Аллах, о
дитя мое, какова причина твоей болезни?" - "Купи мне Ясмин, о матушка",
- ответил он; и его мать сказала: "Когда пройдет человек с цветами, я
куплю тебе корзинку жасмину". - "Это не тот жасмин, который нюхают, это
невольница по имени Ясмин, которую мне не купил отец!" - воскликнул юно-
ша. И его мать спросила мужа: "Почему ты не купил ему эту невольницу?" -
"Что годится господину, не годится для слуг. И у меня нет власти взять
ее: ее купит не кто иной, как Ала-ад-дин, глава шестидесяти", - ответил
вали.
И болезнь юноши усилилась, так что он перестал спать и расстался с
пищей. И его мать повязалась повязками печали.
И когда она сидела в своем доме, горюя из-за сына, вдруг вошла к ней
одна старуха, которую звали "мать Ахмед Камакима-вора". А этот вор прос-
верлил средние стены, и карабкался на верхние стены, и похищал сурьму с
глаз, и эти мерзкие качества были у него с самого начала; а потом его
сделали начальником стражи, и он украл вещь и попался с нею, и вали на-
пал на него и захватил его и доставил к халифу.
И халиф велел убить его на поляне крови, но Ахмед прибегнул к защите
везиря (а ходатайство везиря перед халифом не отвергалось), и везирь
заступился за него. И халиф спросил: "Как ты заступаешься за бедствие,
которое вредит людям?" - "О повелитель правоверных, - сказал везирь, -
заключи его в тюрьму. Тот, кто построил тюрьму, был мудрец, так как
тюрьма-могила для живых и радость для врагов".
И халиф велел наложить на Ахмеда цепи и написать на его цепях: "Наве-
ки, до смерти, и он будет раскован лишь на скамье обмывальщика" [282] и
Ахмеда посадили, закованного, в тюрьму.
А его мать была вхожа в дом эмира Халида, вали, и заходила к своему
сыну в тюрьму и говорила ему: "Не говорила ли я тебе: "Отступись от зап-
ретного!" А он отвечал ей: "Это предопределил мне Аллах, но когда ты, о
матушка, пойдешь к жене вали, пусть она заступится за меня перед ним".
И когда старуха вошла к жене вали, она увидела, что та повязана по-
вязками печали, и спросила: "О чем ты печалишься?" - "О гибели моего сы-
на Хабазлама Баззазы", - ответила жена вали. "Сохрани Аллах твоего сына!
А что с ним случилось?" - спросила старуха, и жена вали рассказала ей
всю историю, и старуха спросила: "Что ты скажешь о том, кто сыграет шут-
ку, в которой будет спасение твоего сына?" - "А что ты сделаешь?" -
спросила жена вали; и старуха сказала: "У меня есть сын по имени Ахмед
Камаким-вор, и он сидит закованный в тюрьме, и на цепях у него написано:
"Навеки, до смерти". Встань и надень лучшее, что у тебя есть, и украсься
самыми лучшими украшениями, и встреть своего мужа весело и приветливо, а
когда он потребует от тебя того, что требуют мужчины от женщин, откажи
ему и не давай этого сделать и скажи: "О диво Аллаха! Когда мужчине есть
нужда до жены, он пристает к ней, пока не удовлетворит нужду с нею, а
когда жене что-нибудь нужно от мужа, он не исполняет этого". И муж спро-
сит тебя: "А что тебе нужно?" И ты скажи: "Сначала поклянись мне"; и
когда он тебе поклянется жизнью своей головы и Аллахом, скажи ему: "Пок-
лянись разводом со мною", - и не соглашайся, пока он не поклянется тебе
разводом; а когда он поклянется тебе разводом, скажи ему: "У тебя в
тюрьме заключен один начальник по имени Ахмед Камаким, и у него есть
бедная мать, и она упала передо мной ниц и направила меня к тебе и ска-
зала: "Пусть вали заступится за него перед халифом, чтобы халиф простил
его, и ему бы досталась награда". И мать Хабазлама ответила ей:
"Слушаю и повинуюсь!" И когда вали вошел к своей жене..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести шестьдесят четвертая ночь
Когда же настала двести шестьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что, когда вали вошел к своей жене, она
сказала ему все это, и он поклялся ей разводом, и тогда она позволила
ему, и он провел подле нее ночь, а когда наступило утро, вали омылся и,
совершив утреннюю молитву, пришел в тюрьму и сказал: "О Ахмед Камаким, о
вор, раскаиваешься ли ты в том, что сделал?" - "Я раскаялся перед Алла-
хом и отступился и прошу сердцем и языком прощения у Аллаха", - ответил
Ахмед. И вали выпустил его из тюрьмы и взял его с собой в диван, зако-
ванного в цепи.
И он подошел к халифу и поцеловал перед ним землю, и халиф спросил:
"О эмир Халид, чего ты просишь?" И вали поставил Ахмеда Камакима, кото-
рый шел в цепях, перед халифом, и халиф спросил: "О Камаким, ты до сих
пор жив?" - "О повелитель правоверных, - ответил Ахмед, - жизнь несчаст-
ного медлительна"; и халиф молвил: "О эмир Халид, зачем ты его привел
сюда?" - "У него бедная, одинокая мать, у которой никого нет, кроме не-
го, - ответил эмир, - и она пала ниц перед твоим рабом, чтобы он похода-
тайствовал у тебя, о повелитель правоверных, и ты бы освободил от цепей
ее сына. Он раскается в том, что было, и ты сделаешь его начальником
стражи, как прежде". - "Ты раскаялся в том, что было?" - спросил халиф
Ахмеда Камакима; и тот ответил: "Я раскаялся перед Аллахом, о повелитель
правоверных"; и тогда халиф велел привести кузнеца и расковать цепи Ах-
меда на скамье обмывальщика.
Он сделал Ахмеда начальником стражи и наказал ему хорошо вести себя и
поступать прямо, и Ахмед поцеловал халифу руки и вышел с одеждой на-
чальника стражи, и про него прокричали о том, что он начальник. И он
пробыл некоторое время в своей должности, а потом его мать пришла к жене
вали, и та сказала ей: "Слава Аллаху, который освободил твоего сына из
тюрьмы здоровым и благополучным! Почему же ты не говоришь ему, чтобы он
что-нибудь устроил и привел бы невольницу Ясмин к моему сыну Хабазламу
Баззазе?" - "Я скажу ему", - ответила старуха и, уйдя от нее, пришла к
своему сыну. И она нашла его пьяным и сказала: "О дитя мое, причина то-
го, чтобы ты освободился из тюрьмы, только в жене вали, и она хочет от
тебя, чтобы ты что-нибудь для нее устроил и убил бы Ала-ад-дина
Абу-ш-Шамата и привел бы невольницу Ясмин к ее сыну Хабазламу Баззазе".
- "Это легче всего, что бывает, - ответил Ахмед. - Я обязательно устрою
что-нибудь сегодня ночью".
А эта ночь была первой ночью месяца, и у халифа был обычай проводить
ее подле госпожи Зубейды [283] по случаю освобождения невольницы, или не-
вольника, или чего-нибудь подобного этому, и еще у халифа был обычай
снимать царское платье и оставлять четки и кортик и перстень власти и
класть все это на престол в приемной комнате.
А у халифа был золотой светильник с тремя драгоценными камнями, нани-
занными на золотую цепочку, и этот светильник был халифу дорог. И халиф
поставил евнухов сторожить одежду и светильник и остальные вещи и вошел
в комнату госпожи Зуббядм-
А Ахмед Камаким-вор выждал, пока пришла полночь, и засияла звезда Ка-
нопус, и твари заснули, и творец опустил на них покрывало, а затем он
обнажил меч и взял его в правую руку, а в левую взял крюк и, подойдя к
приемной комнате халифа, взял веревочную лестницу, Закинул крюк на стену
приемной комнаты, взобрался по лестнице на крышу, и поднял подъемную
доску над комнатой, и спустился туда.
И он нашел евнухов спящими и, одурманив их, взял одежду халифа, чет-
ки, кортик, платок, перстень и светильник, на котором были камни, и вы-
шел через то место, откуда вошел, и отправился к дому Ала-ад-дина Абу-ш-
Шамата. А Ала-ад-дин в эту ночь был занят свадьбою с девушкой, и он во-
шел к ней, и она ушла от него беременной.
И Ахмед Камаким-вор спустился в комнату Ала-аддина и, выломав мрамор-
ную доску в нижней части комнаты, выкопал под ней яму и положил туда
часть вещей, а часть оставил у себя. Потом он заделал мраморную доску,
как было, и вышел через то место, откуда вошел, говоря про себя: "Я сяду
и напьюсь, и поставлю светильник перед собой, и буду пить чашу при его
свете".
И потом он отправился домой, а когда наступило утро, халиф вошел в
приемную комнату и увидел, что евнухи одурманены, и разбудил их и протя-
нул руку, но не нашел ни одежды, ни перстня, ни четок, ни кортика, ни
платка, ни светильника.
И халиф разгневался из-за этого великим гневом и надел одежду ярости
(а это была красная одежда), и сел в диване; и везирь подошел и поцело-
вал перед ним землю и сказал: "Да избавит Аллах от зла повелителя право-
верных!" И халиф воскликнул: "О везирь, зло велико". - "Что произошло?"
- спросил везирь; и халиф рассказал ему обо всем, что случилось. И вдруг
подъехал вали, и у его стремени был Ахмед Камаким-вор.
И вали нашел халифа в великом гневе, а халиф, увидев вали, спросил
его: "О эмир Халид, как дела в Багдаде?" - "Все благополучно и безопас-
но", - отвечал вали. "Ты лжешь", - сказал халиф; и вали спросил: "Поче-
му, о повелитель правоверных?" И халиф рассказал ему, что случилось, и
молвил: "Ты обязан принести мне все Это!" - "О повелитель правоверных, -
сказал вали, - червяки в уксусе оттуда происходят и там остаются и я чу-
жой никак не может забраться в это место". - "Если ты не принесешь мне
эти вещи, я убью тебя", - сказал халиф; и вали молвил: "Прежде чем уби-
вать меня, убей Ахмеда Камакима-вора, так как никто не знает воров и об-
манщиков, кроме начальника стражи".
И Ахмед Камаким поднялся и сказал халифу: "Заступись за меня перед
вали, и я отвечаю тебе за того, кто украл, и буду выискивать его след,
пока не узнаю, кто он. Но только дай мне двух судей и двух свидетелей:
тот, кто сделал это дело, не боится ни тебя, ни вали, ни кого-нибудь
другого". - "Тебе будет то, что ты просишь, - сказал халиф, - но только
первый обыск будет в моем дворце, а потом во дворце везиря и во дворце
главы шестидесяти". - "Ты прав, о повелитель правоверных, может быть
окажется, что тот, кто сотворил эту проделку, воспитался во дворце пове-
лителя правоверных или во дворце кого-нибудь из его приближенных", -
сказал Ахмед Камаким. И халиф воскликнул: "Клянусь жизнью моей головы,
всякий, у кого объявятся эти вещи, будет обязательно убит, хотя бы это
был мой сын!"
И затем Ахмед Камаким взял то, что он хотел, и получил грамоту на
право врываться в дома и обыскивать их.
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести шестьдесят пятая ночь
Когда же настала двести шестьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Ахмед Камаким взял то, что он хотел, и по-
лучил фирман на право врываться в дома и обыскивать их. И он пошел, дер-
жа в руках трость, треть которой была из бронзы, треть из меди и треть
из железа, и обыскал дворец халифа и дворец везиря Джафара и обходил до-
ма царедворцев и привратников, пока не прошел мимо дома Ала-ад-дина
Абу-ш-Шамата.
И, услышав шум перед домом, Ала-ад-дин поднялся от Ясмин, своей жены,
и вышел, и, открыв ворота, увидел вали в большом смущении. "В чем дело,
о эмир Халид?" - спросил он; вали рассказал ему все дело, и Ала-ад-дин
сказал: "Входите в дом и обыщите его". Но вали воскликнул: "Прости, гос-
подин! Ты верный, и не бывать тому, чтобы верный оказался обманщиком". -
"Обыскать мой дом необходимо", - сказал Ала-ад-дин. И вали вошел с
судьями и свидетелями, и тогда Ахмед Камаким пошел в нижнюю часть комна-
ты и, подойдя к мраморной плите, под которой он зарыл вещи, нарочно
опустил на плиту трость. И плита разбилась, и вдруг увидели, что под нею
что-то светится, и начальник воскликнул: "Во имя Аллаха! Как захочет Ал-
лах! По благословению нашего прихода, нам открылось сокровище. Вот я
спущусь к этому кладу и посмотрю, что там есть".
И судья со свидетелями посмотрели в это место и нашли все вещи пол-
ностью и написали бумажку, в которой стояло, что они нашли вещи в доме
Ала-ад-дина, и приложили к этой бумажке свою печать.
И Ала-ад-дина приказали схватить, и сняли у него с головы тюрбан, и
все его имущество и достояние записали в опись, и Ахмед Камаким схватил
невольницу Ясмин (а она была беременна от Ала-ад-дина) и отдал ее своей
матери и сказал: "Передай ее Хатун, жене вали".
И старуха взяла Ясмин и привела ее к жене вали. И когда Хабазлам Баз-
заза увидел ее, к нему снова пришло здоровье, и он в тот же час и минуту
встал и сильно обрадовался.
И он приблизился к девушке, но она вытащила из-за пояса кинжал и ска-
зала: "Отдались от меня, или я тебя убью и убью себя!"
И мать его Хатун воскликнула: "О распутница, дай моему сыну достиг-
нуть с тобою желаемого!" А Ясмин сказала: "О сука, какое вероучение поз-
воляет женщине выйти замуж за двоих и кто допустит собак войти в жилище
львов?"
И страсть юноши еще увеличилась, и он так ослаб от любви и волнения,
что расстался с едой и слег на подушки; и тогда жена вали сказала Ясмин:
"О распутница, как это ты заставляешь меня печалиться о моем сыне? Тебя
непременно надо помучить, а что до Ала-ад-дина, то его обязательно пове-
сят". - "Я умру и буду любить его", - воскликнула невольница. И тогда
жена вали сняла с нее бывшие на ней драгоценности и шелковые одежды и
одела ее в парусиновые штаны и волосяную рубашку и поселила на кухне,
сделав ее одной из девушек-прислужниц.
"В наказанье ты будешь колоть дрова, чистить овощи и подкладывать
огонь под горшки", - сказала она; и Ясмин ответила: "Я согласна на вся-
кую пытку и работу, но не согласна видеть твоего сына". И Аллах смягчил
к вей сердца невольниц, и они стали исполнять за нее работу на кухне.
Вот что было с Ясмин. Что же касается Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата, то
его взяли с вещами халифа и повели, и вели до тех пор, пока не дошли с
ним до дивана.
И халиф сидел на престоле и вдруг видит, что они ведут Ала-ад-дина, и
с ним те вещи. "Где вы их нашли?" - спросил халиф; и ему сказали: "Пос-
реди дома Ала-аддина Абу-ш-Шамата".
И халиф пропитался гневом и взял вещи, но не нашел среди них све-
тильника. И он спросил: "О Ала-ад-дин, где светильник?" И Ала-ад-дин от-
вечал: "Я не крал, и не знаю, и не видел, и нет у меня об этом сведе-
ний". И халиф воскликнул: "Как, обманщик, я приближаю тебя к себе, а ты
меня от себя отдаляешь, и я тебе доверяю, а ты меня обманываешь"? И за-
тем он велел его повесить.
И вали вышел, а глашатай кричал об Ала-ад-дине: "Вот возмездие, и на-
именьшее возмездие, тем, кто обманывает прямоидущих халифов!" И люди
собрались около виселицы.
Вот что было с Ала-ад-дином. Что же касается Ахмедаад-Данафа, старше-
го над Ала-ад-дином, то он сидел со своими приспешниками в саду; и пока
они сидели, наслаждаясь и радуясь, вдруг вошел к ним один человек - во-
донос из водоносов, которые в диване, и поцеловал Ахмеду-ад-Данафу руку
и сказал: "О начальник Ахмед-адДанаф, ты сидишь и веселишься, а беда у
тебя под ногами, но ты не знаешь, что произошло". - "В чем дело?" -
спросил Ахмед-ад-Данаф; и водонос сказал: "Твоего сына по обету Аллаху,
Ала-ад-дина, повели на виселицу". - "Какая будет у тебя хитрость, о Ха-
сан Шуман?" - спросил Ахмед-ад-Данаф; и Хасан сказал: "Ала-ад-дин неви-
новен в этом деле, и это проделки какого-нибудь врага". - "Что, по-твое-
му, делать?" - спросил Ахмед-ад-Данаф. "Спасение его лежит на нас, если
захочет владыка", - ответил Хасан; а затем Хасан Шуман пошел в тюрьму и
сказал тюремщику: "Выдай нам кого-нибудь, кто заслуживает смерти". И тю-
ремщик выдал ему одного человека, более всех тварей похожего на
Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата, и Хасан закрыл ему голову, и Ахмед-ад-Данаф
повел его между собою и Али-Зейбаком, каирцем.
А Ала-ад-дина повели, чтобы повесить; и тут Ахмед-адДанаф подошел к
палачу и наступил ногою ему на ногу, и палач сказал ему: "Дай мне место,
чтобы я мог сделать свое дело!"; а Ахмед-ад-Данаф молвил: "О проклятый,
возьми этого человека и повесь его вместо Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата: он
несправедливо обижен, и мы выкупим Исмаила барашком" [284].
И палач взял того человека и повесил его вместо Алаад-дина, а потом
Ахмед-ад-Данаф и Али-Зейбак, каирец, взяли Ала-ад-дина и отвели в комна-
ту Ахмеда-ад-Данафа.
И когда они вошли, Ала-ад-дин сказал: "Да воздаст тебе Аллах благом,
о старший!" И Ахмед спросил его: "О Ала-ад-дин, что это за дело ты сде-
лал?.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести шестьдесят шестая ночь
Когда же настала двести шестьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Ахмед-ад-Данаф спросил Ала-ад-дина: "Что
это за дело ты сделал? Аллах да помилует сказавшего: того, кто тебе до-
верился, не обманывай, даже если ты обманщик. Халиф дал тебе у себя
власть и назвал тебя верным и надежным, почему же ты поступаешь с ним
так и берешь его вещи?" - "Клянусь величайшим именем Аллаха, о старший,
- воскликнул Ала-ад-дин, - это не моя проделка, и я в ней неповинен и не
знаю, кто это сделал!" - "Это дело сделал не кто иной, как явный враг, -
сказал Ахмед-ад-Данаф, - и кто это сделал, тому воздается за это. Но те-
бе, Ала-ад-дин, нельзя больше пребывать в Багдаде: с царями не враждуют,
о дитя мое; и кого ищут цари - о, как долги для того тягостны!" - "Куда
я пойду, о старший?" - спросил Ала-ад-дин; и Ахмед-ад-Данаф молвил: "Я
доставлю тебя в аль-Искандарию [285] - это город благословенный, и подсту-
пы к нему зеленые, и жизнь там приятная". И Ала-ад-дин отвечал: "Слушаю
и повинуюсь, о старший!" И тогда Ахмед-ад-Данаф сказал Хасану Шуману:
"Будь настороже, и когда халиф спросит обо мне, скажи ему: он уехал
объезжать земли".
После этого Ахмед взял Ала-ад-дина и вышел из Багдада, и они шли до
тех пор, пока не достигли виноградников и садов. И они увидели двух ев-
реев из откупщиков халифа, которые ехали верхом на мулах, и Ахмед-ад-Да-
наф сказал евреям: "Давайте плату за охрану". - "За что мы будем давать
тебе плату?" - спросили евреи; и Ахмед сказал: "Я сторож в этой долине".
И каждый из евреев дал ему сто динаров, а после этого Ахмед-ад-Данаф
убил их и, взяв мулов, сел на одного, и Ала-ад-дин тоже сел на мула.
И они поехали в город Айяс [286] и отвели мулов в хан и проспали там
ночь, а когда настало утро, Ала-ад-дин продал своего мула и поручил мула
Ахмеда-ад-Данафа привратнику; и они взошли на корабль в гавани Айяса и
достигли аль-Искандарии.
И Ахмед-ад-Данаф с Ала-ад-дином вышли и пошли по рынку - и вдруг слы-
шат: посредник предлагает лавку с комнатой внутри за девятьсот пятьдесят
динаров.
"Даю тысячу", - сказал тогда Ала-ад-дин, и продавец уступил ему (а
лавка принадлежала казне); и Ала-аддин получил ключи, и отпер лавку, и
отпер комнату, и оказалось, что она устлана коврами и подушками, и он
увидел там кладовую, где были паруса, мачты, канаты, сундуки и мешки,
наполненные скорлупками и раковинами, стремена, топоры, дубины, ножи,
ножницы и другие вещи, так как владелец лавки был старьевщиком.
И Ала-ад-дин Абу-ш-Шамат сел в лавке, и Ахмед-адДанаф сказал ему: "О
дитя мое, лавка и комната и то, что в ней есть, стали твоим достоянием.
Сиди же в ней, покупай и продавай - и не сомневайся, ибо Аллах великий
благословил торговлю".
И Ахмед-ад-Данаф оставался у Ала-ад-дина три дня, а на четвертый день
он простился с ним и сказал: "Живи Здесь, пока я съезжу и вернусь к тебе
с вестью от халифа о пощаде и высмотрю, кто проделал с тобой такую шту-
ку".
И потом Ахмед-ад-Данаф отправился в путь и, достигнув Айяса, взял
своего мула из хана и поехал в Багдад. И он встретился там с Хасаном Шу-
маном и его приспешниками и сказал: "О Хасан, халиф спрашивал обо мне?"
И Хасан отвечал: "Нет, и мысль о тебе не приходила ему на ум". И Ах-
мед-ад-Данаф остался служить халифу и стал разведывать новости. И он
увидел, что халиф обратился в один из дней к везирю Джафару и сказал
ему: "Посмотри, о везирь, какое дело сделал со мной Ала-аддин". И везирь
ответил ему: "О повелитель правоверных, ты воздал ему за Это повешением,
и возмездие ему то, что его постигло". - "О везирь, я хочу выйти и пос-
мотреть на него, повешенного", - сказал халиф; и везирь молвил: "Делай,
что хочешь, о повелитель правоверных". И тогда халиф и с ним везирь Джа-
фар пошли в сторону виселицы.
И халиф поднял глаза и увидел, что повешен не Алаад-дин Абу-ш-Шамат,
верный, надежный.
"О везирь, это не Ала-ад-дин", - сказал он; и везирь спросил: "Как ты
узнал, что это не он?" А халиф ответил: "Ала-ад-дин был короткий, а этот
длинный". - "Повешенный удлиняется", - отвечал везирь; и халиф сказал:
"Ала-ад-дин был белый, а у этого лицо черное". - "Разве не знаешь ты, о
повелитель правоверных, что смерти присуща чернота?" - молвил везирь; и
халиф приказал спустить повешенного с виселицы, и когда его спустили,
оказалось, что у него на обеих пятках написаны имена двух старцев [287].
"О везирь, - сказал халиф, - Ала-ад-дин был суннит, а этот рафидит". И
везирь воскликнул: "Слава Аллаху, знающему сокровенное! Мы не знаем,
Ала-ад-дин ли это, или кто другой". И халиф приказал зарыть повешенного,
и его зарыли, и Ала-ад-дин стал забытым и забвенным. И вот то, что было
с ним.
Что же касается Хабазлама Баззазы, сына вали, то его любовь и страсть
продлились, и он умер, и его закопали и схоронили в земле. А что до не-
вольницы Ясмин - то ее беременность пришла к концу, и ее схватили поту-
ги, и она родила дитя мужского пола, подобное месяцу.
"Как ты его назовешь?" - спросили ее невольницы. И она отвечала:
"Будь с его отцом все благополучно, он бы дал ему имя, а я назову его
Асланом!" [288]
И потом она вскармливала его молоком два года подряд и отлучила его
от груди, и мальчик стал ползать и ходить. И случилось так, что в один
из дней его мать занялась работой на кухне, и мальчик пошел и увидел
лестницу в комнату и поднялся по ней.
А эмир Халид сидел там, и он взял мальчика, и посадил его на колени,
и прославил своего владыку за то, что он сотворил и создал в его образе,
и он всмотрелся мальчику в лицо и увидел, что он больше всех тварей по-
хож на Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата.
А потом мать мальчика, Ясмин, стала искать его, и она поднялась в
комнату и увидела, что эмир Халид сидит там, а ребенок играет у него на
коленях (а Аллах закинул любовь к мальчику в сердце эмира). И мальчик
увидел свою мать и бросился к ней, но эмир Халид удержал его на коленях
и сказал Ясмин: "Подойди, девушка!" И когда она подошла, спросил ее:
"Этот мальчик чей сын?" И она ответила: "Это мой сын, плод моего серд-
ца". - "А кто его отец?" - спросил вали. "Его отец - Ала-ад-дин
Абу-ш-Шамат, а теперь он стал твоим сыном", - ответила Ясмин.
"Ала-ад-дин был обманщик", - сказал вали; и Ясмин воскликнула: "Да сох-
ранит его Аллах от обмана! Невозможно и не бывать тому, чтобы верный был
обманщиком". - "Когда этот ребенок станет взрослым и вырастет и спросит
тебя: "Кто мой отец?" - скажи ему: "Ты сын эмира Халида, вали, начальни-
ка стражи", - молвил эмир; и Ясмин ответила: "Слушаю и повинуюсь!"
А потом эмир Халид, вали, справил обрезание мальчика, и стал его вос-
питывать, и хорошо воспитал его. И он привел ему учителя чистописца, и
тот научил его чистописанию и чтению, и мальчик прочитал Коран в первый
и второй раз и прочитал его полностью; и он называл эмира Халида: "ба-
тюшка".
И вали начал устраивать ристалища и собирал всадников и выезжал, что-
бы учить мальчика способам боя, и показывал ему, в какие места бить
копьем и мечом, пока Аслан не изучил до конца искусства ездить верхом и
не обучился доблести, и не достиг возраста четырнадцати лет, и не дошел
до степени эмира.
И случилось, что Аслан встретился в какой-то день с Ахмедом Камаки-
мом-вором, и они стали друзьями, и мальчик проводил его в кабак; и вдруг
Ахмед Камакимвор вынул светильник с драгоценностями, который он взял из
вещей халифа, и, поставив его перед собой, стал пить чашу при свете его,
и напился. "О начальник, дай мне Этот светильник", - сказал ему Аслан.
"Я не могу тебе его дать", - ответил Ахмед. И Аслан спросил: "Почему?" И
Ахмед молвил: "Из-за него пропадали души". - "Чья душа из-за него пропа-
ла?" - спросил Аслан; и Ахмед сказал: "Был тут один, он приехал к нам
сюда и сделался главой шестидесяти, и звали его Ала-ад-дин Абу-ш-Шамат,
и он умер из-за этого светильника". - "А какова его история и по какой
причине он умер?" - спросил Аслан; и Ахмед сказал: "У тебя был брат, по
имени Хабазлам Баззаза, и он достиг шестнадцати лет и стал годен для же-
нитьбы и потребовал от отца, чтобы тот купил ему невольницу..."
И Ахмед рассказал Аслану всю историю с начала до конца и осведомил
его о болезни Хабазлама Баззазы и о том, что, по несправедливости, слу-
чилось с Ала-ад-дином. И Аслан сказал про себя: "Может быть, эта девушка
Ясмин - моя мать; а отец мой не кто иной, как Ала-аддин Абу-ш-Шамат?"
И мальчик Аслан ушел от Ахмеда печальный и встретил начальника Ахме-
да-ад-Данафа; и, увидав его, Ахмедад-Данаф воскликнул: "Слава тому, на
кого нет похожего". - "О старший, чему ты удивляешься?" - спросил его
Хасан Шуман; и Ахмед-ад-Данаф ответил: "Наружности этого мальчика Асла-
на. Он больше всех тварей похож на Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата".
И Ахмед-ад-Данаф позвал: "Эй, Аслан!" И когда тот отозвался, спросил
его: "Как зовут твою мать?" - "Ее зовут невольница Ясмин", - отвечал
мальчик. И Ахмедад-Данаф воскликнул: "О Аслан, успокой твою душу и прох-
лади глаза! Никто тебе не отец, кроме Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата. Но пойди
к твоей матери и спроси у нее про твоего отца". - "Слушаю и повинуюсь!"
- ответил Аслан и пошел к своей матери и спросил ее; и она сказала:
"Твой отец - эмир Халид"; а юноша воскликнул: "Никто мне не отец, кроме
Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата!"
И мать Аслана заплакала и спросила: "Кто тебе рассказал об этом, дитя
мое?" И Аслан отвечал: "Мне рассказал об этом начальник Ахмед-ад-Данаф".
И тогда Ясмин поведала ему обо всем, что случилось, и сказала: "О дитя
мое, истинное стало явным, и скрылось ложное.
Знай, что твой отец - Ала-ад-дин Абу-ш-Шамат, но только воспитал тебя
один лишь эмир Халид, и он сделал тебя своим сыном. О дитя мое, если ты
встретишься с начальником Ахмедом-ад-Данафом, скажи ему: "О старший,
прошу тебя ради Аллаха, отомсти вместо меня убийце моего отца Ала-ад-ди-
на Абу-ш-Шамата". И Аслан вышел от своей матери и пошел..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести шестьдесят седьмая ночь
Когда же настала двести шестьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Аслан вышел от своей матери и пошел и,
войдя к начальнику Ахмедуад-Данафу, поцеловал ему руку.
"Что тебе, о Аслан?" - спросил Ахмед-ад-Данаф. И Аслан сказал: "Я уз-
нал и убедился, что мой отец - Ала-аддин Абу-ш-Шамат, и хочу, чтобы ты
отомстил вместо меня его убийце". - "Кто убил твоего отца?" - спросил
Ахмед-ад-Данаф. "Ахмед Камаким-вор", - ответил Аслан. "А кто тебя осве-
домил об этом деле?" - спросил Ахмед; и Аслан сказал: "Я увидел у него
светильник с драгоценностями, который пропал в числе вещей халифа, и
сказал ему: "Дай мне этот светильник"; но он не согласился и сказал:
"Из-за этого светильника пропадали души", - и рассказал, что это он
спустился и украл вещи и положил их в доме моего отца".
"Когда ты увидишь, что эмир Халид, вали, надевает одежду войны, -
сказал Ахмед-ад-Данаф, скажи ему: "Одень меня так же". И когда ты вые-
дешь вместе с ним и покажешь перед повелителем правоверных какой-нибудь
диковинный способ боя и халиф скажет тебе: "Пожелай от меня чего-нибудь,
о Аслан", - а ты скажи ему: "Я желаю, чтобы ты отомстил вместо меня за
моего отца его убийце". И халиф тебе скажет: "Твой отец жив - это Эмир
Халид"; а ты скажи: "Мой отец Ала-ад-дин Абу-шШамат, а эмиру Халиду я
обязан только воспитанием". Расскажи ему все, что произошло у тебя с Ах-
медом Камакимом-вором, и скажи: "О повелитель правоверных, вели его
обыскать", - и я выну светильник у него из-за пазухи".
И Аслан сказал Ахмеду-ад-Данафу: "Слушаю и повинуюсь!" - и затем он
ушел и увидел, что эмир Халид собирается выехать в диван халифа.
"Я хочу, чтобы ты одел меня в одежды войны, такие же, как у тебя, и
взял меня с собой в диван халифа", - сказал он. И эмир одел его и взял с
собою в диван.
И халиф выехал с войсками за город и расставил шатры и палатки, и ря-
ды выстроились, и выехали всадники с шаром и молотком, и когда какой-ни-
будь всадник ударял по шару молотком, другой всадник возвращал его к не-
му.
А среди войска был один лазутчик, которого подговорили убить халифа,
и он взял шар и ударил по нему молотком, направив его в лицо халифу. И
вдруг Аслан поймал шар вместо халифа и ударил им того, кто его бросил, и
шар попал ему между плеч, и он упал на землю. И халиф воскликнул: "Да
благословит тебя Аллах, о Аслан!"
А потом они сошли со спин коней и сели на седалища, и халиф велел
привести того, кто ударил по шару, и, когда тот человек предстал пред
ним, спросил его: "Кто подговорил тебя на это дело? Ты враг или любя-
щий?" - "Я враг и задумал убить тебя", - ответил лазутчик; и халиф ска-
зал: "Какова причина этого? Разве ты не мусульманин?" - "Нет, я рафи-
дит", - ответил лазутчик. И халиф велел его убить и сказал Аслану: "По-
желай от меня чего-нибудь!" А Аслан сказал: "Я желаю, чтобы ты отомстил
вместо меня убийце моего отца". - "Твой отец жив, и он стоит на ногах",
- сказал халиф; и Аслан спросил: "Кто мой отец?" - "Эмир Халид, вали", -
ответил халиф; и Аслан воскликнул: "О повелитель правоверных, он мой
отец только по воспитанию, и никто мне не родитель, кроме Ала-ад-дина
Абу-ш-Шамата". - "Твой отец был обманщик", - сказал халиф. "О повелитель
правоверных, - ответил Аслан, - не бывать тому, чтобы верный стал обман-
щиком. И в чем он тебя обманул?" - "Он украл мою одежду и то, что при
ней было", - сказал халиф; и Аслан спросил: "О господин, когда ты лишил-
ся своей одежды и она вернулась к тебе, видел ли ты, что и светильник
тоже к тебе возвратился?" - "Мы его не нашли", - ответил халиф; и Аслан
молвил: "Я увидал светильник у Ахмеда Камакима-вора и попросил его у не-
го, но он его мне не дал и сказал: "Из-за него пропадали души". И он по-
ведал мне про болезнь Хабазлама Баззазы, сына эмира Халида, и про его
любовь к невольнице Ясмин, и про то, как он сам был освобожден от цепей,
и рассказал мне, что это он украл одежду и светильник. И ты, о повели-
тель правоверных, отомсти вместо меня убийце моего отца". - "Схватите
Ахмеда Камакима!" - сказал халиф. И когда его схватили, халиф спросил:
"Где начальник Ахмед-ад-Данаф?" И тот явился, и халиф сказал ему: "Обыщи
Камакима!" И Ахмед-ад-Данаф положил руку ему за пазуху и вынул оттуда
светильник с драгоценностями.
И халиф воскликнул: "Подойди, обманщик! Откуда у тебя этот све-
тильник?" - "Я купил его, о повелитель правоверных", - ответил Ахмед Ка-
маким; и халиф спросил "Где ты его купил и кто мог обладать подобным
ему, чтобы продать его тебе?"
И Ахмеда Камакима побили, и он сознался, что это он украл одежду и
светильник, и халиф воскликнул: "Зачем ты сделал такое дело, обманщик, и
погубил Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата, когда он верный, надежный?"
Потом халиф приказал схватить Ахмеда Камакима и вали, и тот сказал:
"О повелитель правоверных, я обижен! Ты приказал мне его повесить, и я
не имел сведений об этой проделке. Это устроили старуха - мать Ахмеда
Камакима - и моя жена, и я ничего не знал. Я под твоей защитой, о Ас-
лан".
И Аслан заступился за него перед халифом; и потом повелитель право-
верных спросил: "Что сделал Аллах с матерью этого мальчика?" И вали от-
ветил: "Она у меня". - "Я приказываю тебе, - сказал халиф, - чтобы ты
велел твоей жене одеть его мать в ее прежнюю одежду и украшения и вер-
нуть ей положение госпожи. Сними печати с дома Ала-ад-дина и отдай сыну
деньги и имущество его отца". И вали отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" - и
вышел и отдал своей жене приказание, и та одела Ясмин в ее прежнюю одеж-
ду, и вали снял печати с дома Ала-ад-дина и передал Аслану ключи.
И потом халиф сказал: "Пожелай от меня чего-нибудь, о Аслан". И Аслан
воскликнул: "Я желаю, чтобы ты соединил меня с отцом".
И халиф заплакал и сказал: "Самое вероятное, что твой отец и есть
тот, кого повесили, и он умер. Но клянусь жизнью моих дедов, всякому,
кто порадует меня вестью о том, что Ала-ад-дин еще в оковах жизни, я дам
все, чего он попросит".
И Ахмед-ад-Данаф выступил вперед и поцеловал землю перед халифом и
сказал: "Дай мне безопасность, о повелитель правоверных!" - "Ты в безо-
пасности", - молвил халиф. И Ахмед-ад-Данаф сказал: "Я обрадую тебя
вестью о том, что Ала-ад-дин Абу-ш-Шамат здоров и пребывает а оковах
жизни". - "Что это ты говоришь!" - воскликнул халиф. "Клянусь жизнью
твоей головы, - отвечал Ахмед-ад-Данаф, - мои слова истина! Я выкупил
его другим человеком, который заслуживал смерти, и доставил в аль-Искан-
дарию и открыл ему лавку старьевщика". - "Поручаю тебе привести его", -
сказал халиф..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести шестьдесят восьмая ночь
Когда же настала двести шестьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что халиф сказал Ахмеду-ад-Данафу: "Поручаю
тебе привести его"; и Ахмед ответил: "Слушаю и повинуюсь!" И халиф велел
дать ему десять тысяч динаров, и Ахмед-ад-Данаф поехал, направляясь в
аль-Искандарию.
Вот что было с Асланом. Что же касается его отца, Ала-ад-дина
Абу-ш-Шамата, то он продавал все, что было у него в лавке, и там оста-
лось лишь немногое, и между прочим один мешок. И Ала-ад-дин развязал ме-
шок, и оттуда выпал камень, наполняющий горсть, на Золотой цепочке, и он
был о пяти сторонах, на которых были написаны имена и талисманы, похожие
на ползающих муравьев.
И Ала-ад-дин потер эти пять сторон, но никто ему не ответил, и он
сказал про себя: "Может быть, этот камень простой оникс?" - и он повесил
камень в лавке.
И вдруг прошел по дороге консул [289] и поднял глаза и увидел, что ви-
сит этот камень. И он сел у лавки Ала-аддина и спросил его: "О господин,
этот камень продается?" - "Все, что у меня есть, продается", - ответил
Ала-ад-дин; и консул спросил: "Продашь ты мне его за восемьдесят тысяч
динаров?" - "Аллах поможет!" - ответил Ала-ад-дин; и консул сказал:
"Продашь ли ты его за сто тысяч динаров?" - "Я продам его тебе за сто
тысяч динаров, плати деньги", - сказал Ала-ад-дин; и консул сказал: "Я
не могу принести деньги с собой, когда в аль-Искандарии воры и стражни-
ки. Ты пойдешь со мной на корабль, и я дам тебе деньги, а также кипу ан-
горской шерсти, кипу атласа, кипу бархата и кипу сукна".
И Ала-ад-дин поднялся и запер лавку, вручив сначала консулу камень, и
отдал ключи своему соседу и сказал: "Возьми эти ключи к себе на сохране-
ние, а я пойду на корабль с этим консулом и принесу деньги за мой ка-
мень. А если я задержусь и к тебе приедет начальник Ахмед-адДанаф, кото-
рый поселил меня в этом месте, отдай ему ключи и расскажи ему об этом".
И затем Ала-ад-дин отправился с консулом на корабль, и консул, приведя
его на корабль, поставил скамеечку, посадил на нее Ала-аддина и сказал:
"Подайте деньги!" - и отдал ему плату и те пять кип, которые он ему обе-
щал. "О господин, - сказал он ему, - прошу тебя, утешь меня, съев кусо-
чек или выпив глоток воды". И Ала-ад-дин сказал: "Если у тебя есть вода,
дай мне напиться". И консул велел принести питье, и вдруг в нем оказался
дурман, и, выпив его, Ала-ад-дин опрокинулся на спину.
И тогда убрали сходни и опустили багры и распустили паруса, и ветер
был им благоприятен, пока они не оказались посреди моря. И капитан велел
поднять Ала-ад-дина из трюма, и его подняли и дали ему понюхать средство
против дурмана, и Ала-ад-дин открыл глаза и спросил:
"Где я?" - "Ты со мною, связанный и под моей охраной, и если бы ты
тогда еще раз сказал: "Аллах поможет!", я бы, наверное, прибавил тебе",
- ответил капитан.
И Ала-ад-дин спросил его: "Какое твое ремесло?"
И капитан ответил: "Я капитан и хочу отвезти тебя к возлюбленной мое-
го сердца".
И пока они разговаривали, вдруг появился корабль, где было сорок куп-
цов из мусульман, и капитан направил к ним свой корабль и зацепил их ко-
рабль крючками и сошел на него со своими людьми, и они ограбили их ко-
рабль и забрали его и отправились с ним в город Геную.
И капитан, с которым был Ала-ад-дин, направился к воротам одного
дворца, выходившим на море, и вдруг оттуда вышла девушка, закрывшаяся
покрывалом, и спросила его: "Привез ли ты камень и его владельца?" - "Я
привез их", - отвечал капитан. И девушка сказала: "Подай сюда камень". И
капитан отдал ей камень, а потом он направился в гавань и выстрелил из
пушек благополучия, и царь города узнал о прибытии этого капитана.
И он вышел к нему навстречу и спросил его: "Какова была твоя поезд-
ка?" - "Было очень хорошо, - отвечал капитан, - и мне достался корабль,
где был сорок один купец из мусульман". - "Выведи их", - сказал царь; и
капитан вывел купцов в цепях, и среди них был Ала-аддин. И царь с капи-
таном сели на коней и погнали купцов впереди себя, а прибыв в диван, они
сели, и первого из купцов подвели к ним, и царь спросил: "Откуда ты, о
мусульманин?" - "Из аль-Искандарии", - отвечал купец; и царь сказал:
"Эй, палач, убей его!" И палач ударил его мечом и отрубил ему голову, и
второму и третьему также, до конца всем сорока.
А Ала-ад-дин был последним из них, и он испил печаль по ним и сказал
про себя: "Да помилует тебя Аллах, Алаад-дин, кончилась твоя жизнь". -
"А ты из какой страны?" - спросил его царь, и Ала-ад-дин ответил: "Из
аль-Искандарии"; и тогда царь сказал: "Эй, палач, отруби ему голову"; и
палач поднял руку с мечом и хотел отрубить голову Ала-ад-дину, и вдруг
какая-то старуха, величественная видом, выступила пред лицо царя, и царь
поднялся из уважения к ней, а она сказала: "О царь, не говорила ли я те-
бе, чтобы, когда капитан привезет пленников, ты вспомнил о монастыре и
подарил туда пленника или двух, чтобы прислуживать в церкви?" - "О ма-
тушка, - отвечал царь, - если бы ты пришла на минуту раньше! Но возьми
этого пленника, который остался".
И старуха обернулась к Ала-ад-дину и сказала ему: "Будешь ли ты прис-
луживать в церкви, или я позволю царю убить тебя?" - "Я буду прислужи-
вать в церкви", - отвечал Ала-ад-дин, и старуха взяла его и, выйдя с ним
из дивана, направилась в церковь.
"Какую я буду делать работу?" - спросил Ала-ад-дин; и старуха ответи-
ла: "Утром ты встанешь и возьмешь пять мулов и отправишься с ними в ро-
щу, и нарубишь сухого дерева и наломаешь его и привезешь на монастырскую
кухню, а после этого ты свернешь ковры и подметешь и вытрешь плиты и
мраморный пол и положишь ковры обратно, как было. Ты возьмешь полардебба
[290] пшеницы и просеешь, и замесишь, и сделаешь из нее сухари для монас-
тыря, и возьмешь меру чечевицы и просеешь ее, и смелешь на ручной
мельнице, и сваришь, а потом наполнишь четыре водоема и будешь поливать
из бочек, и наполнишь триста шестьдесят шесть мисок и размочишь в них
сухари и польешь их чечевицей, и снесешь каждому монаху или патриарху
его чашку..." - "Верни меня к царю, и пусть он меня убьет, - это мне
легче, чем такая работа!" - воскликнул Ала-ад-дин; и старуха сказала:
"Если ты будешь работать и исполнишь работу, возложенную на тебя, ты из-
бавишься от смерти, а если не исполнишь, я дам царю убить тебя". И
Ала-ад-дин остался сидеть, обремененный заботой.
А в церкви было десять увечных слепцов, и один из них сказал
Ала-ад-дину: "Принеси мне горшок"; и Алаад-дин принес его горшок, и сле-
пец наделал в него и сказал: "Выброси кал!" И Ала-ад-дин выбросил его, и
старец воскликнул: "Да благословит тебя мессия, о служитель церкви!"
И вдруг старуха пришла и спросила: "Почему ты не исполнил работу в
церкви?" И Ала-ад-дин сказал: "У меня сколько рук, чтобы я мог исполнить
такую работу?" - "О безумный, - сказала старуха, - я привела тебя только
для того, чтобы ты работал. О сын мой, - молвила она потом, - возьми эту
палку (а палка была из меди, и на конце ее был крест) и выйди на пло-
щадь, и когда встретишь вали города, скажи ему: "Я призываю тебя послу-
жить церкви ради господина нашего мессии", - и он не будет прекословить.
И пусть возьмет пшеницу и просеет и провеет и замесит и испечет из нее
сухари, а всякого, кто будет тебе прекословить, ты бей и не бойся нико-
го". И Ала-ад-дин ответил: "Слушаю и повинуюсь!" - и сделал так, как она
сказала, и так он принуждал работать даром и великих и малых семнадцать
лет.
И однажды он сидел в церкви, и вдруг та старуха вошла к нему и сказа-
ла: "Уходи вон из монастыря". - "Куда я пойду?" - спросил Ала-ад-дин; и
старуха сказала: "Переночуй эту ночь в кабаке или у кого-нибудь из твоих
друзей". И Ала-ад-дин спросил ее: "Почему ты гонишь меня из церкви?" И
старуха ответила: "Хусн Мариам, дочь царя Юханны, царя этого города, хо-
чет посетить церковь, и не подобает, чтобы кто-нибудь сидел на ее пути".
И Ала-ад-дин послушался старуху и поднялся и показал ей, будто он
уходит из церкви, а сам говорил про себя: "О, если бы увидеть, такая ли
дочь царя, как наши женщины, или лучше их! Я не уйду, пока не посмотрю
на нее". И он спрятался в одной комнате, где было окно, выходившее в
церковь. И когда он смотрел в окно, вдруг пришла дочь царя, и Ала-ад-дин
посмотрел на нее взглядом, оставившим после себя тысячу вздохов, так как
он увидел, что она подобна луне, выглядывающей из-за облаков. И с царев-
ной была женщина..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести шестьдесят девятая ночь
Когда же настала двести шестьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Ала-ад-дин посмотрел на дочь царя и уви-
дел с ней женщину.
И царевна говорила этой женщине: "Ты развеселила нас, о Зубейда".
И Ала-ад-дин внимательно посмотрел на женщину и увидел, что это его
жена, Зубейда-лютнистка, которая умерла. А потом дочь царя сказала Зу-
бейде: "Сыграй нам на лютне"; и Зубейда ответила: "Я не сыграю тебе, по-
ка ты не осуществишь мое желание и не исполнишь то, что ты мне обещала".
- "А что я тебе обещала?" - спросила царевна; и Зубейда ответила: "Ты
обещала мне свести меня с моим мужем, Ала-ад-дином Абу-ш-Шаматом, вер-
ным, надежным". - "О Зубейда, - сказала царевна, - успокой свою душу и
прохлади глаза и сыграй нам ради сладости единения с мужем твоим
Ала-ад-дином". И Зубейда спросила: "А где он?" И царевна молвила: "Он в
этой комнате и слушает наши речи".
И Зубейда сыграла на лютне музыку, от которой запляшет каменная ска-
ла; и когда Ала-ад-дин услышал это. горести взволновались в нем, и он
вышел из комнаты, ринулся к женщинам и схватил свою жену Зубейду-лют-
нистку в объятия.
И Зубейда узнала его, и они обнялись и упали на землю в обмороке, и
царевна Хусн Мариам подошла к ним и брызнула на них розовой водой и при-
вела их в чувство и воскликнула: "Аллах соединил вас!" - "Благодаря тво-
ей любви, госпожа", - ответил Ала-ад-дин, и затем он обратился к своей
жене Зубейде-лютнистке, и сказал ей:
"Ты же умерла, о Зубейда, и мы зарыли тебя в могилу!
Как же ты ожила и пришла сюда?" - "О господин, - отвечала Зубейда, -
я не умерла, меня похитил злой дух из джиннов и прилетел со мной в это
место, а та, которую вы похоронили, - джинния, принявшая мой образ и
прикинувшаяся мертвой; и после того, как вы ее похоронили, она прошла
сквозь могилу и вышла из нее и улетела служить своей госпоже Хусн Мари-
ам, дочери царя.
А что до меня, то меня оглушило, и, открыв глаза, я увидела себя воз-
ле Хусн Мариам, дочери царя (а она - вот эта женщина), и спросила ее:
"Зачем ты принесла меня сюда?" И она сказала: "Мне обещано, что я выйду
замуж за твоего мужа, Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата. Примешь ли ты меня, о
Зубейда, чтобы я была ему другой женой и чтобы мне была ночь и тебе была
ночь?" И я отвечала ей: "Слушаю и повинуюсь, госпожа моя, но где же мой
муж?" А она сказала: "У него на лбу написано то, что предопределил ему
Аллах, и когда он исполнит то, что написано у него на лбу, он непременно
прибудет в это место, а мы станем развлекаться в разлуке с ним песнями и
игрой на инструментах, пока Аллах не соединит нас с ним". И я провела у
нее все это время, пока Аллах не соединил меня с тобою в этой церкви".
И после этого Хусн Мариам обратилась к Ала-ад-дину и сказала: "О гос-
подин мой Ала-ад-дин, примешь ли ты меня, чтобы я была тебе женою, а ты
мне мужем?" - "О госпожа, я мусульманин, а ты христианка, как же я на
тебе женюсь?" - ответил Ала-ад-дин. И Хусн Мариам воскликнула: "Не бы-
вать, ради Аллаха, чтобы я была неверной! Нет, я мусульманка и уже во-
семнадцать лет крепко держусь веры ислама, и я не причастна ни к какой
вере, противной вере ислама". - "О госпожа, - сказал Алаад-дин, - я хочу
отправиться в свои земли". - "О Ала-аддин, - отвечала царевна, - я виде-
ла, что у тебя на лбу написаны дела, которые ты должен исполнить, и ты
достигнешь своей цели. Аллах да поздравит тебя, о Ала-ад-дин: у тебя по-
явился сын по имени Аслан, который теперь сидит на твоем месте возле ха-
лифа, и достиг он возраста восемнадцати лет. Знай, что явной стала прав-
да и сокрылось ложное, и господь наш поднял покровы с того, кто украл
вещи халифа, - это Ахмед Камаким - вор и обманщик, и он теперь заточен в
тюрьме и закован в цепи. Узнай, что это я послала тебе камень и положила
его для тебя в мешок, который был в лавке, и это я прислала капитана,
который привез тебя и камень. Знай, что этот капитан любит меня и привя-
зан ко мне и требовал от меня близости, но я не соглашалась дать ему ов-
ладеть собою и сказала ему: "Я отдамся тебе во власть лишь тогда, когда
ты привезешь мне камень и его обладателя". И я дала ему сто мешков денег
и послала его в обличье купца, хотя он капитан, а когда тебя подвели для
убийства, после того как убили сорок пленников, с которыми был и ты, я
послала к тебе ту старуху". - "Да воздаст тебе Аллах нас всяким благом,
и прекрасно то, что ты сделала!" - воскликнул Ала-ад-дин.
А после этого Хусн Мариам снова приняла ислам с помощью Ала-ад-дина;
и, узнав истинность ее слов, Ала-аддин сказал ей: "Расскажи мне, каково
достоинство этого камня и откуда он". А Хусн Мариам сказала: "Этот ка-
мень - из сокровища, охраняемого талисманом, и в нем пять достоинств,
которые будут нам полезны при нужде в свое время. Моя госпожа и бабка,
мать моего отца, была колдуньей, разгадывавшей загадки и похищавшей то,
что хранится в кладах, и к ней попал этот камень из одного клада. И ког-
да я выросла и достигла возраста четырнадцати лет, я прочитала евангелие
и другие книги и увидела имя Мухаммеда - да благословит его Аллах и да
приветствует! - в четырех книгах: в торе, в Евангелии, в псалмах и в
аль-фуркане [291], и уверовала в Мухаммеда и стала мусульманкой, и убедилась
разумом, что не должно поклоняться, поистине, никому, кроме Аллаха вели-
кого, и что господу людей не угодна никакая вера, кроме ислама. А моя
бабушка, когда заболела, подарила мне этот камень и осведомила меня о
том, какие в нем пять достоинств. И прежде чем моей госпоже и бабке уме-
реть, мой отец сказал ей: "Погадай мне на доске с песком и посмотри, ка-
ков будет исход моего дела и что со мною случится". И она сказала ему:
"Далекий [292] умрет, убитый пленным, который прибудет из аль-Искандарии".
И моя отец поклялся, что убьет всякого пленника, который прибудет отту-
да, и осведомил об этом капитана и сказал ему: "Непременно налетай на
корабли мусульман и нападай на них, и всякого, кого ты увидишь из жите-
лей аль-Искандарии, убивай или приводи ко мне". И капитан последовал
приказанию царя и убил столько людей, сколько волос у него на голове.
И моя бабка умерла, и я выросла и погадала для себя на песке и заду-
мала про себя кое-что и сказала: "Увидать бы, кто на мне женится!" И мне
вышло, что на мне не женится никто, кроме одного человека по имени
Ала-аддин Абу-ш-Шамат, верный, надежный. И я подивилась этому и ждала,
пока не пришла пора и я не встретилась с тобою".
Потом Ала-ад-дин женился на царевне и сказал ей: "Я хочу отправиться
в свои земли"; и она ответила: "Если так, вставай, пойдем со мной!" - и
она взяла Ала-ад-дина и спрятала его в одной из комнат дворца. А затем
она вошла к своему отцу, и тот сказал ей: "О дочь моя, я сегодня очень
удручен. Садись же, мы с тобой напьемся!"
И она села, а царь велел подать вина, и царевна стала наливать, и по-
ила его, пока он не исчез из мира, а потом она положила ему в кубок дур-
мана, и царь выпил кубок и опрокинулся навзничь.
И тогда царевна пришла к Ала-ад-дину, вывела его из той комнаты и
сказала: "Вставай, пойдем, твой противник лежит навзничь, делай же с
ним, что захочешь, я напоила его и одурманила".
И Ала-ад-дин вошел и, увидев, что царь одурманен, крепко скрутил ему
руки и заковал его, а потом он дал ему средство против дурмана, и царь
очнулся..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до двухсот семидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот семидесяти, она сказа-
ла: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ала-ад-дин дал царю, отцу
Хусн Мариам, средство против дурмана, и тот очнулся и увидал Ала-аддина
и свою дочь сидящими верхом у него на груди. "О дочь моя, почему ты де-
лаешь со мною такие дела?" - сказал царь своей дочери; и она ответила:
"Если я твоя дочь, то прими ислам. Я сделалась мусульманкой, и мне стала
ясна истина, которой я придерживаюсь, и ложь, которой я сторонюсь. Я
предала свой лик Аллаху, господу миров, и я не причастив ни к какой ве-
ре, противной вере ислама, ни в здешней жизни, ни в будущей. И если ты
примешь ислам - в охоту и в удовольствие, а если нет - быть убитым тебе
подобает более, чем жить".
И Ала-ад-дин тоже стал убеждать царя, но тот отказался и был непоко-
рен, и тогда Ала-ад-дин вынул кинжал и перерезал царю гордо от одной ве-
ны до другой вены. И он написал бумажку с изложением того, что было, и
положил ее царю на лоб, а потом он взял то, что легко снести и дорого
ценится, и они пошли из замка и отправились в церковь.
И царевна принесла камень и положила руку на ту сторону, где было вы-
резано ложе, и потерла ее, и вдруг ложе встало перед нею.
И царевна с Ала-ад-дином и с его женой Зубейдойлютнисткой села на это
ложе и воскликнула: "Заклинаю тебя теми именами, талисманами и волшебны-
ми знаками, что написаны на этом камне, поднимись с нами, о ложе!"
И ложе поднялось и полетело с ними до долины, где не было расти-
тельности; и тогда царевна подняла к небу остальные четыре стороны камня
и повернула вниз ту сторону, где было написано "ложе", и ложе опустилось
с ними на землю вниз.
И царевна повернула камень той стороной, где было нарисовано изобра-
жение шатра, и ударила по ней и сказала: "Пусть встанет в этой долине
шатер!" И шатер встал перед ними, и они уселись в нем.
А это была долина пустынная, без всякой растительности и воды. И ца-
ревна обратила камень четырьмя сторонами к небу и воскликнула: "Во имя
Аллаха, пусть вырастут здесь деревья и потечет возле них море!" И де-
ревья тотчас же выросли и возле них потекло шумное море, где бьются вол-
ны. И путники омылись в нем и помолились и напились, а затем царевна об-
ратила к небу три стороны камня, кроме той, на которой было изображение
скатерти с кушаньями, и сказала: "Ради имени Аллаха, пусть накроется
скатерть!" И вдруг появилась накрытая скатерть, где были всякие роскош-
ные кушанья, и путники стали есть и пить и насладились и возликовали.
Вот что было с ними. Что ж касается сына царя, то он пришел разбудить
отца и увидел, что тот убит. Он нашел бумажку, которую написал
Ала-ад-дин, и прочитал ее и понял, что там было; а затем он стал искать
свою сестру и не нашел ее. И он отправился к старухе в церковь и нашел
ее и спросил про сестру; и старуха сказала: "Со вчерашнего дня я ее не
видела".
И тогда царевич вернулся к войскам и воскликнул: "На коней, о вла-
дельцы их!" - и рассказал воинам о том, что случилось; и они сели на ко-
ней и ехали, пока не приблизились к тому шатру. И Хусн Мариам поднялась
и увидела пыль, которая заслонила края земли, и после того, как пыль
поднялась, улетела и рассеялась, вдруг появился брат царевны со своими
воинами, и они кричали: "Куда ты направляешься, когда мы сзади вас?"
И женщина спросила Ала-ад-дина: "Насколько крепки твои ноги в боях?"
И Ала-ад-дин ответил: "Как колышек в отрубях: я не умею биться и сра-
жаться и не знаю мечей и копий".
И тогда Хусн Мариам вынула камень и потерла ту сторону, на которой
был изображен конь и всадник, - и вдруг из пустыни появился всадник, и
он до тех пор дрался с воинами и бил их мечом, пока не разбил их и не
прогнал.
И после этого та женщина сказала Ала-ад-дину: "Поедешь ты в Каир или
в аль-Искандарию?" Ала-ад-дин отвечал: "В аль-Искандарию". И тогда они
сели на ложе, и женщина произнесла заклинания, и ложе прилетело с ними и
в мгновение ока опустилось в аль-Искандарии.
И Ала-ад-дин привел женщин в пещеру и пошел в альИскандарию, и принес
им одежду и надел ее на них, и отправился в ту лавку с комнатой; а потом
он вышел, чтобы принести им обед, и вдруг видит: начальник Ахмедад-Данаф
едет из Багдада.
И Ала-ад-дин увидал его на дороге и встретил его объятиями и при-
ветствовал его и сказал: "Добро пожаловать!" А потом начальник Ах-
мед-ад-Данаф обрадовал его вестью о его сыне Аслане и рассказал ему, что
тот достиг возраста двадцати лет.
И Ала-ад-дин поведал ему обо всем, что с ним случилось, от начала до
конца, и взял его в лавку с комнатой; и Ахмед-ад-Данаф удивился всему
этому до крайних пределов.
И они проспали эту ночь до утра, а утром Ала-ад-дин продал лавку и
приложил плату за нее к тому, что у него было. А затем Ахмед-ад-Дана)
рассказал Ала-ад-дину, что халиф его требует, и Ала-ад-дин сказал: "Я
еду в Каир, чтобы пожелать мира моему отцу и матери и родным". И они все
сели на ложе и отправились в Каирсчастливый.
Они спустились по Желтой улице, так как их дом находился в этом квар-
тале, и постучали в ворота своего дома.
И мать Ала-ад-дина спросила: "Кто у ворот после утраты любимых?" И
Ала-ад-дин ответил: "Я, Ала-ад-дин!" И его родные вышли и заключили его
в объятия, а потом он ввел в дом свою жену и внес то, что с ним было, и
после этого вошел сам вместе с Ахмедом-ад-Данафом.
И они отдыхали три дня, и затем Ала-ад-дин пожелал отправиться в Баг-
дад, и отец его сказал ему: "Останься, сын мой, у меня!" Но Ала-ад-дин
ответил: "Я не могу быть в разлуке с моим сыном Асланом".
И он взял отца и мать с собою, и они отправились в Багдад. И Ах-
мед-ад-Данаф вошел к халифу и обрадовал его вестью о прибытии Ала-ад-ди-
на и рассказал ему его историю, и халиф вышел его встречать и взял с со-
бой его сына Аслана.
И они встретили Ала-ад-дина объятиями, и халиф велел привести Ахмеда
Камакима-вора, и его привели; и когда он предстал перед халифом, тот
сказал: "О Ала-аддин, вот тебе твой противник!" И Ала-ад-дин вытащил меч
и, ударив Ахмеда Камакима, отрубил ему голову.
И халиф устроил Ала-ад-дину великолепную свадьбу, после того как яви-
лись судьи и свидетели и был написан его договор с Хусн Мариам. И
Ала-ад-дин вошел к ней и увидел, что она жемчужина, еще посверленная.
А потом халиф сделал его сына Аслана главой шестидесяти и наградил их
всех роскошными одеждами, и жили они блаженнейшей и приятнейшей жизнью,
пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница соб-
раний".
|
