|  |  | 
   Рассказывают также, о счастливый царь, что был в древние времена один
купец, по имени Абд-ар-Рахман. И наделил его Аллах дочерью  и  сыном,  и
дочь он назвал Каукаб-ас-Сабах из-за ее красоты и прелести,  а  сына  он
назвал Камар-аз-Заман из-за его великой красоты. И когда он увидел,  ка-
кой одарил их Аллах красотой, прелестью, блеском  и  соразмерностью,  он
побоялся для них зла от глаз смотрящих и языков  завистников,  и  козней
коварных, и ухищрений развратников и скрывал их от людей  в  одном  доме
четырнадцать лет, так что никто их не видел, кроме их  родителей  и  не-
вольницы, которая им служила.
   А их отец читал Коран, как ниспослал его Аллах, и мать их тоже читала
Коран. И мать стала обучать свою дочь, а отец обучал сына, пока дети  не
запомнили Коран и не научились письму, счету, наукам и вежеству от  отца
и матери, так что не нуждались в учителе.
   И когда мальчик достиг возраста мужей, жена купца сказала: "До  каких
пор ты будешь скрывать твоего сына Камар-аз-Замана от людей?  Что  он  -
девочка или мальчик?" - "Мальчик", - ответил ей купец.  И  она  молвила:
"Раз он мальчик, почему ты не возьмешь его с собой на рынок и  не  поса-
дишь его в лавке, чтобы он знал людей, и люди знали его, и им  стало  бы
известно, что он твой сын. Научи его покупать и продавать, может быть, с
тобой что-нибудь случится, и люди будут знать, что он твой сын, когда он
наложит руку на твое наследство. Если же ты умрешь теперь  и  он  скажет
людям: "Я сын купца Абд-ар-Рахмана", - ему не поверят и скажут: "Мы тебя
не видели и не знаем, что у него есть сын".  И  твое  имущество  возьмут
власти, а твой сын будет лишен всего. И дочку я тоже хочу  показать  лю-
дям, - может быть, ктонибудь, ей равный, посватается к ней, и мы выдадим
ее замуж и порадуемся на нее". - "Это от страха людского глаза", -  ска-
зал купец..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
   Девятьсот шестьдесят четвертая ночь
   Когда же настала девятьсот шестьдесят четвертая  ночь,  она  сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что когда жена купца сказала ему  эти
слова, он ответил ей: "Это от страха людского глаза, так как я люблю мо-
их детей, а любящий сильно ревнив, и отличился тот, кто сказал:
   Ревную тебя к себе самому, и к взорам
   Моим, и к тебе, и к бегу часов, и к месту.
   Когда б тебя вложил я в мои очи,
   Вовек мне близость бы не надоела.
   И если б каждый день мы были вместе,
   До воскресенья дня, - мне было б мало".
   И жена его сказала ему: "Положись на Аллаха! Не будет беды с тем, ко-
го хранит Аллах! Возьми его с  собой  сегодня  в  лавку".  И  она  одела
мальчика в платье из роскошнейших одежд, и он стал искушением для взира-
ющих и огорчением для сердец влюбленных. И отец взял его с собой и  отп-
равился с ним на рынок. И всякий, кто видел  мальчика,  пленялся  им,  и
подходил к нему, и целовал ему руку, и приветствовал его. А его отец ру-
гал людей за то, что они шли за ним следом, чтобы поглядеть на его сына.
И некоторые люди говорили: "Это" солнце взошло и засияло  на  рынке".  А
другие говорили: "Место восхода луны - в такой-то  стороне".  Другие  же
говорили: "Появился серп луны праздника над рабами Аллаха"  [669].  И  все
они намекали на мальчика словами и желали ему блага, и его отца  охватил
стыд из-за слов людей, но он не мог никому из них запретить  говорить  и
стал ругать мать Камар-аз-Замана и проклинать ее, так как это  она  была
причиной выхода мальчика.
   И отец Камар-аз-Замана обернулся и увидел, что люди толпятся за ним и
перед ним, когда он идет. И наконец они дошли до лавки, и  Абд-ар-Рахман
отпер лавку, и сел, и посадил перед собой своего сына. И,  посмотрев  на
людей, он увидел, что они запрудили дорогу, и всякий, кто проходил мимо,
вперед или назад, останавливался перед лавкой, и смотрел на это красивое
лицо, и не мог от него оторваться. И все люди, мужчины и  женщины,  были
согласны в этом и произносили слова сказавшего:
   "Ты создал красоты, чтоб нас испытать,
   И нам ты сказал: "О рабы, меня бойтесь!"
   Прекрасен ты сам и прекрасное любишь -
   Твоим ли рабам да в меня не влюбиться?"
   И когда купец Абд-ар-Рахман увидел, что люди толпятся вокруг его  сы-
на, и мужчины и женщины стоят рядами, уставившись на мальчика,  он  сму-
тился до крайности и впал в недоумение, не зная, что делать. И не  успел
он опомниться, как подошел к нему, со стороны рынка, дервиш из  странни-
ков, на котором было облачение праведных рабов Аллаха, и  приблизился  к
мальчику и начал произносить стихи и проливать обильные слезы.  И,  уви-
дев, что Камар-аз-Заман сидит, подобный ветви ивы, растущей на куче шаф-
рана, он пролил слезы из глаз и произнес такие два стиха:
   "Увидел я трость на куче камня.
   Как месяц она, когда он блещет.
   "Как имя?" - спросил. Он молвил: "Лу-лу".
   Я крикнул: "Мне! Мне!" Он молвил: "Нет! Нет!" [670]
   И затем дервиш стал не спеша подходить, поглаживая рукой свои седины.
И толпа расступилась из почтения к нему, и когда он увидел мальчика, его
ум и взор были ошеломлены, и к нему подошли слова сказавшего:
   И вот красавец этот где то раз стоял,
   В лице его светился месяц праздника,
   И вдруг к нему почтенный подошел старик -
   Походкою неспешной он нарочно шел,
   На нем следы виднелись строгой жизни.
   Прошел ночей и дней он испытанья, запретное узнал и то, что можно.
   И женщин и мужчин любил он страстно,
   И тонким сделался, как зубочистка
   Костями стал он, что покрыты кожей.
   В искусстве этом был он истым персом,
   И старец юношей ему казался,
   В любви же к женщинам он был узритом,
   Но в отраслях обеих был он сведущ.
   И Зейнаб или Зейд - не различал он.
   Любил красавиц он, любил их страстно,
   Рыдал в кочевье, плакал над следами,
   Сочтешь его, охваченного страстью,
   Ты веткой, что качается от ветра.
   Ведь твердость свойственна одним лишь скалам.
   В искусстве страсти опытен был старец,
   Внимателен и зорок в этом деле.
   И трудное и легкое прошел он,
   С оленем и с газелью обнимался.
   Любя седых и безбородых равно.
   И дервиш подошел к мальчику и подал  ему  стебель  базилика.  И  отец
мальчика положил руку в карман  и,  вынув  несколько  дирхемов,  сказал:
"Возьми свою долю, о дервиш, и уходи своей дорогой".
   И дервиш взял у него дирхемы, и сел на скамью в лавке, перед  мальчи-
ком, и начал смотреть на него и плакать, испуская непрерывные вздохи,  и
слезы его были точно полноводные ручьи, и люди смотрели на него и  пори-
цали его, и одни говорили: "Все дервиши развратники". А другие говорили:
"У этого дервиша от любви к мальчику в сердце пожар".
   Что же касается до его отца, то, когда он увидел эти  обстоятельства,
он встал и сказал: "Выходи, о дитя мое, мы запрем лавку и  уйдем  домой.
Не подобает нам в сегодняшний день покупать и продавать.  Аллах  великий
пусть воздаст твоей матери за то, что она с нами сделала. Это  она  была
причиной всего этого. О дервиш, - сказал он потом,  -  выходи,  я  запру
лавку".
   И дервиш вышел, и купец запер лавку, и взял своего сына, и  пошел.  И
дервиш следовал за ним, вместе с людьми, пока они не дошли  до  дому,  и
мальчик вошел в дом, и купец обернулся к дервишу и спросил его: "Что  ты
хочешь, о дервиш, и почему это, я вижу, ты плачешь?" -
   "О господин, - сказал дервиш, - я хочу быть "твоим гостем сегодня ве-
чером. Ведь гость - гость великого Аллаха". -  "Добро  пожаловать  гостю
Аллаха, - сказал купец, - входи, о дервиш..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
   Девятьсот шестьдесят пятая ночь
   Когда же настала девятьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что когда  дервиш  сказал  купцу,  отцу  Ка-
мар-аз-Замана: "Я гость Аллаха", купец ответил  ему:  "Добро  пожаловать
гостю Аллаха! Входи, о дервиш". А про себя купец сказал: "Если этот дер-
виш влюбился в мальчика и потребует от него мерзости, я обязательно убью
его сегодня ночью и скрою его могилу, а если  в  нем  нет  разврата,  то
пусть гость съест свою долю".
   И потом он ввел дервиша и Камар-аз-Замана в одну комнату и сказал по-
тихоньку Камар-аз-Заману: "О дитя мое, садись рядом с дервишем и подраз-
ни его и поиграй с ним, после того как я от вас выйду. И если он  потре-
бует от тебя дурного, я буду смотреть на вас из окна, которое выходит  в
эту комнату, и спущусь к нему и убью его".
   И когда дервиш остался с мальчиком один в комнате и тот сел  рядом  с
дервишем, дервиш стал смотреть на него, и вздыхать, и плакать.  И  когда
мальчик заговаривал с ним, он отвечал ему мягко, а сам дрожал и  огляды-
вался на мальчика, вздыхая и плача. И пришло время ужина, и дервиш  стал
есть, и глаза его были устремлены на мальчика и не переставали  плакать.
И когда прошла четверть ночи, и кончилась беседа, и пришло время  спать,
отец мальчика сказал: "О дитя мое, постарайся сам  служить  твоему  дяде
дервишу и не перечь ему", - и хотел выйти. Но дервиш сказал ему: "О гос-
подин мой, возьми своего сына с собой или спи с нами". - "Нет, -  сказал
купец, - вот мой сын - он будет спать с тобой. Может быть, твоя душа че-
го-нибудь захочет, и тогда мой сын исполнит твою нужду и будет тебе слу-
жить".
   И он вышел, и оставил их, и сел в другой комнате, где было окно,  вы-
ходившее в комнату тех двоих, и вот что было с купцом.
   Что же касается мальчика, то он подошел к дервишу и стал  его  распа-
лять и предлагать ему себя. И дервиш рассердился и сказал: "Что это  та-
кое за слова, о дитя мое! Прибегаю к Аллаху от сатаны, битого камнями! О
боже мой, это осуждается и неугодно тебе! Удались от меня, о дитя  мое!"
И дервиш поднялся со своего места и сел далеко от мальчика, но тот  пос-
ледовал за ним, и бросился ему на грудь и сказал: "Почему, о дервиш,  ты
лишаешь себя услады близости со мной, когда мое сердце  тебя  любит?"  И
гнев дервиша усилился, и он воскликнул: "Если ты не отступишься от меня,
я позову твоего отца и расскажу ему о твоем деле". - "Мой отец, - сказал
мальчик, - знает, что я такой, и невозможно, чтобы он помешал мне. Зале-
чи же мое сердце! Почему ты от меня отказываешься? Разве я тебе не нрав-
люсь?" - "Клянусь Аллахом, о дитя мое, - сказал дервиш, -  я  не  сделаю
этого, даже если буду изранен острыми мечами!"
   И он произнес слова поэта:
   "Мое сердце прекрасных любит, и женщин
   И мужчин, и не буду я в этом медлить.
   Нет, и в полдень увижу их и под утро,
   Сыном Лота, иль блудником я не буду".
   И он заплакал и сказал мальчику: "Встань, открой мне дверь, и я  уйду
своей дорогой. Не буду я больше спать в этом месте!" И  он  поднялся  на
ноги, но мальчик уцепился за него и стал говорить: "Посмотри, как  сияет
мое лицо, как красны мои щеки и мягки мои члены и нежны мои губы".
   И потом он обнажил ногу, приводящую в смущение  вино  и  кравчего,  и
посмотрел на дервиша взором, обессиливающим волшебников  и  колдунов,  и
был он редкостно красив и мягок в своей изнеженности, как сказал  о  нем
кто-то из сказавших:
   Мне не забыть, как он поднялся, обнажив
   Нарочно ногу, блестящую, как жемчуг.
   Не дивитесь же, что настал уж день воскресенья - в
   В день воскресенья обнажатся ноги [671].
   И потом юноша показал ему свою грудь и сказал: "Посмотри на мои соски
- они прекраснее сосков девушки, а моя слюна слаще растительного сахара.
Брось благочестие и воздержание и избавь рас от богомольности  и  набож-
ности! Воспользуйся моей близостью и насладись моей красотой.  Не  бойся
ничего совершенно - ты в безопасности от дурного.  Оставь  равнодушие  -
скверное это свойство?"
   И он стал ему показывать и открывать то, что было скрыто из его  пре-
лестей, и ослаблять поводья его ума своими движениями, а дервиш  отвора-
чивал лицо и говорил: "Прибегаю к Аллаху! Стыдись, о дитя мое! Это  дело
запретное, и я не сделаю его даже во сне!" И мальчик стал настаивать,  и
дервиш вырвался от него  и,  обратившись  к  кыбле,  начал  молиться;  и
мальчик, увидев, что он молится, оставил его. И дервиш совершил  молитву
в два раката и произнес возглас приветствия, и тогда мальчик  хотел  по-
дойти к нему, но дервиш начал молиться второй раз и совершил  молитву  в
два раката, и сделал это в третий раз, и  в  четвертый,  и  в  пятый.  И
мальчик сказал ему: "Что это за молитва! Разве ты хочешь взлететь к  об-
лакам? Ты погубил нам веселье, простояв всю ночь в михрабе".
   И затем мальчик бросился к дервишу и начал целовать его меж  глаз,  и
дервиш сказал ему: "О дитя мое, прогони от себя шайтана и соблюдай пови-
новение всемилостивому!" Но мальчик воскликнул: "Если ты не сделаешь то-
го, что я хочу, я позову отца и скажу ему: дервиш хочет со мной  сделать
мерзость, - и он войдет к тебе и побьет тебя так, что сломает кости  под
твоим мясом".
   А отец его при всем этом смотрел глазами и слушал ушами, и он уверил-
ся в том, что в дервише нет разврата, и сказал себе: "Если бы этот  дер-
виш был развращен, он бы не стал терпеть всей этой тяготы".
   А мальчик все пробовал соблазнять дервиша, и всякий раз, как тот  хо-
тел начать молитву, прерывал ее, так что дервиш рассердился на  мальчика
до крайности и стал с ним груб и побил его. И мальчик  заплакал,  и  его
отец вошел к нему, и вытер ему слезы, и, успокоив его,  сказал  дервишу:
"О, брат мой, раз ты такой, чего же ты плакал и  горевал,  когда  увидел
моего сына? Есть ли для этого какая-нибудь причина?" -  "Да",  -  сказал
дервиш. И купец молвил: "Когда я увидел, что ты плачешь при виде мальчи-
ка, я подумал о тебе дурное и велел мальчику так делать, чтобы  испытать
тебя, и задумал, если я увижу, что ты требуешь от него мерзости, войти к
тебе и убить тебя. Но когда я увидел, как ты поступил, я узнал,  что  ты
до крайности праведен. Но, ради Аллаха, расскажи мне  о  причине  твоего
плача".
   И дервиш вздохнул и сказал: "О господин мой, не береди  успокоившиеся
раны". И купец воскликнул: "Обязательно расскажи мне!"
   И тогда дервиш молвил: "Знай, что я дервиш, блуждающий  по  землям  и
странам, чтобы извлечь назидание из творений создателя  ночи  и  дня.  И
случилось мне войти в город Басру в день пятницы, на заре дня..."
   И Шахразаду застало утро, и она прекратила дозволенные речи.
   Девятьсот шестьдесят шестая ночь
   Когда же настала девятьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что дервиш говорил купцу:  "Знай,  что  я
дервиш странствующий, и случилось мне войти в город Басру в день  пятни-
цы, на заре дня. И я увидел, что лавки отперты, и в них  всякие  товары,
снедь и напитки, но они пусты, и нет в них мужчины, женщины, девочки или
мальчика, и нет на площадях и рынках ни собак, ни кошек, и не слышно там
шума и не видно человека, и удивился, и сказал: "Посмотреть бы, куда де-
вались люди этого города с их кошками и собаками и что сделал с ними Ал-
лах".
   А я был голоден и взял горячего хлеба из пекарни хлебопека, и,  войдя
в лавку масленика, намазал хлеб топленым маслом и медом, и поел. А потом
я вошел в лавку с напитками и попил, чего хотел. И я увидел, что кофейня
открыта, и вошел туда, и увидел кофейники на огне, полные кофе, но и там
никого не было. И я напился вдоволь  и  сказал:  "Поистине,  это  удиви-
тельная вещь! Похоже, что к жителям этого города пришла  смерть,  и  они
все сейчас умерли, или они испугались чего-нибудь, что  их  постигло,  и
вбежали и не могли запереть своих лавок".
   И когда я размышлял об этом деле, вдруг послышались звуки музыки, и я
испугался, и сидел некоторое время, спрятавшись, и смотрел через отверс-
тия и щели. И я увидел невольниц, подобных луне, которые  шли  по  рынку
пара за парой, без покрывал, а наоборот, с открытыми лицами, и  было  их
сорок пар - восемьдесят невольниц. И я увидел девушку, ехавшую на  коне,
который не мог передвигать ноги - так много было на нем и на девушке зо-
лота, и серебра, и драгоценных камней. И эта девушка была с открытым ли-
цом, без покрывала, и она была украшена самыми роскошными украшениями  и
одета в роскошнейшие одежды. На шее у нее были бусы из драгоценных  кам-
ней, а на груди золотые ожерелья, и на ее руках были запястья,  сияющие,
как звезды, а на ногах - золотые браслеты, украшенные дорогими  металла-
ми. И невольницы окружали ее, а перед нею шла девушка, перевязанная  ве-
ликолепным мечом с изумрудной рукояткой и золотыми подвесками,  украшен-
ными драгоценностями.
   И когда эта девушка достигла той части улицы, что была  против  меня,
она натянула узду коня и сказала: "О девушки, я  услышала  какой-то  шум
внутри этой лавки. Обыщите ее, чтобы в ней не сидел кто-нибудь  спрятан-
ный, кто хочет посмотреть на нас, когда мы с открытыми лицами".
   И невольницы обыскали лавку, стоявшую перед кофейной, где я  спрятал-
ся, и я испугался и увидел, что невольницы вывели какого-то  человека  и
сказали девушке: "О госпожа, мы увидели там человека, и вот он перед то-
бой". И девушка сказала невольнице, у которой был меч: "Скинь ему  голо-
ву". И невольница подошла к этому человеку, и отрубила ему голову, и ос-
тавила его валяться на земле, и они ушли. И я испугался, увидев это обс-
тоятельство, но любовь к девушке привязалась к моему сердцу.
   А через некоторое время появились люди, и всякий, у кого была  лавка,
вошел в нее. И люди стали ходить по рынкам и собрались  вокруг  убитого,
смотря на него. И я потихоньку вышел из своего укрытия, и никто меня  не
заметил, и любовь к девушке овладела моим сердцем. И я  стал  потихоньку
распытывать, кто она, но никто не рассказал мне про нее. И после этого я
вышел из Басры, и в сердце моем из-за любви к  девушке  была  печаль.  И
когда я увидел этого твоего сына, я увидел, что он больше всех людей по-
хож на ту девушку, и он взволновал во мне огонь любви и  разжег  в  моем
сердце пламя страсти. И вот причина моего плача". И потом дервиш  запла-
кал сильным плачем, больше которого нет, и сказал: "О господин мой, ради
Аллаха, открой мне дверь, чтобы я ушел своей дорогой".  И  купец  открыл
ему дверь, и он ушел.
   Вот что было с ним. Что же касается Камар-аз-Замана, то, когда он ус-
лышал слова дервиша, ему ум заняла любовь к этой девушке, и овладела  им
страсть, и взволновалась в нем любовь и увлечение. И когда наступило ут-
ро, он сказал своему отцу: "Все дети  купцов  путешествуют  по  странам,
чтобы достичь желаемого, и нет среди них никого, кому бы отец не  собрал
товаров и кто бы не отправился с ними путешествовать  и  не  получил  бы
прибыли. Почему, о батюшка, ты не соберешь мне товаров, чтобы  я  поехал
путешествовать и посмотрел, каково мое счастье?" - "О дитя мое, -  отве-
тил ему отец, - у купцов мало денег, и они посылают своих детей в  путе-
шествие ради прибыли и дохода, чтобы добыть мирские блага. Что же  каса-
ется меня, то у меня много денег, и нет во мне жадности, так  как  же  я
отправлю тебя на чужбину? Я не могу расстаться с тобою ни на минуту, тем
более что ты бесподобен по красоте, прелести и совершенству, и  я  боюсь
за тебя". - "О батюшка, - сказал Камар-азЗаман, - невозможно,  чтобы  ты
не собрал мне товаров и я бы не поехал с ними в путешествие  -  иначе  я
обману тебя и убегу хотя бы без денег и без товаров. И  если  ты  хочешь
успокоить мое сердце, то собери мне товаров, и я попутешествую и посмот-
рю на чужие страны.
   И когда отец мальчика увидел, что тот привязался и мысли о  путешест-
вии, он рассказал об этом своей жене и сказал ей: "Твой сын хочет, чтобы
я собрал ему товаров, и он отправился бы с ними в чужие страны, на  чуж-
бину, хотя на чужбине - горе". И жена ответила ему: "Какой тебе будет от
этого вред? Таков обычай детей купцов, и все они похваляются путешестви-
ями и прибылью". - "Большинство купцов, - молвил ее муж,  -  бедняки,  и
они ищут преумножения денег, а что до меня, то у меня  денег  много".  -
"Увеличение добра не вредит, - отвечала его жена, - и если ты не  согла-
сишься на это, я соберу ему товаров из своих денег". - "Я боюсь для него
чужбины, - сказал купец, - так как чужбина - Злая горесть". И  жена  его
возразила: "Нет беды на чужбине, если там есть прибыль, а иначе наш  сын
уйдет, и мы будет его искать, и не найдем, и опозоримся перед людьми".
   И купец внял словам жены и собрал своему сыну  товаров  на  девяносто
тысяч динаров. И мать дала сыну кошель, в котором было сорок драгоценных
камней, и наименьшая цена каждого из них была пятьсот динаров.
   "О дитя мое, - сказала она, - береги эти драгоценные камни, - они по-
могут тебе". И Камар-аз-Заман взял все это и поехал в Басру..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
   Девятьсот шестьдесят седьмая ночь
   Когда же настала девятьсот  шестьдесят  седьмая  ночь,  она  сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман взял все это и по-
ехал в Басру. Драгоценные камни он положил в кожаный пояс и обвязал  его
вокруг стана. И он ехал до тех пор, пока между ним и Басрой  не  остался
один переход. И напали на него кочевники, и раздели его, и убили его лю-
дей и слуг. И Камар-азЗаман лег между убитыми и вымазал себя  кровью,  и
кочевники подумали, что он убит, и оставили его, и никто к нему не приб-
лизился. И они взяли его деньги и ушли. И когда кочевники ушли своей до-
рогой, Камар-аз-Заман поднялся среди убитых и пошел, и он не владел  ни-
чем, кроме драгоценных камней, которые были у него в поясе.
   И Камар-аз-Заман шел до тех пор, пока не вошел в Басру. И  случилось,
что день его прихода была пятница, и город  был  пуст,  как  рассказывал
дервиш.
   И Камар-аз-Заман увидел, что рынки пусты и лавки  отперты,  но  полны
товаров. И он поел, и попил, и стал все рассматривать. И когда это  было
так, он вдруг услышал, что играет музыка, и спрятался в одной  лавке,  и
пришли девушки. Камар-аз-Заман посмотрел на них, и вдруг увидел женщину,
ехавшую на коне, и его охватила любовь и страсть, и  овладело  им  такое
увлечение и любовное безумие, что он еле устоял на ногах.
   А через некоторое время появились люди, и рынки  наполнились.  И  Ка-
мар-аз-Заман направился на рынок к одному торговцу драгоценными камнями.
Он вынул один из тех сорока камней, который стоил тысячу динаров, и про-
дал его этому человеку, и вернулся в свое помещение и провел там ночь. А
когда наступило утро, он переменил одежду и сходил в баню и  вышел,  по-
добный полной луне. И он продал четыре камня за четыре тысячи динаров, и
стал гулять по улицам Басры, одетый в самую роскошную одежду,  и  отпра-
вился на рынок.
   И увидел он на рынке одного цирюльника, и, подойдя к нему,  побрил  у
него голову, и завязал с ним дружбу, и сказал: "О батюшка,  я  из  чужих
стран, вчера я вошел в этот город, и увидел, что он пуст, и  нет  в  нем
никого - ни человека, ни джинна. И я увидел девушек, и среди них молодую
женщину, ехавшую на коне, со свитой".
   И он рассказал цирюльнику о том, что видел, и цирюльник сказал:
   "О дитя мое, рассказывал ли ты еще кому-нибудь об этом?" -  "Нет",  -
отвечал Камар-аз-Заман. И цирюльник сказал: "О дитя мое, берегись  гово-
рить такие слова кому-нибудь, кроме меня, -  люди  не  скрывают  слов  и
тайн, а ты - маленький мальчик, и я боюсь, что твои слова станут перехо-
дить от одних к другим и достигнут тех, о ком они сказаны, и тебя убьют.
Знай, о дитя мое, что то, что ты видел, не видел никто, и это неизвестно
никому вне этого города, а что касается жителей Басры, то они умирают от
этой горести. Каждую пятницу, на рассвете дня, они запирают собак и  ко-
шек и не дают им ходить по рынку. И все жители города входят в мечети  и
запирают за собой двери, и никто не может пройти по рынку и выглянуть из
окна. И ни один человек не знает, в чем причина этой  беды.  Но  сегодня
ночью, о дитя мое, я спрошу мою жену о причине этого -  она  повитуха  и
вхожа в дом знатных и знает, что происходит в городе, - и, если  захочет
Аллах великий, ты придешь ко мне завтра, и я тебе расскажу, что она  мне
скажет".
   И Камар-аз-Заман вынул пригоршню золота и сказал: "О батюшка,  возьми
это золото и отдай своей жене - она стала моей матерью". И потом он  вы-
нул вторую пригоршню и сказал: "Возьми это себе". И цирюльник молвил: "О
дитя мое, посиди на месте, а я пойду к моей жене и спрошу ее и вернусь к
тебе с правдивым рассказом".
   И он оставил его в лавке, и пошел к своей жене,  и  рассказал  ей  об
этом юноше, и сказал: "Я хочу, чтобы ты рассказала мне  истину  о  делах
этого города, а я расскажу тому юноше-купцу - он очень хочет знать,  по-
чему люди и животные не допускаются на рынок по утрам в день пятницы.  Я
думаю, что он влюблен, а он щедр и великодушен, и когда мы  ему  расска-
жем, нам достанется от него великое благо".
   И жена цирюльника отвечала: "Ступай приведи его и скажи: "Иди погово-
ри с твоей матерью - моей женой! Она передает  тебе  привет  и  говорит:
"Нужда исполнена!"
   И цирюльник пошел на рынок и увидел, что Камар-азЗаман сидит  и  ждет
его. Он рассказал ему обо всем и сказал: "О дитя мое, пойдем к твоей ма-
тери - моей жене. Она говорит тебе, что нужда исполнена".
   И потом он взял его и шел с ним, пока не вошел к своей  жене.  И  она
сказала юноше: "Добро пожаловать!" И усадила его, и Камар-аз-Заман вынул
сто динаров, и отдал их ей, и сказал: "О матушка, расскажи мне  про  эту
женщину, кто она такая". - "О дитя мое, - ответила  жена  цирюльника,  -
знай, что к султану Басры прибыл драгоценный камень от царя Индии, и  он
захотел его просверлить. Он позвал всех ювелиров и сказал им:  "Я  хочу,
чтобы вы просверлили мне этот камень. Тому, кто его просверлит, я позво-
лю пожелать от меня, и что бы он ни пожелал, я ему дам, а если он слома-
ет камень - я скину с него голову". И ювелиры испугались и  сказали:  "О
царь времени, драгоценный камень быстро  погибает,  и  редко  случается,
чтобы кто-нибудь просверлил его и не разбил. Не обременяй  же  нас  тем,
что нам не под силу. Наши руки не могут просверлить этого камня, но  наш
шейх опытнее нас". - "А кто ваш шейх?" - спросил царь.  И  ему  сказали:
"Мастер Убейд, он опытнее нас в этом ремесле. У него много денег и хоро-
шее звание. Пошли за ним, приведи его к себе и прикажи  ему  просверлить
тебе этот камень".
   И царь послал за Убейдом и велел ему просверлить камень,  заключив  с
ним упомянутое условие. И Убейд взял камень и просверлил  его  так,  как
хотелось царю. И царь сказал: "Пожелай от меня, о мастер". Но Убейд мол-
вил: "О царь времени, дай мне отсрочку до завтра". А причиной этого было
то, что он хотел посоветоваться со своей женой, которой  была  та  самая
женщина, что ты видел в пышном шествии. И он любил ее сильной любовью, и
от великой своей любви к ней ничего не делал, не посоветовавшись с  нею,
и поэтому просил дать ему отсрочку, пока он не посоветуется.
   И когда Убейд пришел к своей жене, он сказал: "Я просверлил царю дра-
гоценный камень, и он обещал мне исполнить любое мое желание, и я отсро-
чил его назвать ему, пока не посоветуюсь с тобой.  Чего  же  ты  хочешь,
чтобы я пожелал?" И жена его сказала: "У нас денег столько,  что  их  не
пожрут огни. Если ты меня любишь, пожелай от царя вот что. Пусть на ули-
цах Басры кричат, чтобы жители города входили в мечети в  день  пятницы,
за два часа до молитвы, и чтобы не оставалось в городе ни  большого,  ни
малого, который бы не был в мечети или в доме, и пусть  их  запирают  за
воротами мечетей и домов, но лавки в городе оставляют открытыми, а  я  с
моими невольницами буду проезжать по городу, и пусть никто не смотрит на
меня из окна или из-за оконной решетки. И всякого, на кого я наткнусь, я
убью".
   И ювелир пошел к царю и пожелал от него это желание, и  царь  даровал
ему то, что он пожелал, и велел кричать среди жителей Басры..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
   Девятьсот шестьдесят восьмая ночь
   Когда же настала девятьсот  шестьдесят  восьмая  ночь,  она  сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь  даровал  ювелиру  то,
что он пожелал, люди сказали: "Мы боимся для товаров вреда  от  кошек  и
собак". И царь велел запирать их на время, пока люди не выйдут после со-
борной молитвы. И эта женщина стала выезжать  каждую  пятницу  на  улицы
Басры, за два часа до молитвы. И никто не мог пройти по рынку  и  выгля-
нуть из окна или из оконной решетки. И вот в чем причина всего этого.  Я
осведомила тебя о девушке, но желаешь ли ты, о дитя мое, узнать о ее де-
ле, или ты желаешь сблизиться  с  нею?"  -  "О  матушка,  -  сказал  Ка-
мар-аз-Заман, - я хочу с ней сблизиться". - "Расскажи мне,  что  у  тебя
есть из роскошных сокровищ", - сказала жена цирюльника. И Камар-аз-Заман
молвил: "У меня есть дорогие камни четырех видов: одни - ценой в пятьсот
динаров каждый, другие - по семьсот динаров, третьи - по восемьсот дина-
ров и четвертые - по тысяче динаров". - "А согласна ли твоя душа  отдать
четыре из них?" - спросила жена цирюльника. "Моя  душа  согласна  отдать
все", - ответил Камар-аз-Заман. И она молвила: "О дитя мое,  я  тебя  не
прогоняю, но поднимайся и вынь один  камень  ценой  в  пятьсот  динаров.
Спроси, где лавка мастера Убейда, шейха ювелиров, и пойди к  нему  -  ты
увидишь, что он сидит в своей лавке, одетый в роскошные одежды, и у него
работают мастера. Пожелай ему мира, сядь возле лавки, вынь камень и ска-
жи: "О мастер, возьми этот камень и оправь его для меня золотом в  перс-
тень, но не делай его большим, а сделай величиной с мискаль, не  больше,
и сработай его как следует". А потом дай ему  двадцать  динаров,  и  дай
каждому из работников по динару, и посиди у него немного, и  поговори  с
ним. Когда подойдет к тебе нищий, дай ему  динар  и  проявляй  щедрость,
чтобы ювелира охватила любовь к тебе. А потом  пойди  к  себе  и  проспи
ночь, а наутро возьми с собой сто динаров и отдай их твоему  отцу  -  он
бедный". - "Пусть будет так", - сказал Камар-аз-Заман.
   И, выйдя от нее, он пошел на постоялый двор и  взял  камень  ценой  в
пятьсот динаров, а потом направился на рынок драгоценных камней и  спро-
сил, где лавка мастера Убейда, шейха ювелиров. И ему показали его лавку,
и, подойдя к ней, Камар-аз-Заман увидел, что  шейх  ювелиров  -  человек
почтенный, и на нем роскошная одежда, и у него работают четыре мастера.
   "Мир с вами", - сказал ему Камар-аз-Заман. И Убейд возвратил ему при-
ветствие, и сказал: "Добро пожаловать!" - и посадил его. И  Камар-аз-За-
ман сел и, вынув камень, сказал: "О, мастер, я хочу,  чтобы  ты  оправил
мне этот камень золотом в перстень, но сделай его величиной  в  мискаль,
не больше, и оправь его хорошей оправой".
   И он вынул двадцать динаров и сказал: "Возьми это за шлифовку, а пла-
та за работу останется за мной". И он дал каждому мастеру по  динару,  и
мастера полюбили его, и мастер Убейд тоже его полюбил. И  Камар-аз-Заман
сидел и беседовал с ним, и всякому нищему он давал динар, и все  удивля-
лись его щедрости.
   А у мастера Убейда были в доме инструменты, - такие же, что и в  лав-
ке. И у него был обычай, когда он хотел сделать  что-нибудь  диковинное,
работать дома, чтобы мастера не научились его диковинной  работе.  А  та
женщина, его жена, сидела перед ним, и когда она была перед  ювелиром  и
он смотрел на нее, он мог делать всякие диковинные вещи,  которые  годи-
лись только для царей.
   И он сидел и делал этот перстень  у  себя  дома  с  удивительным  ис-
кусством. И когда его жена увидела камень, она сказала: "Что  ты  хочешь
сделать с этим камнем?" - "Я хочу оправить его  золотом  в  перстень,  -
сказал ювелир. - Ему цена пятьсот динаров". -  "Для  кого?"  -  спросила
она. "Для одного юноши-купца, прекрасного обликом, -  ответил  Убейд.  -
Его глаза ранят, и его щеки горят огнем, у него рот, как печать Сулейма-
на, щеки, как анемоны, и губы красные, как коралл, а шея у него, как шея
газели, и он белый, напоенный румянцем, изящный, тонкий и щедрый,  и  он
сделал то-то и то-то".
   И ювелир так описывал жене красоту и  прелесть  Камар-аз-Замана,  так
описывал ей его щедрость и совершенства, и столько  говорил  ей  об  его
красотах и благородном нраве, что влюбил ее в него (а нет большего свод-
ника, чем тот, кто описывает своей жене человека и говорит об его красо-
те и прелести и крайней щедрости на деньги).
   И когда жену ювелира переполнила страсть, она сказала: "А есть в  нем
какие-нибудь из моих красот". И ювелир ответил: "Все твои  красоты.  Они
все в нем, и он сходен с тобой по облику, и, может быть, его возраст та-
ков же, как твой возраст. И если бы я не боялся не уважить  тебя,  я  бы
сказал, что он лучше тебя в тысячу раз". И жена ювелира промолчала, но в
ее сердце запылал огонь любви к юноше. А ювелир не переставал разговари-
вать с нею, перечисляя его красоты, пока не кончил  делать  перстень.  И
потом он подал его своей жене, и та надела его, и он пришелся по размеру
ее пальца. И тогда она сказала: "О господин  мой,  мое  сердце  полюбило
этот перстень, и хочу, чтобы он был мой, я не сниму  его  с  пальца".  -
"Потерпи, - сказал ей ювелир. - Его владелец щедр, и я постараюсь купить
у него этот перстень. Если он мне продаст, я принесу его тебе. А если  у
него есть другой камень, я куплю его для тебя и оправлю как этот..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
   Девятьсот шестьдесят девятая ночь
   Когда же настала девятьсот  шестьдесят  девятая  ночь,  она  сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир сказал своей жене: "Потер-
пи - его владелец щедр, и я постараюсь купить этот перстень  у  него,  и
если он мне его продаст, принесу его тебе. А если у него есть другой ка-
мень, я куплю его и оправлю для тебя, как этот".
   Вот что было с ювелиром и его женой. Что же касается Камар-аз-Замана,
то он переночевал у себя, а наутро взял сто динаров и, придя к  старухе,
жене цирюльника, сказал ей: "Возьми эти сто  динаров".  И  она  молвила:
"Отдай их твоему отцу". И когда Камар-аз-Заман отдал деньги  цирюльнику,
она спросила: "Сделал ли ты, как я тебе сказала?" - "Да", - отвечал юно-
ша. И она молвила: "Вставай теперь и отправляйся к шейху ювелиров. Когда
он даст тебе перстень, надень его на конец пальца, потом быстро сними  и
скажи: "О мастер, ты ошибся - перстень вышел узкий!" И он спросит  тебя:
"О купец, сломать ли мне его и сделать пошире". И ты  скажи:  "Не  нужно
его ломать и делать второй раз. Возьми его и отдай невольнице  из  твоих
невольниц". А потом вынь другой камень, цена которого будет семьсот  ди-
наров, и скажи: "Возьми этот камень и оправь его для меня, он лучше, чем
тот". И дай ему тридцать динаров, а каждому мастеру дай по два динара  и
скажи ювелиру: "Эти динары - за чеканку, а плата за работу  остается  за
мной". И потом возвратись в свое жилище и переночуй там, а утром приходи
и принеси с собой двести динаров, и я довершу для  тебя  остальную  хит-
рость".
   И Камар-аз-Заман отправился к ювелиру, и тот приветствовал его и  по-
садил возле лавки. И Камар-аз-Заман спросил его: "Исполнил ли ты заказ".
- "Да", - ответил ювелир и подал ему перстень. И Камар-аз-Заман взял его
и надел на конец пальца, а затем быстро снял и сказал: "Ошибся,  о  мас-
тер!" И он бросил  ему  перстень  и  воскликнул:  "Он  тесен  для  моего
пальца!" И ювелир спросил: "О купец, расширить мне его?" - "Нет, - отве-
чал Камараз-Заман, - но возьми его в подарок и надень его комунибудь  из
своих невольниц. Цена ему пустяковая, так как он стоит пятьсот  динаров,
и не нужно его оправлять второй раз".
   И затем он вынул другой камень, ценой в семьсот  динаров,  и  сказал:
"Оправь этот". И дал ювелиру тридцать динаров, а каждому мастеру дал два
динара, и ювелир сказал: "О господин,  когда  мы  оправим  перстень,  мы
возьмем за него плату". Но Камар-аз-Заман молвил:  "Это  за  чеканку,  а
плата остается".
   И он оставил ювелира и ушел, и ювелир оторопел  от  великой  щедрости
Камар-аз-Замана, и мастера тоже. А потом ювелир отправился к своей  жене
и сказал ей: "О такая-то, мои глаза не видели никого щедрее этого юноши,
а ты - твое счастье хорошее, так как он отдал мне перстень даром и  ска-
зал: "Отдай его комунибудь из твоих невольниц". И он рассказал жене  всю
историю и затем сказал: "Я думаю, этот юноша не из сыновей купцов  -  он
из сыновей царей или султанов".
   И всякий раз, как ювелир хвалил Камар-аз-Замана, в его жене  усилива-
лась любовь к нему, и страсть, и увлечение. И  она  надела  перстень,  а
ювелир сделал Камар-азЗаману второй, немного шире, чем первый.  И  когда
он кончил работу, его жена надела этот  перстень  и  держала  на  пальце
дальше первого и сказала: "О господин мой, посмотри, как красивы эти два
перстня на моем пальце. Я хочу, чтобы оба перстня были мои". - "Потерпи,
- сказал ювелир, - может быть, я куплю для тебя и второй".  И  затем  он
проспал ночь, а утром взял перстень и отправился в лавку.
   Вот то, что было с ним. Что же касается Камар-аз-Замана, то он  пошел
утром к старухе, жене цирюльника, и дал ей  двести  динаров.  И  старуха
сказала: "Отправляйся к ювелиру, и когда он отдаст тебе перстень, надень
его на палец, но затем быстро сними его и скажи: "Ты ошибся,  о  мастер,
перстень вышел широкий. Когда мастеру, такому, как ты,  приносит  работу
подобный мне, тот должен снять мерку. Если бы  ты  снял  мерку  с  моего
пальца, ты не ошибся". А потом вынь другой камень, цена которому  тысяча
динаров, и скажи ювелиру: "Возьми этот и оправь его, а тот перстень  от-
дай невольнице из своих невольниц". И дай ему сорок динаров,  а  каждому
мастеру дай по три динара и скажи: "Это за чеканку, а что  до  платы  за
работу, то она остается за мной". И посмотри, что  он  скажет.  А  потом
приходи и принеси с собой триста динаров - отдай их твоему  отцу,  чтобы
он помогал ими себе в жизни, он ведь человек  бедный  по  состоянию".  -
"Слушаю и повинуюсь!" - отвечал Камар-аз-Заман.
   И потом он отправился к ювелиру, и тот  сказал  ему:  "Добро  пожало-
вать!" И посадил его, и дал ему перстень. И Камар-аз-Заман  надел  перс-
тень на палец, и быстро снял его, я сказал:  "Надлежит  такому  мастеру,
как ты, когда приносит ему подобный мне работу, снимать мерку.  Если  бы
ты снял мерку с моего пальца, ты бы не ошибся. Но возьми перстень и  от-
дай кому-нибудь из своих невольниц".
   И затем он вынул камень ценой в тысячу динаров и сказал: "Возьми этот
камень и оправь его для меня в перстень по мерке моего пальца". И ювелир
воскликнул: "Ты прав, и истина с тобой!" И он снял мерку, и Камар-аз-За-
ман вынул сорок динаров и сказал ему: "Возьми это за чеканку, а плата за
работу останется за мной". - "О господин, - сказал ювелир, - сколько раз
мы брали с тебя плату! Твои милости к нам велики!" И Камар-аз-Заман  от-
ветил: "Не беда!" И он побеседовал с ним некоторое время, и всякий  раз,
как мимо проходил нищий, он подавал ему динар, а потом он оставил ювели-
ра и ушел.
   Вот то, что было с ним. Что же касается ювелира, то он отправился до-
мой и сказал своей жене: "Как щедр этот юноша-купец! Я не  видел  никого
щедрее и красивее и нежнее речами". И он стал говорить своей жене о кра-
сотах и щедрости Камар-аз-Замана, далеко заходя в похвалах ему.  И  жена
его сказала: "О необходительный! Если ты знаешь в нем эти качества и  он
дал тебе два драгоценных перстня, тебе следует его пригласив  и  сделать
ему угощение и подружиться с ним. Когда он увидит от тебя дружбу и  при-
дет в наше жилище, ты, может быть, получишь от него большее благо. А ес-
ли ты не согласен сделать ему угощение, то пригласи его, и я сделаю  ему
угощение от себя". - "Разве ты считаешь, что я скупой, что говоришь  та-
кие слова?" - воскликнул ювелир. И жена его сказала: "Ты не  скупой,  но
необходительный. Пригласи его сегодня вечером и не приходи без  него,  а
если он будет отказываться, заклинай его разводом и  настаивай".  -  "На
голове и на глазах!" - сказал ювелир. И потом он оправил перстень и  лег
спать, а наутро, в третий день, отправился в лавку и сел там.
   Вот что было с ним. Что же касается Камар-аз-Замана, то он взял трис-
та динаров, отправился к старухе и отдал их ее мужу. И она сказала  ему:
"Может быть, ювелир тебя пригласит сегодня, и если он тебя  пригласит  и
ты будешь у него ночевать, то, что бы с тобой ни случилось, расскажи мне
утром и принеси с собой четыреста динаров и отдай их твоему отцу". И Ка-
мар-аз-Заман сказал: "Слушаю и повинуюсь!" (а всякий  раз,  как  у  него
кончались деньги, он продавал часть камней) - и отправился к ювелиру,  и
тот поднялся к нему, и заключил его в объятия, и пожелал ему мира, и за-
вязал с ним дружбу. И он вынул перстень, и  Камар-аз-Заман  увидел,  что
перстень - по его мерке, и сказал: "Да благословит тебя Аллах, о  госпо-
дин из мастеров! Оправа подходит, но камень не такой, как я хочу..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
   Ночь, дополняющая до девятисот семидесяти
   Когда же настала ночь, дополняющая до девятисот семидесяти, она  ска-
зала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал  юве-
лиру: "Оправа подходит, но камень не такой, как я хочу, у меня есть луч-
шие. Возьми этот и отдай его кому-нибудь из своих невольниц".
   И он вынул другой камень и сто динаров и сказал: "Возьми твою плату и
не взыщи с нас, - мы тебя утомили". И ювелир сказал ему: "О  купец,  то,
из-за чего мы утомлялись, ты нам отдал, и ты пожаловал нам многое. К мо-
ему сердцу привязалась любовь к тебе, и я не могу  с  тобой  расстаться.
Заклинаю тебя Аллахом, будь моим гостем сегодня  вечером  и  залечи  мое
сердце". - "Это недурно, - сказал Камар-аз-Заман,  -  но  я  обязательно
должен отправиться в хан, чтобы предупредить моих слуг и сказать им, что
я не ночую в хане, чтобы они меня не ждали". - "А ты стоишь в каком  ха-
не?" - спросил ювелир. И Камар-аз-Заман сказал:  "В  таком-то  хане".  И
ювелир воскликнул: "Я к тебе туда приду!" - "Это недурно", - сказал  Ка-
мар-аз-Заман. И ювелир отправился в этот хан перед закатом, боясь  гнева
своей жены, если он придет домой без гостя,  и  взял  Камар-аз-Замана  и
привел его к себе в дом. И они сели в комнате, которой нет  подобной,  а
женщина увидела Камар-аз-Замана, когда он входил в дом, и пленилась  им.
И Камар-аз-Заман с ювелиром разговаривали, пока не принесли ужин, и  они
поели и попили, а потом им принесли кофе и напитки. И ювелир не переста-
вал развлекать Камар-аз-Замана беседой до ночной молитвы. И они соверши-
ли обязательную молитву, и потом вошла к ним невольница, неся две  чашки
с питьем, и когда они выпили, их одолел сон,  и  они  заснули.  И  тогда
пришла та женщина и, увидев, что они спят, стала  смотреть  в  лицо  Ка-
мар-аз-Замана, и его красота ошеломила ей ум. И  она  воскликнула:  "Как
может спать тот, кто любит красавиц!"
   И потом она повернула его навзничь и села ему на грудь, и от  сильной
ярости в страсти к нему она осыпала его щеки градом  поцелуев,  так  что
они оставили след на его щеках, и усилился  румянец  Камар-аз-Замана,  и
его щеки заблестели. И женщина припала к его губам и стала их сосать,  и
она до тех пор сосала ему губы, пока кровь не выступила у нее на  губах.
И при всем этом огонь в ней не погасал, и ее жажда не утолялась.  И  она
не переставала его целовать, и обнимать, сплетать ноги с ногами, пока не
засияло чело утра и не заблистала сияющая заря, и потом она  положила  в
карман Камар-аз-Замана четыре бабки [672], и оставила его, и ушла.
   А после этого она послала свою невольницу с чем-то вроде нюхательного
табака, и невольница вложила его им в ноздри, но они чихнули и пришли  в
себя, и невольница сказала им: "Знайте, господа мои, что молитва  обяза-
тельна. Поднимайтесь же на утреннюю молитву!"
   И она принесла им таз и кувшин, и Камар-аз-Заман сказал:  "О  мастер,
время пришло, и мы перешли предел сна". И ювелир сказал купцу:  "О  друг
мой, сон в этой комнате тяжелый. Всякий раз, как я в ней сплю,  со  мной
случается такое дело". - "Твоя правда", - сказал Камар-азЗаман. И  потом
он принялся за омовенье, и когда вода коснулась его лица, у него  начали
гореть щеки и губы. "Чудеса! - молвил он. - Если воздух  в  комнате  был
тяжелый и мы погрузились в сон, то почему у меня горят щеки  и  губы.  О
мастер, - сказал он потом, - щеки и губы у меня горят". И  ювелир  отве-
тил: "Я думаю, что это от укусов  комаров".  -  "Чудеса!  -  сказал  Ка-
мар-аз-Заман. - А с тобой случается в этой комнате подобное?" - "Нет,  -
ответил ювелир, - но когда у меня бывает гость, такой, как ты, он  утром
жалуется на укусы комаров, и это бывает только, если гость, как ты, без-
бородый, а если он бородатый, то комары к нему не слетаются, и от  кома-
ров спасает меня только моя борода. Комары как будто не  любят  людей  с
бородами". - "Твоя правда", - сказал Камар-аз-Заман. А потом  невольница
принесла им завтрак, и они поели и вышли.
   И Камар-аз-Заман отправился к старухе, и, увидав что, она сказала: "Я
вижу следы счастья у тебя на лице. Расскажи мне, что ты видел". - "Я ни-
чего не видел, - сказал Камар-аз-Заман, - я только поужинал  с  хозяином
дома в комнате, и мы совершили вечернюю молитву, а потом легли  спать  и
проснулись только утром". И старуха засмеялась и сказала:  "Что  это  за
следы у тебя на щеках и губах?" - "Комары в той комнате сделали со  мной
такие дела", - сказал Камар-аз-Заман. И старуха сказала: "Твоя правда! А
случилось ли с хозяином дома то же самое,  что  случилось  с  тобой?"  -
"Нет, - сказал Камар-аз-Заман, - но он мне  рассказывал,  что  комары  в
этой комнате не вредят людям с бородой и летают только над  безбородыми,
и всякий раз, как у него бывает гость безбородый, он жалуется  утром  на
укусы комара, а если он бородатый, с ним ничего такого не случается".  -
"Твоя правда, - отвечала старуха. - А заметил ли  ты  что-нибудь,  кроме
этого?" - "Я нашел у себя в кармане четыре бабки", - сказал Камар-аз-За-
ман. "Покажи их мне", - попросила старуха. И Камар-аз-Заман дал ей  баб-
ки, и она взяла их и сказала смеясь: "Это твоя возлюбленная положила  их
тебе в карман". - "Как так?" - удивился Камар-аз-Заман. И старуха сказа-
ла: "Она говорит тебе знаками: "Если бы ты был влюблен, ты не  спал  бы,
ибо тот, кто любит, не спит, а ты еще маленький, и тебе подходит  играть
в бабки. Что же побудило тебя Влюбляться в красавиц?" И она пришла к те-
бе ночью, и увидела, что ты спишь, и изранила тебе щеки поцелуями, и по-
ложила тебе этот знак. Но только ей не будет достаточно этого  -  напро-
тив, она обязательно пришлет к тебе своего мужа, и он пригласит тебя се-
годня вечером, и когда ты пойдешь с ним, не засыпай скоро. Захвати с со-
бой пятьсот динаров и иди, а мне расскажи о том, что случится, и я дове-
ду для тебя эту хитрость до конца". И Камар-аз-Заман сказал:  "Слушаю  и
повинуюсь!" И пошел в хан.
   Вот то, что было с ним. Что же касается жены ювелира, то она спросила
своего мужа: "Ушел гость?" И он сказал: "Да, но только, о такая-то,  ко-
мары беспокоили его сегодня ночью, и они искололи ему щеки и губы, и мне
было перед ним стыдно". - "И такой уж обычай у комаров в нашей  комнате,
они любят только безбородых, - ответила его жена. - Но пригласи  его  на
следующий вечер".
   И ювелир отправился к Камар-аз-Заману в хан, где он жил, и  пригласил
его, и привел в ту комнату, и они поели, и попили, и совершили  вечернюю
молитву.
   И тогда вошла невольница и дала каждому из них чашку..."
   И Шахразаду застигло утро, я она прекратила дозволенные речи.
 |