 |
|
Рассказывают также, что жили в городе Искандарии два человека, и один
из них был красильщик по имени Абу-Кир, а другой - цирюльник по имени
Абу-Сир. Они были друг другу соседями на рынке, и лавка цирюльника была
рядом с лавкой красильщика. А красильщик был плут и лгун, человек очень
злой, как будто висок его был высечен из твердой скалы или сделан из по-
рога еврейской молельни. Он не стыдился сделать с людьми позорное дело,
и было у него в обычае, когда кто-нибудь давал ему ткань, чтобы выкра-
сить ее, требовать сначала плату и намекать, что он купит на нее снадо-
бий для окраски. И заказчик давал ему плату вперед, и Абу-Кир брал ее и
тратил на еду и питье, а затем он продавал эту ткань, которую взял, пос-
ле того как уходил ее владелец, и тратил плату за нее на еду, питье и
прочее, и он ел лишь прекраснейшие из роскошнейших кушаний и пил лишь
самое лучшее из того, что прогоняет ум.
А когда приходил к нему владелец ткани, он говорил: "Завтра приходи
ко мне до восхода солнца и найдешь свою вещь выкрашенной". И владелец
вещи уходил и говорил про себя: "День от дня близко!" А затем он прихо-
дил на другой день, по условию, а Абу-Кир говорил ему: "Приходи завтра!
Я вчера не работал, так как у меня были гости и я заботился о том, что
им было нужно, пока они не ушли. А завтра, до восхода солнца, приходи и
бери твою ткань выкрашенной".
И заказчик уходил и приходил на третий день, и Абу-Кир говорил: "Вче-
ра мне было простительно, потому что моя жена ночью и весь день рожала,
а я исполнял все дела, но завтра уж непременно приходи, бери твою вещь
выкрашенной".
И заказчик приходил, по условию, и Абу-Кир являлся к нему оттуда, где
был, с другой хитростью и клялся ему...".
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать первая ночь
Когда же настала девятьсот тридцать первая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что красильщик, всякий раз как к нему прихо-
дил владелец вещи, являлся оттуда, где был, с какой-нибудь хитростью и
клялся ему. И он все время обещал и клялся, когда заказчик приходил, по-
ка тот не начинал тревожиться и не говорил: "Сколько раз ты будешь мне
говорить "завтра"? Давай мою вещь, я не хочу ее красить".
И Абу-Кир говорил: "Клянусь Аллахом, о брат мой, мне перед тобой
стыдно, но я расскажу тебе правду, и Аллах пусть обидит всех, кто обижа-
ет людей". - "Расскажи мне, что случилось", - говорил заказчик. И
Абу-Кир отвечал: "Твою вещь я выкрасил в краску, которой нет подобной, и
развесил ее на веревке, и ее украли, и я не знаю, кто ее украл".
И если владелец вещи был из людей добрых, он говорил: "Аллах возмес-
тит мне", а если был из людей злых, то начинал поносить и позорить
Абу-Кира, но не получал с него ничего, хотя бы даже пожаловался судье.
И Абу-Кир не переставал делать такие дела, пока молва о нем не расп-
ространилась среди людей. И люди стали предостерегать друг друга от
Абу-Кира, и о нем складывали поговорки, и все отказались от него. И с
ним попадался только тот, кто не знал об его обстоятельствах, и несмотря
на это, Абу-Кира непременно каждый день поносили и позорили твари Аллаха
великого, и получился по этой причине у него застой в делах.
И он стал приходить в лавку своего соседа, цирюльника Абу-Сира, и си-
дел внутри ее, напротив красильни, смотря на ее дверь, и если видел, что
кто-нибудь, кто не знает об его обстоятельствах, стоит у дверей кра-
сильни с вещью, которую хочет покрасить, то выходил из лавки цирюльника
и говорил: "Что тебе нужно, о такой-то?" И пришедший говорил: "Возьми
выкраси мне эту вещь"! И АбуКир спрашивал: "В какой цвет ты хочешь? (а
он, при этих порочных качествах, умел красить во все цвета, но никогда
не поступал ни с кем по правде, и несчастье одолевало его), - и затем
брал вещь у заказчика и говорил: "Давай плату вперед, а завтра приходи,
бери твою вещь".
И заказчик давал ему вознаграждение и уходил; и когда обладатель вещи
отправлялся своей дорогой, Абу-Кир брал эту вещь, шел на рынок, продавал
ее и покупал на вырученные деньги мясо, зелень, табак, плоды и то, что
ему было нужно. А если он видел, что у лавки стоит один из тех, кто да-
вал ему свою вещь для окраски, он появлялся и не показывался ему.
И он провел таким образом несколько лет, и случилось, что в один из
дней он взял вещь у человека жестокосердого и продал ее и истратил ее
стоимость. И владелец ее стал каждый день к нему приходить, но не нахо-
дил его в лавке, так как, когда Абу-Кир видел кого-нибудь, чьи вещи у
него были, он убегал от него в лавку цирюльника Абу-Сира.
И когда этот жестокосердый человек не нашел АбуКира в его лавке и это
его обессилило, он отправился к кади и пришел к Абу-Киру с посланцем от
него, и забил гвоздями дверь лавки в присутствии множества мусульман, и
запечатал ее, так как не увидел в ней ничего, кроме разбитых корыт, и не
нашел там чего-нибудь, что могло бы заменить ему его вещь. Затем посла-
нец от кади взял ключ и сказал соседям: "Передайте ему, пусть принесет
вещь этого человека и придет взять ключ от своей лавки". А потом тот че-
ловек и посланец ушли своей дорогой.
И Абу-Сир сказал Абу-Киру: "Что с тобой за несчастье? Всякого, кто
приносит тебе вещь, ты ее лишаешь, Куда девалась вещь этого жестокосер-
дого человека?" - "О сосед, ее у меня украли", - ответил Абу-Кир. И Абу-
Сир молвил: "Чудеса! Вещи всех, кто тебе их дает, крадет у тебя вор!
Разве ты - место сбора всех воров? Но, однако, я думаю, что ты лжешь.
Расскажи мне твою историю". - "О сосед, - сказал Абу-Кир, - никто у меня
ничего не крал". - "А что же ты делаешь с чужим имуществом?" - спросил
Абу-Сир. И Абу-Кир молвил: "Всякую вещь, которую мне дают, я продаю и
трачу ее стоимость". - "Дозволено ли это тебе Аллахом?" - сказал АбуСир.
И Абу-Кир ответил: "Я делаю это только из бедности, так как мое ремесло
неприбыльное, и я бедняк, и у меня ничего нет".
И затем он начал говорить о неприбыльности дела и малости средств, и
Абу-Сир тоже стал говорить о неприбыльности своего ремесла и сказал: "Я
мастер, которому нет равного в этом городе, но у меня никто не бреется,
так как я человек бедный. Мне опротивело это ремесло, о брат мой".
И Абу-Кир, красильщик, сказал ему: "Мне тоже опротивело мое ремесло
из-за неприбыльности, но что же нас заставляет, о брат мой, оставаться в
этом городе? Мы с тобой уедем отсюда и посмотрим на чужие страны. Наше
ремесло у нас в руках, и на него есть спрос во всех странах, и если мы
уедем, мы понюхаем другого воздуху и отдохнем от этой большой заботы".
И Абу-Кир до тех пор разукрашивал путешествие Абу-Сиру, пока он не
захотел уехать, и затем они сговорились, что поедут..."
Девятьсот тридцать вторая ночь
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Когда
же настала девятьсот тридцать вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что Абу-Кир до тех пор разукрашивал путешествие
Абу-Сиру, пока тот не захотел уехать, и затем они сговорились, что пое-
дут.
И Абу-Кир обрадовался, что Абу-Сир хочет ехать, и произнес такие сло-
ва поэта:
"Покинь свою родину, ища возвышения,
И трогайся в путь, - в пути полезных есть пять вещей: заботы, рассея-
ние и заработок на жизнь,
И званье, и вежество, и общество славного.
А скажут когда: "В пути заботы и горести.
Разлука с любимыми и бедствия грозные", -
То знай: смерть для юноши все лучше, чем жизнь его
В обители низости, доносов и зависти".
И когда они решили ехать, Абу-Кир сказал Абу-Сиру: "О сосед, мы стали
братьями, и нет между нами различия, и нам следует прочесть фатиху и
сговориться о том, что работающий будет зарабатывать и кормить неработа-
ющего, а все, что останется, мы будем класть в сундук, и когда вернемся
в Искандарию, разделим это по правде и справедливости".
И Абу-Сир сказал: "Это так и будет". И прочитал фатиху о том, что ра-
ботающий будет зарабатывать и кормить безработного. А затем Абу-Сир за-
пер свою лавку и отдал ключи ее хозяину, а Абу-Кир оставил ключ у пос-
ланца кади, и лавка его была запертой и запечатанной, и оба взяли свои
пожитки и отправились путешествовать.
Они сели на корабль в соленом море и уехали в этот же день, и доста-
лась им на долю помощь, и, к довершению счастья цирюльника, среди всех,
кто был на корабле, не было ни одного брадобрея, а было на нем сто двад-
цать человек, кроме капитана и матросов.
И когда распустили паруса на корабле, цирюльник встал и сказал кра-
сильщику: "О брат мой, это - море, на котором мы должны есть и пить, а у
нас только немного пищи. Может быть, кто-нибудь мне скажет: "Пойди сюда,
цирюльник, побрей меня". И я побрею его за лепешку, или за полушку се-
ребра, или за глоток воды, и мы с тобой будем этим пользоваться".
И красильщик сказал: "Это не плохо!" - положил голову на доски и зас-
нул. А цирюльник поднялся и, взяв свои принадлежности и чашку, накинул
себе на плечо тряпку вместо полотенца, так как он был человек бедный, и
стал ходить между путниками.
И кто-то сказал ему: "Пойди сюда, о мастер, побрей меня"; и Абу-Сир
побрил его, и когда он побрил этого человека, тот дал ему полушку сереб-
ра, и цирюльник сказал: "О брат мой, не нужна мне эта серебряная полуш-
ка! Если бы ты дал мне лепешку, она была бы для меня благословеннее в
этом море, так как у меня есть товарищ, а пищи у нас мало".
И человек дал ему лепешку и кусок сыру и наполнил ему его чашку прес-
ной водой, и Абу Сир взял это и, придя к Абу Киру, сказал ему: "Бери эту
лепешку и ешь ее с сыром и пей то, что в чашке". И Абу-Кир забрал у него
это и стал есть и пить.
А потом Абу Сир, цирюльник, взял свои принадлежности, положил тряпку
на плечо и с чашкой в руке стал ходить по кораблю, среди путников. И он
побрил человека за пару лепешек и другого - за кусок сыру, и на него по-
явился спрос, и всякого, кто ему говорил: "Побрей меня, мастер", он зас-
тавлял дать ему пару лепешек и полушку серебра, - а на корабле не было
цирюльника, кроме него. И не настал еще закат, как он собрал тридцать
лепешек и тридцать серебряных полушек. [651] И оказался у него сыр, и мас-
лины, и молоки в уксусе, и когда он просил что-нибудь, ему давали, так
что у него стало всего много.
И Абу-Сир побрил капитана и пожаловался ему на недостаток припасов в
пути, и капитан сказал ему: "Добро пожаловать! Приводи твоего товарища
каждый вечер, и ужинайте у меня. Не обременяйте себя заботой, пока буде-
те ехать с нами".
И Абу-Сир вернулся к красильщику и увидел, что тот все спит, и разбу-
дил его, и Абу-Кир, проснувшись, увидел подле себя много хлеба, сыра и
маслин, и молоки в уксусе и спросил: "Откуда у тебя это?" И цирюльник
ответил: "От щедрот Аллаха великого", И Абу-Кир хотел начать есть, но
Абу-Сир сказал ему: "Не ешь, о брат мой, и оставь это, оно пригодится
нам в другое время. Знай, что я брил капитана и пожаловался ему на не-
достаток припасов, и он сказал: "Простор тебе! Приводи твоего товарища
каждый вечер, и ужинайте у меня! И первый наш ужин у капитана - сегодня
вечером", - "У меня кружится голова от моря, и я не могу встать с мезга,
- сказал Абу-Кир. - Дай мне поужинать этими вещами и иди к капитану
один". - "В этом нет беды", - сказал Абу-Сир. И затем он сел и стал
смотреть, как Абу-Кир ест, и увидел, что он отламывает куски, как отла-
мывают камни от гор, и глотает их, точно слон, который несколько дней не
ел, и пихает в рот кусок, прежде чем проглотит предыдущий, и таращит
глаза на то, что перед ним, точно гуль, и пыхтит, словно голодный бык
над соломой и бобами.
И вдруг пришел матрос и сказал: "О мастер, капитан говорит тебе: "Ве-
ди своего товарища и приходи ужинать"; и Абу-Сир спросил Абу-Кира: "Ты
пойдешь с нами?" И тот ответил: "Я не могу идти!"
И цирюльник пошел один и увидел, что капитан сидит, а перед ним ска-
терть, на которой двадцать блюд или больше, и он и его люди ждут ци-
рюльника с его товарищем.
И когда капитан увидел Абу-Сира, он спросил: "Где твой товарищ?" И
Абу-Сир ответил: "О господин, у него кружится голова от моря". - "Не бе-
да, - сказал капитан, - его головокружение пройдет. Иди сюда, ужинай с
нами, я тебя ждал".
И потом капитан освободил блюдо с кебабом и стал откладывать на него
от каждого кушанья, так что оказалось довольно на десятерых. И когда ци-
рюльник поужинал, капитан сказал ему: "Возьми это блюдо с собой для тво-
его товарища".
И Абу-Сир взял блюдо, и принес его Абу-Киру, и увидел, что тот пере-
малывает клыками еду, стоящую перед ним, точно верблюд, и отправляет
один кусок вслед другому с поспешностью. "Разве я не говорил тебе: не
ешь! - сказал Абу-Сир. - Благо капитана изобильно: посмотри, что он тебе
послал, когда я рассказал ему, что у тебя кружится голова". - "Давай", -
сказал Абу-Кир; и Абу-Сир подал ему блюдо, и красильщик взял его и начал
жадно есть то, что на нем было, и все другое, словно пес, оскаливший зу-
бы, или сокрушающий лев, или рухх, который бросился на голубя, или чело-
век, едва не умерший с голоду, который увидел еду и начал есть.
И Абу-Сир оставил его, и ушел к капитану, и выпил там кофе, а потом
он вернулся к Абу-Киру и увидел, что тот съел все, что было на блюде, и
отбросил его пустым..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать третья ночь
Когда же настала девятьсот тритридцать третья ночь, она сказала: Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что Абу-Сир, вернувшись к Абу-Киру, уви-
дел, что тот съел то, что было на блюде, и отбросил его пустым. И тогда
он взял блюдо и передал его одному из слуг капитана, и вернулся к
Абу-Киру, и проспал до утра.
А когда наступил следующий день, Абу-Сир начал брить, и всякий раз
как ему что-нибудь доставалось, он отдавал это Абу-Киру, и Абу-Кир ел и
пил, садясь и вставая только для того, чтобы удовлетворить нужду.
И каждый вечер Абу-Сир приносил от капитана полное блюдо, и они про-
вели таким образом двадцать дней, пока корабль не стал на якорь в гавани
одного города.
И тогда они вышли с корабля, и вошли в этот город, и взяли себе ком-
нату в одном хане, и Абу-Сир постлал в ней циновки, и купил все, что им
было нужно, и, принеся мясо, сварил его. А Абу-Кир спал с тех пор, как
вошел в комнату в хане, и не проснулся, пока Абу-Сир не разбудил его и
не положил перед ним скатерть.
И, проснувшись, Абу-Кир поел и потом сказал АбуСиру: "Не взыщи с ме-
ня, у меня кружится голова". И опять заснул.
И он провел таким образом сорок дней, и каждый день цирюльник брал
свои принадлежности и ходил по городу и работал, получая прибыль, а
возвратившись, он находил Абу-Кира спящим и будил его. И Абу-Кир просы-
пался, и с жадностью принимался за еду, и ел так, как ест тот, кто ни-
когда не насытится и не удовлетворится, а потом снова засыпал.
И он провел таким образом еще сорок дней, и всякий раз, как Абу-Сир
говорил ему: "Сядь отдохни и выйди прогуляться в город - в нем есть вся-
кие развлечения и блеск и красота, и нет ему подобного среди городов",
АбуКир, красильщик, говорил ему: "Не взыщи, у меня кружится голова". И
Абу-Сир, цирюльник, не хотел смущать АбуКира и заставлять его слушать
обидные слова.
Но на сорок первый день цирюльник заболел и не смог выйти, и он нанял
привратника хана, и привратник сделал то, что им было нужно, принес им
поесть и попить, и АбуКир так же ел и спал.
И цирюльник нанимал привратника хана для исполнения своих нужд четыре
дня, а после этого болезнь его так усилилась" что весь мир исчез для не-
го от жестокой болезни.
Что же касается Абу-Кира, то его сжигал голод, и он поднялся и стал
шарить в одежде Абу-Сира и, увидев, что у него есть немного денег, взял
их, и запер Абу-Сира в комнате, и ушел, не уведомив никого, а привратник
был на рынке и не видел, как он выходил.
Абу-Кир пошел на рынок, и оделся в прекрасные одежды, и стал ходить
по городу и смотреть, и увидел, что это город, подобного которому не
найти среди городов, но все одежды в нем белые и синие - не иные. И он
пришел к одному красильщику и увидел, что все, что есть у него в лавке,
- синее, и тогда он вынул носовой платок и сказал: "Эй, мастер, возьми
этот носовой платок, выкраси его и получи плату". - "Плата за окраску
этого двадцать дирхемов", - сказал красильщик. И Абу-Кир молвил: "Мы
красим это в нашей стране за два дирхема". - "Иди крась его в своей
стране, - сказал красильщик, - а я не буду его красить меньше чем за
двадцать дирхемов. Мы не сбавим эту цену ни насколько". - "А в какой
цвет ты хочешь его выкрасить?" - спросил его Абу-Кир. "Я выкрашу его в
синий", - сказал красильщик. "Я хочу, чтобы ты его выкрасил в красный
цвет", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю красной краски", - сказал кра-
сильщик. "В зеленый", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю зеленой краски", -
ответил красильщик. "В желтый", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю желтой
краски", - ответил красильщик.
И Абу-Кир стал перечислять краски, краску за краской, и красильщик
сказал ему: "Нас в нашей стране сорок мастеров, и их не бывает ни одним
больше, ни одним меньше, и когда кто-нибудь из нас умирает, мы обучаем
его сына, а если он не оставил потомства, нас оказывается одним меньше;
если же у кого двое сыновей, мы обучаем одного из них, а когда он умрет,
обучаем его брата. Наше ремесло твердо установлено, и мы умеем красить
не иначе, как в синий цвет".
И Абу-Кир, красильщик, сказал ему: "Знай, что я красильщик и умею
красить во все цвета. Я хочу, чтобы ты взял меня служить за поденную
плату, и я научу тебя красить во все цвета, чтобы ты мог похваляться во
всяком цехе красильщиков". - "Мы никогда не допускаем чужестранца войти
в наше ремесло", - сказал красильщик. "А если я открою себе красильню
один?" - спросил АбуКир. "Это никогда не будет возможно", - ответил кра-
сильщик. И Абу-Кир оставил его и отправился к другому, и тот сказал ему
то же, что и первый, и Абу-Кир ходил от красильщика к красильщику, пока
не обошел сорок мастеров, но они не принимали его ни в поденщики, ни в
мастера.
И Абу Кир отправился к старшине красильщика и рассказал ему об этом,
и тот сказал: "Мы не пускаем чужестранца войти в наше ремесло".
И Абу-Кира охватил великий гнев, и он пошел жаловаться царю этого го-
рода и сказал ему: "О царь времени, я чужестранец, и по ремеслу я кра-
сильщик, и случилось у меня с красильщиками то-то и то-то, а я крашу в
красный цвет разных оттенков - в цвет розы и грудной ягоды, и в зеленый
цвет разных оттенков - в травянистый, фисташковый, оливковый и в цвет
крыла попугая, и в черный цвет разных оттенков - в угольный и в цвет
сурьмы, и в желтый цвет разных оттенков - в апельсинный и в лимонный". И
он стал называть царю все цвета, а затем сказал: "О царь времени, все
красильщики в твоем городе не умеют красить ни в один из этих цветов и
знают только синюю краску, и они не приняли меня и не позволили мне быть
у них ни мастером, ни поденщиком". И царь ответил: "Ты в этом прав, но я
открою тебе красильню и дам капитал, и тебе от них ничего не будет, а
всякого, кто станет тебе препятствовать, я повешу на дверях его лавки".
И затем он отдал приказ строителям и сказал им: "Ступайте с этим мас-
тером и пройдите с ним по городу, и если какое место ему понравится, вы-
гоните оттуда его хозяина, все равно будет это лавка, хан или что-нибудь
другое, и постройте ему красильню так, как он хочет, и что он вам ни
прикажет - делайте, не прекословя ему в том, что он скажет".
И потом царь одел Абу-Кира в красивую одежду, и дал ему тысячу дина-
ров, и сказал: "Трать их на себя, пока не закончится постройка".
Он дал ему также двух невольников, чтобы прислуживать ему, и коня с
разукрашенной сбруей, и Абу-Кир надел одежду, сел на коня и стал как
эмир. И царь отвел ему дом и велел устлать его коврами, и его устла-
ли..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать четвертая ночь
Когда же настала девятьсот тридцать четвертая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что царь отвел АбуКиру дом и велел
устлать его коврами, и дом устлали, и он поселился в нем.
А на следующий день он выехал и поехал по городу, предшествуемый
строителями, и осматривал его, пока ему не понравилось одно место, и
тогда он сказал: "Это место хорошее". И хозяина выгнали оттуда, и приве-
ли к царю, и тот дал ему плату за его помещение больше того, что его бы
удовлетворило, и постройка началась.
И Абу-Кир говорил строителям: "Стройте так-то и такто и делайте
так-то и так-то!" И ему построили красильню, которой нет равной. И затем
он явился к царю и рассказал ему, что постройка красильни закончилась и
нужны только деньги на краску, чтобы пустить ее в ход.
И царь сказал ему: "Возьми эти четыре тысячи динаров и сделай их ка-
питалом и покажи мне плод работы твоей красильни. И Абу-Кир взял деньги,
и пошел на рынок, и увидел, что индиго много и что оно ничего не стоит.
Он купил все, что ему было нужно из принадлежностей для крашения, а
потом царь послал ему пятьсот отрезов ткани, и Абу-Кир начал их красить,
и выкрасил их в различные цвета, и развесил перед дверями красильни, и
люди, проходя мимо нее, видели удивительную вещь, которой в жизни не ви-
дели.
И народ толпился около дверей красильни, и все смотрели, и спрашивали
Абу-Кира, и говорили ему: "О мастер, как называются эти цвета?" И
Абу-Кир говорил: "Это красный, а это желтый, а это зеленый". И перечис-
лял им названия цветов; и люди стали приносить ему ткани и говорили:
"Выкраси нам это так или так и возьми то, что спросишь".
И когда Абу-Кир кончил красить ткани царя, он взял их и пошел в ди-
ван. И царь, увидав такую окраску, обрадовался и оказал Абу-Киру великие
милости, и все военные стали приходить к нему с тканями и говорили: "Вы-
краси ее нам так-то", и Абу-Кир красил им по их желанию, и на него сыпа-
лось золото и серебро, и молва о нем распространилась, и его красильню
назвали "Красильней султана", и добро шло к нему из всех дверей.
И ни один из всех красильщиков не мог с ним заговорить, и они только
приходили, целовали ему руки и извинялись перед ним за то, как они с ним
поступили, и предлагали ему себя и говорили: "Сделай нас твоими слуга-
ми"; но Абу-Кир не соглашался принять никого из них.
И появились у него рабы и невольницы, и он собрал большие деньги. И
вот то, что было с Абу-Киром.
Что же касается Абу-Сира, то, когда Абу-Кир запер его в комнате, взяв
сначала у него деньги, и ушел, и покинул его больным, исчезнувшим из ми-
ра, Абу-Сир остался брошенный в этой комнате за запертой дверью и проле-
жал там три дня.
И привратник хана обратил внимание на дверь этой комнаты и увидел,
что она заперта, и он не увидал никого из тех двоих до заката солнца и
не узнал о них вестей.
И тогда он сказал про себя: "Может быть, они уехали и не отдали платы
за комнату, или умерли, или что еще там с ними?" И подошел к дверям ком-
наты и увидел, что она заперта, и услыхал стоны цирюльника. Он увидел
ключ в деревянном замке и открыл дверь, и вошел, и, увидав стонавшего
цирюльника, сказал ему: "С тобой не будет беды! Где твой товарищ?" -
"Клянусь Аллахом, - ответил Абу-Сир, - я очнулся от болезни только се-
годня и стал звать, но никто не дал мне ответа. Ради Аллаха, о брат мой,
посмотри в мешке у меня под головой и возьми из него пять полушек. Купи
мне на них чего-нибудь для пропитания, я до крайности голоден",
И привратник протянул руку, и взял мешок, и увидел, что он пустой, и
сказал цирюльнику: "Мешок пустой, в нем ничего нет". И Абу-Сир, ци-
рюльник, понял, что Абу-Кир взял то, что там было, и убежал.
"Не видел ли ты моего товарища?" - спросил он привратника. И тот ска-
зал: "Я уже три дня его не вижу и думал, что ты с ним уехал". - "Мы не
уехали, - сказал цирюльник, - но он позарился на мои гроши и взял их и
убежал, увидев, что я болен".
И потом он стал плакать и рыдать, и привратник хана сказал ему: "Не
беда, он найдет свое дело у Аллаха".
И привратник хана пошел и, сварив похлебку, налил Абу-Сиру тарелку, и
дал ему, и он ухаживал за ним два месяца и содержал его из своего ко-
шелька, пока Абу-Сир не пропотел и Аллах не вылечил его от болезни, ко-
торая была у него.
И потом Абу Сир встал на ноги и сказал привратнику хана: "Если Аллах
великий даст мне возможность, я вознагражу тебя за то благо, которое ты
мне сделал, но вознаграждает только Аллах от своей милости". - "Хвала
Аллаху за здоровье, - сказал привратник хана. - Я сделал это с тобой,
только стремясь угодить Аллаху великодушному".
И затем цирюльник вышел из хана и прошел по рынкам, и судьбы привели
его на рынок, в котором была красильня Абу Кира. И он увидел ткани, вык-
рашенные в разные цвета и повешенные в дверях красильни, и людей, кото-
рые толпились и глядели на них, и спросил человека из жителей города:
"Что это за место и почему, я вижу, люди толпятся?" И спрошенный ответил
ему: "Это красильня султана, которую он открыл для одного чужеземца по
имени Абу Кир. И всякий раз, как он выкрасит одежду, мы собираемся и
смотрим на ее окраску, так как в нашей стране нет красильщиков, которые
умеют красить в такие цвета. А у него случилось с красильщиками в нашем
городе то, что случилось".
И этот человек рассказал Абу-Сиру о том, что случилось у Абу-Кира с
красильщиками, и как он пожаловался на них султану, а тот поддержал его,
и построил ему эту красильню, и дал ему столько-то и столько-то денег. И
рассказал обо всем, что произошло. И Абу-Сир обрадовался и подумал:
"Хвала Аллаху, который помог ему, и он стал мастером! Этому человеку
простительно: может быть, его отвлекало от тебя ремесло, и он про тебя
забыл. Но ты сделал ему милость и оказал ему уважение, когда он был без
работы, и когда он увидит тебя, он тебе обрадуется и окажет тебе уваже-
ние за то, что ты оказал ему уважение".
И он подошел к дверям красильни и увидел Абу-Кира, который сидел на
высоком сиденье, над выступом, в дверях красильни, в платье из царских
одежд, и перед ним стояли четыре раба и четыре белых невольника, одетые
в роскошные одежды, и Абу-Сир увидел, что рабочие - десять рабов - стоят
и работают, так как Абу Кир, купив их, научил их красильному делу. А сам
он сидел среди подушек, словно величайший везирь или славнейший царь, и
ничего не делал своей рукой, а только говорил: "Сделайте то-то и то-то".
И Абу-Сир остановился перед ним, думая, что когда Абу Кир его увидит,
он обрадуется, и приветствует его, и окажет ему уважение, и обойдется с
ним ласково; но когда глаза встретились с глазами, Абу-Кир сказал: "О
сквер вый, сколько раз я тебе говорил: не стой в дверях этой мастерской!
Разве ты хочешь опозорить меня среди людей, о разбойник? Хватайте его!"
И рабы подбежали к Абу-Сиру и схватили его, и АбуКир встал прямо и,
взяв палку, сказал: "Повалите его!" - и когда цирюльника повалили, побил
его по спине сотней ударов; а затем Абу Сира перевернули, и он побил его
сотней ударов по животу и сказал: "О скверный, о обманщик! Если я увижу,
после сегодняшнего дня, что ты стоишь у дверей этой красильни, я сейчас
же отошлю тебя к царю, и он передаст тебя вали, чтобы тот скинул тебе
голову. Иди, да не благословит тебя Аллах!"
И Абу-Сир ушел от него с разбитым сердцем из-за побоев и унижений,
которые достались ему и присутствующие спросили Абу-Кира, красильщика:
"Что сделал этот человек?" И Абу-Кир сказал: "Это разбойник, который
крадет чужие ткани..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать пятая ночь
Когда же настала девятьсот тридцать пятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня о счастливый царь, что Абу-Кир побил Абу-Сира и прогнал его и
сказал людям: "Это разбойник, который крадет чужие ткани. Сколько раз он
воровал у меня ткани и я говорил в душе: "Аллах простит ему! Это человек
бедный". И не хотел его расстраивать, и отдавал людям деньги за их тка-
ни, и мягко удерживал его, но он не воздерживался; и если он вернется
еще раз после этого раза, я пошлю его к царю, и он его убьет и избавит
людей от его вреда".
И люди стали бранить Абу-Кира после его ухода.
Вот что было с Абу-Киром. Что же касается Абу-Сира, то он вернулся в
хан и сел, раздумывая о том, что сделал с ним Абу-Кир, и сидел до тех
пор, пока на нем не остыли побои.
А затем он вышел и прошел по рынкам города, и ему пришло в голову
сходить в хаммам. И он спросил одного из жителей города: "О брат мой,
где дорога в хаммам?" И тот человек спросил его: "А что такое хаммам?" -
"Место, где люди моются и снимают с себя грязь, и это одно из лучших
благ здешней жизни", - ответил Абу-Сир. И тот человек молвил: "Вот перед
тобой море". - "Мне нужен хаммам", - сказал Абу-Сир. И тот человек ска-
зал: "Мы не знаем, какой бывает хаммам, и мы все ходим к морю. Даже
царь, когда хочет помыться, идет к морю".
И когда Абу-Сир понял, что в этом городе нет хаммама и люди не знают,
что такое хаммам и каков он, он пошел в диван царя и, войдя к нему, по-
целовал перед ним землю, пожелал ему блага и сказал: "Я человек уз чужой
страны, и по ремеслу я банщик. Я вступил в твой город и хотел пойти в
хаммам, но не увидел в нем ни одного хаммама. И как может город такого
прекрасного вида быть без хаммама, когда хаммам - одно из лучших благ в
мире?" - "А что такое будет хаммам?" - спросил царь. И Абу-Сир стал опи-
сывать ему качества хаммама и сказал: "Твой город станет совершенным
только тогда, когда будет в нем хаммам". - "Добро пожаловать!" - воск-
ликнул царь, и одел Абу-Сира в одежду, которой нет подобия, и дал ему
копя и двух рабов, а затем он пожаловал ему четырех невольниц и двух бе-
лых невольников и приготовил ему дом, устланный коврами. Он оказал ему
уважение большее, чем красильщику, и послал с ним строителей и сказал
им: "В том месте, где ему понравится, выстройте ему хаммам".
И Абу-Сир взял их и пошел с ними на середину города, и когда ему пон-
равилось одно место, он указал на него строителям, и те начали построй-
ку.
И Абу-Сир указал им, какое это должно быть здание, пока они не пост-
роили ему хаммам, которому нет равного, а затем Абу-Сир велел разрисо-
вать этот дом, и его разрисовали удивительными рисунками, так что он
стал отрадой для смотрящих.
И после этого Абу-Сир пошел к царю и рассказал ему об окончании пост-
ройки хаммама и его разрисовки и сказал: "Там не хватает только ковров".
И царь дал ему десять тысяч динаров, и Абу-Сир взял их, и устлал хам-
мам коврами, и развесил в нем полотенца на веревках, а всякий, кто про-
ходил мимо дверей хаммама, изумлялся, и мысли его смущались при виде ри-
сунков на стенах.
И люди толпились около этого дома, подобного которому они не видели в
жизни, и глядели на него и говорили: "Что это такое?" И Абу-Сир отвечал:
"Это хаммам". И люди удивлялись.
А затем Абу-Сир нагрел воду и пустил хаммам в ход. Он сделал фонтан в
водоеме, который похитил умы всех жителей города, видевших его, и попро-
сил у царя десять невольников, не достигших зрелости, и царь дал ему де-
сять невольников, подобных лунам, и Абу-Сир стал разминать им тело и го-
ворил им: "Делайте с посетителями то же самое".
А потом он разжег курения и послал глашатая, который кричал в городе
и говорил: "Эй, твари Аллаха, идите в хаммам, он называется "Хаммам сул-
тана".
И к Абу-Сиру стал приходить народ, и он приказал невольникам мыть лю-
дям тело, и люди спускались в водоем и выходили оттуда, а по выходе они
садились под портиком, и невольники разминали их, как их научил Абу-Сир.
И люди входили в хаммам и исполняли там то, что им было нужно, а за-
тем выходили, не платя, и так продолжалось три дня, а на четвертый день
Абу-Сир пригласил царя в хаммам, и царь сел на коня вместе с вельможами
правления, и они отправились в хаммам.
И царь разделся и вошел, и Абу-Сир вошел тоже и начал тереть царя мо-
чалкой, и он удалял с его тела катышки грязи, точно фитили, и показывал
их царю, и царь радовался, и от прикосновения его руки к телу слышался
звук из-за его мягкости и чистоты.
А вымыв царю тело, Абу-Сир прибавил к воде купальни розовой воды, и
царь спустился в купальню и вышел оттуда, и его тело увлажнилось, и у
него появилась бодрость, которой он всю жизнь не чувствовал, и потом
АбуСир посадил его под портиком, и невольники начали разминать его, и
курильницы распространяли запах алоэ.
И царь сказал: "О мастер, это и есть хаммам?" И АбуСир отвечал: "Да".
И царь воскликнул: "Клянусь жизнью моей головы, мой город стал городом
только с этим хаммамом! Какую плату ты берешь с человека?" - спросил он
потом. И Абу-Сир сказал: "Сколько ты прикажешь мне дать, столько я и
возьму".
И царь приказал дать ему тысячу динаров и сказал: "Со всякого, кто у
тебя вымоется, бери тысячу динаров". - "Прости, о царь времени, - сказал
Абу-Сир. - Люди не все одинаковы, напротив - среди них есть богатые и
есть бедные, и если бы я брал с каждого тысячу динаров, хаммам перестал
бы работать. Ведь бедный не может заплатить тысячу динаров". - "А как же
ты сделаешь с платой?" - спросил царь. И Абу-Сир сказал: "Я назначу пла-
ту по великодушию, и каждый даст мне сколько может и сколько пожалует
его душа. Мы будем брать с каждого человека по его состоянию, и если де-
ло будет таково, народ станет ходить к нам, и кто богат, тот даст мне
сообразно своему сану, а кто беден, тот даст столько, сколько пожалует
его душа, и если останется дело так, хаммам будет действовать, и будет
он в великом почете. Что же касается тысячи динаров, то это - дар царя,
и не всякий может дать столько".
И вельможи царства подтвердили его слова и сказали: "Вот это истина,
о царь времени! Разве ты считаешь, что все люди подобны тебе, о славный
царь?"
И царь сказал: "Поистине, ваши слова правильны, но этот человек - чу-
жестранец и бедняк, и нам обязательно надо оказать ему уважение. Ведь он
сделал у нас в городе этот хаммам, равного которому мы в жизни не виде-
ли, и наш город украсился и приобрел значительность только из-за него.
Если мы окажем ему уважение увеличением платы, то это немного". - "Если
ты хочешь оказать ему уважение, - сказали вельможи, - то оказывай ему
уважение из твоих денег (а уважение от царя бедному - малая плата за
хаммам), для того чтобы молились за тебя подданные. Что же касается ты-
сячи динаров, то мы - вельможи твоего царства, но наша душа не соглаша-
ется их дать. Как же согласится на это душа бедняков?" - "О вельможи мо-
его царства, - сказал царь, - каждый из вас пусть даст ему в этот раз
сто динаров, невольника, невольницу и раба". - "Хорошо, мы дадим ему все
это, - сказали вельможи, - но после сегодняшнего дня всякий входящий
пусть дает ему лишь то, что пожалует его душа". - "В этом нет беды", -
сказал царь. И вельможи дали Абу-Сиру каждый сто динаров, невольницу,
невольника и раба, и было число вельмож, которые мылись с царем в этот
день, четыреста душ..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать шестая ночь
Когда же настала девятьсот тридцать шестая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что число вельмож, которые мылись с Царем в
этот день, было четыреста душ. А количество того, что они дали из дина-
ров, оказалось сорок тысяч, и невольников - четыреста, и рабов - четы-
реста, и невольниц - четыреста (достаточно с тебя такого дара!), а царь
дал АбуСиру десять тысяч динаров, десять невольников, десять невольниц и
десять рабов.
И Абу-Сир выступил вперед, и поцеловал перед царем землю, и сказал:
"О счастливый царь, обладатель здравого суждения! Какое место вместит
меня с этими невольниками, невольницами и рабами?" И царь молвил: "Я
приказал это своим вельможам только для того, чтобы мы собрали тебе
большое количество денег. Ты ведь, может быть, вспомнишь свою страну и
семью и соскучишься по ней и захочешь поехать на родину, и окажется, что
ты взял из нашей с граны основательное количество денег, которое поможет
тебе жить в твоей стране". - "О царь времени, да возвеличит тебя Аллах!
- сказал Абу-Сир. - Эти многочисленные невольники, невольницы и рабы -
по сану царям, и если бы ты велел дать мне наличные деньги, они быт бы
лучше, чем это войско, потому что люди едят и пьют и одеваются, и
сколько бы мне ни досталось денег, их не хватит на содержание этих ра-
бов".
И царь засмеялся и воскликнул: "Клянусь Аллахом, ты сказал правду, -
их оказалось целое войско, и у тебя нет возможности содержать их! Не
продашь ли ты мне каждого из них за сто динаров?" - "Я продал их тебе за
эту цену", - сказал Абу-Сир. И царь послал за казначеем, чтобы тог при-
нес ему денег, и когда казначей принес их, царь отдал Абу-Сиру деньги за
всех полностью и до конца, а затем после этого он пожаловал рабов их
владельцам и сказал: "Всякий, кто узнает своего раба, невольника и не-
вольницу, пусть берет их. Они - подарок вам от меня".
И вельможи исполнили приказание царя, и всякий из них взял то, что
ему принадлежало, и Абу-Сир сказал: "Да избавит тебя Аллах от зла, о
царь времени, как ты избавил меня от этих гулей, которых может насытить
только Аллах!"
И царь засмеялся его словам и признал, что он прав, а затем он взял
вельмож своего царства и ушел из бани во дворец.
И Абу-Сир провел эту ночь, считая золото, складывая его в мешки и за-
печатывая. И у него было двадцать рабов, и двадцать невольников, и четы-
ре невольницы для услуг. А когда наступило утро, он открыл хаммам и пос-
лал глашатая кричать: "Всякий, кто войдет в хаммам и помоется, пусть
даст то, что пожалует его душа и чего требует его великодушие!"
И Абу-Сир сел около сундука, и на него налетели посетители, и всякий,
кто входил, клал в сундук то, что было для него нетрудно положить, и не
наступил еще вечер, как сундук наполнился добром Аллаха великого.
А затем царица пожелала войти в хаммам, и когда это дошло до Абу-Си-
ра, он разделил ради нее день на две части и назначил от зари до полудня
время мужчин, а от полудня до заката - время женщин. А когда царица при-
шла, он поставил за сундуком невольницу.
И он обучил четырех невольниц банному делу, так что они стали искус-
ными банщицами, и когда царица вошла в хаммам, это ей понравилось, и ее
грудь расправилась, и она положила тысячу динаров. И слава АбуСира расп-
ространилась в городе, и всякому, кто входил, он оказывал уважение - все
равно, был это богатый или бедный, и благо стало входить к нему из всех
дверей.
И он свел знакомство с приближенными царя, и появились у него друзья
и товарищи, и царь приходил к нему один день в неделю и давал ему тысячу
динаров, а остальные дни недели были для вельмож и бедняков, и Абу-Сир
старался уважать людей и обращался с ними очень ласково.
И случилось в один из дней, что капитан царя вошел к нему в хаммам, и
Абу-Сир разделся, и вошел с ним, и стал его растирать, и обошелся с ним
особенно ласково. И когда капитан вышел из хаммама, Абу-Сир приготовил
ему питье и кофе, а когда он пожелал дать ему что-нибудь, Абу-Сир пок-
лялся, что не возьмет с него ничего, и капитан был ему признателен, так
как видел его крайнюю ласку и милость, и чувствовал смущение, не зная,
что подарить этому банщику за его почет.
Вот что было с Абу-Сиром. Что же касается Абу-Кира, то он услышал,
что все люди бредят хаммамом и всякий из них говорит: "Этот хаммам -
благо земной жизни, без сомнения. Если захочет Аллах, о такой-то, мы
пойдем с тобой завтра в этот прекрасный хаммам!"
И Абу Кир сказал про себя: "Обязательно пойду, как другие люди, и
посмотрю на этот хаммам, который похитил ум у людей".
И потом он оделся в самую роскошную, какая у него была, одежду, сел
верхом на мула и, взяв с собой четырех рабов и четырех невольников, ко-
торые шли сзади него и впереди него, отправился в хаммам.
И он спешился в воротах хаммама, и, оказавшись у ворот, почувствовал
запах алоэ, и увидел, что люди входят и выходят и все скамейки полны
больших и малых. И он вошел в проход, и Абу-Сир увидал его и поднялся к
нему, радуясь. И красильщик сказал: "Разве таков обычай честных людей? Я
открыл себе красильню и стал мастером города, и познакомился с царем, и
живу в счастье и величии, а ты ко мне не приходишь, не спрашиваешь обо
мне и не говоришь: "Где мой товарищ?" Я обессилел, разыскивая тебя и по-
сылая рабов и невольников искать тебя по ханам и другим местам, но они
не знают к тебе дороги, и никто им о тебе не рассказывает".
И Абу-Сир сказал ему: "Разве я не приходил к тебе? Но ты ведь объявил
меня вором, побил и опозорил среди людей".
И Абу-Кир огорчился и сказал: "Что это за слова? Разве это тебя я по-
бил?" И Абу-Кир стал клясться тысячью клятвами, что он его не узнал, и
сказал: "Кто-то похожий на тебя приходил и воровал каждый день чужие
ткани, и я подумал, что этот человек - ты".
И он стал горевать, ударяя рукой об руку, и восклицал: "Нет мощи и
силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Мы тебя обидели! Но почему
ты не дал мне себя узнать и не сказал мне: "Я такой-то"? Это тебе должно
быть стыдно, что ты не дал мне себя узнать, тем более что у меня голова
кружится от множества дел". - "Да простит тебя Аллах, о мой товарищ! -
сказал Абу-Сир. - Это была вещь, предопределенная в неведомом, и исправ-
ление дела - от Аллаха. Входи, снимай одежду, мойся и наслаждайся". -
"Заклинаю тебя Аллахом, извини меня, о брат мой", - сказал Абу-Кир. И
АбуСир молвил: "Аллах пусть снимет с тебя ответственность и простит те-
бя! Это было предопределено мне от века". - "А откуда у тебя это вели-
чие?" - спросил Абу-Кир. И Абу-Сир ответил: "Тот, кто помог тебе, помог
и мне.
Я отправился к царю и рассказал ему, что такое хаммам, и он велел его
для меня построить". - "Как ты знакомый царя, так и я тоже его знако-
мый", - сказал Абу-Кир..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать седьмая ночь
Когда же настала девятьсот тридцать седьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Абу-Кир с Абу-Сиром упрекали друг друга,
и Абу-Кир сказал: "Как ты знакомый царя, так и я тоже его знакомый, - и
если захочет великий Аллах, я сделаю так, что он тебя полюбит и окажет
тебе еще большее уважение ради меня. Он не знает, что ты мой товарищ, и
я осведомлю его о том, что ты мой товарищ, и поручу тебя его заботам". -
"Меня не надо поручать, - ответил Абу-Сир. - Аллах, смягчающий сердца,
существует, и царь со всеми вельможами полюбил меня и дал мне то-то и
то-то".
И он рассказал Абу-Киру свою историю и затем сказал: "Сними с себя
одежду за сундуком и входи в хаммам, и я войду с тобой, чтобы растереть
тебя мочалкой".
И Абу-Кир снял то, что на нем было, и вошел в хаммам, и Абу-Сир вошел
с ним, и натер его, и намыл, и одел, и занимался им, пока тот не вышел.
И когда он вышел, Абу-Сир принес ему обед и напитки, и все люди удивля-
лись великому уважению его к Абу-Киру.
И после этого Абу-Кир хотел дать ему что-нибудь, но Абу Сир поклялся,
что не возьмет с него ничего, и сказал: "Стыдись такого дела - ты ведь
мой товарищ, и между нами пет различия".
И затем Абу-Кир сказал Абу-Сиру: "О товарищ, клянусь Аллахом, этот
хаммам великолепен, но твоя работа в нем неполная". - "А в чем же ее не-
достаток?" - спросил Абу-Сир. И Абу-Кир сказал: "В лекарстве, то есть в
тесте из мышьяка и извести, которое с легкостью удаляет волосы. Сделай
такое лекарство, и когда царь придет, предложи его ему и научи его, как
удалять им волосы. Он полюбит тебя сильной любовью и окажет тебе уваже-
ние". - "Ты прав, - сказал Абу-Сир. - Если захочет Аллах, я это сделаю".
И Абу-Кир вышел, и, сев на мула, отправился к царю, и вошел к нему, и
сказал: "Я тебе искренний советчик, о царь времени". - "А каков твой со-
вет?" - спросил царь. И Абу-Кир сказал: "До меня дошел один слух, а
именно, что ты построил хаммам". - "Да, - ответил царь, - ко мне пришел
один человек, чужеземец, и я открыл для него хаммам, как открыл для тебя
красильню. Это хаммам великолепный, и он украсил мой город".
И царь стал рассказывать Абу-Киру о прелестях хаммама, и Абу-Кир
спросил его: "А ты туда ходил?" - "Да", - отвечал царь. И Абу-Кир воск-
ликнул: "Хвала Аллаху, который спас тебя от того негодяя, врага веры, то
есть банщика!" - "А что с ним такое?" - спросил царь. И Абу-Кир молвил:
"Знай, о царь времени, если ты войдешь в хаммам после сегодняшнего дня,
ты погибнешь". - "Почему?" - спросил царь. "Банщик, - ответил Абу-Кир, -
твой враг и враг веры. Он побудил тебя устроить этот хаммам только пото-
му, что хотел дать тебе в нем яду. Он приготовил для тебя что-то, и ког-
да ты войдешь в хаммам, он принесет это тебе я скажет: "Вот лекарство, -
всякий, кто помажет им себя внизу, с легкостью сбросит оттуда волосы. А
это вовсе не лекарство, но великая болезнь и убийственный яд. Этому не-
годяю обещал султан христиан, если он тебя убьет, освободить его жену и
детей из плена, так как его жена и дети в плену у султана христиан. Я
был с ним вместе в плену, в их землях, но я открыл красильню и стал им
красить ткани в разные цвета, и люди смягчили ко мне сердце царя, и царь
спросил: "Чего ты требуешь?" И я потребовал от него освобождения, и он
меня освободил, и я пришел в этот город.
И я увидел этого человека в хаммаме и спросил его я сказал: "Как про-
изошло твое освобождение и освобождение твоей жены и детей?" И он отве-
тил: "Я, и моя жена, и мои дети все еще в тепу. Царь христиан собрал ди-
ван, и я присутствовал там вместе со всеми, кто присутствовал, и стоял
среди прочих людей. И я услышал, как они рассказывали царю разные исто-
рии и вспомнили о царе этого города, и царь христиан вздохнул и сказал:
"Не победил меня никто в мире, кроме царя такого-то города. Всякому, кто
ухитрится его убить, я дам все, что он пожелает". И я подошел к царю и
спросил его: "Если я ухитрюсь его убить, освободишь ты меня, мою жену и
моих детей?" И царь христиан сказал: "Да, да, я освобожу вас и дам тебе
все, что ты пожелаешь. И мы с ним сговорились об этом.
Он послал меня на корабле в этот город, и я пошел к здешнему царю, и
царь построил для меня этот хаммам, и мне остается только убить его. И
тогда я пойду к царю христиан, выкуплю мою жену и детей и попрошу у него
чего-нибудь".
И я спросил его: "Какую хитрость ты придумал, чтобы убить его?" И он
сказал: "Это хитрость легкая, легче не бывает. Он придет ко мне, в этот
хаммам, а я сделаю для него снадобье с ядом, и когда он придет, я скажу
ему: "Возьми это лекарство и помажь им себе внизу, от него падают воло-
сы". И он возьмет лекарство и помажет им себя внизу, и яд будет в нем
играть один день и одну ночь, пока не распространится до сердца, и тогда
он погибнет, и конец".
И когда я услышал эти слова, я испугался за тебя, так как твоя ми-
лость" лежит на мне, и вот я рассказал тебе об этом".
И когда царь услышал эти слова, он разгневался сильным гневом и ска-
зал: "О красильщик, скрывай эту тайну!" А затем он пожелал войти в хам-
мам, чтобы пресечь сомнение уверенностью.
И когда царь вошел в хаммам, Абу-Сир оголился, по своему обычаю, и
занялся царем и натер его, а после этого он сказал: "О царь времени, я
приготовил лекарство, чтобы удалить нижние волосы". И царь сказал: "При-
неси его мне". И Абу-Сир принес ему лекарство, и царь почувствовал, что
у него противный запах, и уверился в том, что это яд.
И он рассердился и закричал приближенным: "Держите его!" И приближен-
ные схватили Абу-Сира, а царь вышел, исполненный гневом, и никто не
знал, почему он разгневался. И гнев царя был так силен, что он никому
ничего не сказал и никто не осмелился его спросить.
И потом он оделся, и пошел в диван, и призвал к себе Абу-Сира, свя-
занного по рукам, и потребовал капитана, и тот явился. И когда капитан
явился, царь сказал ему: "Возьми этого негодяя и положи его в мешок, по-
ложи ему туда два кинтара негашеной извести и завяжи мешок с Абу-Сиром и
известью, а потом положи мешок в лодку и подъезжай к моему дворцу. Ты
увидишь, что я сижу у окна, и скажешь мне: "Бросить мне его?" И я скажу:
"Бросай!" И когда я тебе это скажу, брось мешок в воду, чтобы известь
стала гашеной, и тогда Абу-Сир умрет, утонувший и сожженный".
И капитан сказал: "Внимание и повиновение!" А затем он увел Абу-Сира
от царя на остров, находившийся против царского дворца, и сказал ему: "О
такой-то, я один раз пришел к тебе в хаммам, и ты оказал мне уважение и
сделал все, что было обязательно. Я очень у тебя наслаждался, и ты пок-
лялся, что не возьмешь с меня платы, и я полюбил тебя сильной любовью.
Расскажи мне, что у тебя произошло с царем и что ты ему сделал дурного,
что он на тебя так рассердился и приказал мне, чтобы ты умер этой сквер-
ной смертью?" - "Клянусь Аллахом, - сказал Абу-Сир, - я ничего не сде-
лал, и мне не ведомо, какой я совершил с ним грех, чтобы заслужить
это..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать восьмая ночь
Когда же настала девятьсот тридцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что капитан спросил Абу-Сира о причине гнева
на него царя, и Абу-Сир сказал: "Клянусь Аллахом, о брат мой, я ничего
ему не сделал дурного, чтобы заслужить это". И капитан молвил: "Ты зани-
маешь у царя великое место, которого никто не достиг прежде тебя, а вся-
кий, кто счастлив, внушает зависть. Может быть, кто-нибудь тебе позави-
довал за такое счастье и закинул о тебе царю какие-нибудь слова, и царь
разгневался на тебя таким гневом. Но добро тебе пожаловать, и с тобой не
будет дурного. Как ты оказал мне уважение, хотя между нами не было зна-
комства, так и я освобожу тебя; но когда я тебя освобожу, ты останешься
со мной на этом острове, пока не придет из города корабль в сторону тво-
ей земли, и я отошлю тебя на таем".
И Абу-Сир поцеловал капитану руку и поблагодарил его за это; и затем
капитан принес известку, положил ее в мешок и положил туда большой ка-
мень размером с человека, и сказал: "Полагаюсь на Аллаха!"
И потом капитан дал Абу-Сиру сеть и сказал ему: "Закинь эту сеть в
море, может ты поймаешь скольконибудь рыбы. Поставка рыбы для кухни царя
лежит каждый день на мне, а меня отвлекла от ловли беда, которая тебя
поразила. Я боюсь, что придут слуги повара, требуя рыбы, и не найдут ее,
и если ты что-нибудь поймаешь, они найдут это. А я пойду и устрою хит-
рость под окнами дворца и сделаю вид, что я бросил тебя".
И Абу-Сир сказал: "Я буду ловить, а ты иди, и Аллах тебе поможет". И
капитан положил мешок в лодку и ехал, пока не приехал ко дворцу.
И он увидел, что царь сидит у окна, и сказал: "О царь времени, бро-
сать мне его?" И царь сказал: "Бросай!" И сделал рукой знак, и вдруг
что-то сверкнуло и упало в море.
И оказалось, что то, что упало в море, это перстень царя. А он был
заколдованный, и когда царь на когонибудь гневался и хотел его убить, он
указывал на него правой рукой, на которой был перстень, из перстня выле-
тала молния и поражала того, на кого указал царь, и голова его падала с
плеч. И войска повиновались царю, и он покорял великанов только благода-
ря этому перстню.
И когда перстень упал с его пальца, царь скрыл это дело и не мог ска-
зать: "Мой перстень упал в море", - так как боялся, что войска восстанут
против него и убьют его, и промолчал.
Вот что было с царем. Что же касается Абу-Сира, то после ухода капи-
тана он взял сеть и закинул ее в море, и потянул сеть, и сеть поднялась
полная рыбы, и затем он кинул ее второй раз, и она снова поднялась пол-
ная рыбы, и Абу-Сир все время бросал сеть, а она поднималась полная ры-
бы, пока перед ним не оказалась большая куча рыбы.
И тогда он сказал про себя: "Клянусь Аллахом, я уже долгое время не
ел рыбы!" И выбрал большую жирную рыбу и подумал: "Когда придет капитан,
я скажу, чтобы он изжарил мне эту рыбу, и пообедаю".
И он стал резать рыбу ножом, который у него был, и нож зацепился за
что-то в жабрах рыбы, и Абу-Сир увидал, что там находится перстень царя,
- потому что эта рыба проглотила перстень, и потом судьба пригнала ее к
этому острову, и она попала в сеть.
И Абу-Сир взял перстень и надел его на мизинец, не зная, какие у него
свойства. И вдруг двое молодцов из слуг повара пришли, чтобы потребовать
рыбы, и, подойдя к Абу-Сиру, сказали: "О человек, куда ушел капитан?" И
Абу-Сир сказал: "Не знаю". И сделал знак правой рукой, и вдруг головы
слуг упали с плеч, когда Абу-Сир указал на них и сказал: "Не знаю". И
Абу-Сир удивился этому и стал говорить: "Смотри-ка! Кто это убил их?" И
это показалось ему тяжким, и он задумался.
И вдруг подошел капитан и увидел большую кучу рыбы и двух убитых, и
увидал на пальце Абу-Сира перстень.
"О брат мой, - сказал он ему, - не двигай рукой, на которой перстень.
Если ты двинешь ею, ты убьешь меня!"
И Абу-Сир удивился его словам: "Не двигай рукой, на которой перстень.
Если ты двинешь ею, ты убьешь меня!" И когда капитан дошел до него и
спросил: "Кто убил этих двух слуг?" - Абу-Сир сказал: "Клянусь Аллахом,
о брат мой, я не знаю". - "Ты сказал правду, - ответил капитан, - но
расскажи мне про этот перстень, как он к тебе попал?" - "Я увидел его в
жабрах этой рыбы", - отвечал Абу-Сир. И капитан молвил: "Ты сказал прав-
ду. Я видел его, как он падал, сверкая, из дворца царя, пока не упал в
море, когда царь указал на тебя и сказал мне: "Бросай его!" Когда он
сделал мне знак, я бросил мешок, а перстень свалился у него с пальца и
упал в море, и эта рыба проглотила его, и Аллах пригнал его к тебе, и ты
ее поймал, - так что это твоя доля. Но знаешь ли ты свойства этого
перстня?" - "Я не знаю у него никакого свойства", - сказал Абу-Сир. И
капитан молвил: "Знай, что войска нашего царя повинуются ему, только бо-
ясь этого перстня, так как он заколдован. И когда царь разгневается на
кого-нибудь и захочет убить, то указывает на него пальцем, и голова па-
дает с плеч. Молния вылетает из этого перстня, и лучи ее достигают прог-
невавшего, и он тотчас же умирает".
И Абу-Сир, услышав эти слова, обрадовался сильной радостью и сказал
капитану: "Вороти меня в город". И капитан сказал: "Я ворочу тебя, ибо я
больше не боюсь для тебя зла от царя, потому что, если ты укажешь на не-
го рукой и задумаешь его убить, его голова упадет перед тобой, и если бы
ты даже захотел бить царя и всех его воинов, ты бы убил их без помехи".
И затем он сел в лодку и отправился с Абу-Сиром в город..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать девятая ночь
Когда же настала девятьсот тридцать девятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что капитан посадил Абу-Сира в лодку и отп-
равился с ним в город. И когда доехал до города, поднялся в царский дво-
рец, и вошел в диван, и увидел, что царь сидит, и воины перед ним, и
царь в великом огорчении из-за перстня, но не может рассказать никому из
воинов о пропаже перстня.
И когда царь увидел Абу-Сира, он сказал ему: "Разве мы не бросили те-
бя в море? Как ты сделал, что вышел из него?" И Абу-Сир сказал: "О царь
времени, когда ты велел меня бросить в море, твой капитан взял меня и
поехал со мной на остров, и спросил о причине твоего гнева на меня, и
сказал: "Что ты сделал с царем, что он велел тебя умертвить?" И я отве-
тил: "Клянусь Аллахом, мне не известно, чтобы я сделал с ним что-нибудь
скверное". И капитан сказал: "Ты имеешь великое место у царя. Может
быть, кто-нибудь тебе позавидовал и забросил о тебе царю какие-нибудь
слова, так что царь на тебя рассердился. Но я приходил в твой хаммам, и
ты оказал мне уважение, и за твое уважение ко мне в хаммаме я тебя осво-
божу и пошлю в твою страну". И затем он положил в лодку вместо меня ка-
мень и бросил его в море, но когда ты указал ему насчет меня пальцем,
перстень упал с твоей руки в море, и его проглотила рыба. А я был на
острове и ловил рыбу, и эта рыба попалась среди прочей рыбы, и я взял ее
и хотел изжарить, и когда я вскрыл ей брюхо, я увидел в нем перстень, и
взял его, и надел на палец.
И ко мне пришли двое слуг из кухни и потребовали рыбу, и я показал на
них пальцем, не зная особенности перстня, и их головы упали; а затем
пришел капитан и узнал перстень, который был у меня на пальце, и расска-
зал мне, что он заколдованный, и я принес его тебе, так как ты оказал
мне благодеяние и почтил меня крайним почетом. Добро, которое ты мне
сделал, у меня не пропало. Вот твой перстень - возьми его, и если я сде-
лал с тобой что-нибудь, требующее убиения, скажи мне, в чем мой грех, и
убей меня, и будешь свободен от ответственности за мою кровь".
И затем он снял перстень с пальца и подал его царю. И когда царь уви-
дел, какое благодеяние оказал ему АбуСир, он взял от него перстень и на-
дел его на палец, и душа вернулась к нему.
И он поднялся на ноги, и обнял Абу-Сира, и сказал: "О человек, ты
принадлежишь к избранным сынам дозволенного! Не взыщи же с меня и прости
мне то, что я тебе сделал. Если бы кто-нибудь, кроме тебя, овладел эти и
перстнем, он бы мне его не отдал". - "О царь времени, - сказал Абу-Сир,
- если ты хочешь, чтобы я тебя простил, скажи мне, в чем мой грех, кото-
рый вызвал твой гнев на меня, так что ты приказал меня убить?" И царь
воскликнул: "Клянусь Аллахом, я твердо установил, что ты невиновен, и
нет на тебе никакого греха, раз ты сделал мне это благодеяние, но только
красильщик сказал мне то-то и то-то".
И он рассказал ему, что говорил красильщик, и АбуСир молвил: "Клянусь
Аллахом, о царь времени, я не знаю царя христиан и в жизни не ездил в
христианские земли! Мне не приходило на ум убивать тебя, но этот кра-
сильщик был моим товарищем и соседом в городе Искандарии, и жизнь там
стала нам тесна, и мы выехали оттуда из-за скудости пропитания и прочли
друг другу фатиху о том, что работающий будет кормить безработного, и
случилось у меня с красильщиком то-то и то-то".
И он рассказал царю все, что случилось у него с АбуКиром, красильщи-
ком: как тот взял его деньги и покинул его больным в его комнате в хане,
и как привратник хана тратился на него, когда он был болен, пока не ис-
целил его Аллах, и как затем он поднялся и стал ходить по городу со сво-
ими принадлежностями, как обычно, и по дороге увидел красильню, около
которой была лавка, и, посмотрев в двери красильни, увидел Абу-Кира, ко-
торый сидел там на скамье, и вошел к нему, чтобы его приветствовать, и
достались ему от него побои и оскорбления, и Абу-Кир сказал про него,
что он разбойник, и побил его мучительным боем.
И вот Абу-Сир рассказал царю обо всем, что с ним случилось, с начала
до конца, и затем сказал: "О царь времени, это он сказал мне: "Сделай
лекарство и поднеси его царю. Хаммам совершенен во всем, но только в нем
отсутствует это лекарство". И знай, о царь времени, что это лекарство не
вредит. Мы его делаем в наших странах, и оно обязательно бывает в хамма-
ме, но я забыл о нем, и когда пришел красильщик и я оказал ему почет, он
напомнил мне об этом и сказал: "Сделай лекарство". Пошли, о царь време-
ни, за привратником такого-то хана и рабочими красильни и спроси их всех
о том, что я тебе рассказал".
И царь послал за привратником хана и за рабочими красильни и, когда
они все пришли, спросил их, и они рассказали о случившемся, и тогда царь
послал за красильщиком и сказал: "Приведите его босым, с непокрытой го-
ловой и с связанными руками".
А красильщик сидел в своем доме, радуясь убиению Абу-Сира. И не успел
он опомниться, как приближенные царя бросились на него и удары посыпа-
лись ему на затылок, а затем ему скрутили руки и его привели к царю. И
он увидел, что Абу-Сир сидит рядом с царем, а привратники хана и рабочие
красильни стоят перед ним. И привратник хана спросил его: "Не это ли
твой товарищ, у которого ты украл деньги и которого ты оставил у меня в
комнате больным и сделал с ним то-то и то-то?" А рабочие красильни спро-
сили: "Разве этот не тот, кого ты велел нам схватить и мы его побили?"
И царю стала ясна мерзость Абу-Кира и то, что он заслуживает больше-
го, чем пытки Мункара и Накира [652], я потому он сказал: "Возьмите его и
проведите по городу и рынку..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до девятисот сорока
Когда же настала ночь, дополняющая до девятисот сорока, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда царь услышал слова прив-
ратника хана и рабочих красильни, он убедился в скверности АбуКира и
воздвиг против него несчастия и сказал своим приближенным: "Возьмите его
и проведите по городу, а потом положите в мешок и бросьте в море!" - "О
царь времени, - сказал Абу-Сир, - уступи мне его! Я простил ему все, что
он мне сделал". - "Если ты его простил за себя, то я не могу его прос-
тить за себя, - ответил царь, и затем он закричал и сказал: "Возьмите
его!" И АбуКира взяли и провели по городу, а потом посадили в мешок, и
положили туда известку, и бросили мешок в море, и Абу-Кир умер, потоп-
ленный, сожженный.
"О Абу-Сир, - сказал тогда царь, - попроси у меня чего-нибудь - и по-
лучишь!" И Абу-Сир сказал: "Я прошу тебя отослать меня в мою землю, - у
меня не осталось желания жить здесь".
И царь дал ему много денег сверх прежних наград и даров, а затем он
пожаловал ему корабль, нагруженный всяким добром, а матросами были не-
вольники, и царь подарил их ему тоже, после того как предложил ему сде-
лать его везирем, но Абу-Сир не согласился.
А затем он простился с царем и поехал, и все на корабле было его
собственностью, даже матросы стали его невольниками, и ехал он не перес-
тавая, пока не достиг земли Искандарии.
И они стали на якорь подле Искандарии и вышли на сушу, и один из не-
вольников Абу-Сира увидел мешок у самого берега и сказал: "О господин
мой, у берега моря большой тяжелый мешок, и сверху он завязан, и я не
знаю, что в нем". И Абу-Сир подошел, и развязал мешок, и увидел там
Абу-Кира, которого море пригнало в сторону Искандарии, и он вынул его, и
закопал поблизости от Искандарии, и сделал ему могилу, и назначил деньги
на ее содержание, и на дверях гробницы он написал такие стихи:
"Узнается муж среди всех людей по делам его.
И дела свободных возвышенны, как порода их.
Не кори других - укоряем будешь, - нередко ведь
Что скажет муж, о нем же будет сказано.
Говорить слова избегай дурные и мерзкие,
Коль ведешь ты речи шутливые или важные, -
Ведь берем мы пса благородных качеств домой к себе,
А суровый лев на цепи сидит, - неразумен он.
На поверхность моря выносит труп теченье волн,
А жемчужины в глубине таятся песков морских.
Воробей ведь станет соперничать с сильным ястребом
Лишь по глупости и по малости его разума.
На страницах неба и воздуха написано:
"Кто свершил благое, получит тот то же самое".
Не пытайся сахар добыть себе из аронника -
Ведь по вкусу вещь однородной будет с источником".
И затем Абу-Сир прожил некоторое время, и взял его Аллах к себе, и
его похоронили по соседству с могилой его товарища Абу-Кира, и поэтому
было названо это место Абу-Кир и Абу-Сир, а теперь оно известно как
Абу-Кир. И вот то, что дошло до нас из их истории. Да будет же хвала су-
щему вечно, по воле которого сменяются ночи и дни!
|
