 |
|
Рассказывают также, что Масрур-евнух говорил: "Однажды ночью повели-
тель правоверных Харун ар-Рашид сильно мучился бессонницей. И он спросил
меня: "О Масрур, кто у ворот из поэтов?" И я вышел в проход и увидал
Джамиля ибн Мамара-альУзри [572] и сказал ему: "Отвечай повелителю право-
верных!" И Джамиль молвил: "Слушаю и повинуюсь!" И я вошел, и он вошел
со мною и оказался меж рук Харуна ар-Рашида, и приветствовал его, как
приветствуют халифов.
И ар-Рашид вернул ему приветствие и велел ему сесть, и потом сказал:
"О Джамиль, есть ли у тебя какой-нибудь удивительный рассказ?" - "Да, о
повелитель правоверных, - ответил Джамиль. - Что тебе более любо: то,
что я видел и лицезрел, или то, что я слышал и чему внимал?" - "Расскажи
мне о том, что ты видел и лицезрел", - сказал халиф. И Джамиль молвил:
"Хорошо, о повелитель правоверных! Обратись ко мне всем своим существом
и прислушайся ко мне ушами".
И ар-Рашид взял подушку из вышитой золотом красной парчи, набитую
перьями страусов, и положил ее себе под бедра, а затем он оперся на нее
локтями и сказал: "Ну, подавай свой рассказ, Джамиль!"
"Знай, о повелитель правоверных, - сказал Джамиль, - что я пленился
одной девушкой и любил ее и часто ее посещал..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот восемьдесят девятая ночь
Когда же настала шестьсот восемьдесят девятая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что повелитель правоверных Харун
ар-Рашид облокотился на парчовую подушку и сказал:
"Ну, подавай свой рассказ, Джамиль!" И Джамиль начал: "Знай, о пове-
литель правоверных, что я пленился одной девушкой и любил ее и часто ее
посещал, так как она была предметом моих желаний, тем, что я просил от
жизни. А потом ее родные уехали с вею из-за скудности пастбищ, и я про-
вел некоторое время, не видя ее, но затем тоска взволновала меня и потя-
нула к этой девушке, и душа моя заговорила о том, чтобы к вей отпра-
виться. И когда наступила некая ночь из ночей, тоска по девушке начала
трясти меня, и я поднялся и, затянув седло на верблюдице, повязал тюр-
бан, надел свое рубище, опоясался мечом и подвязал копье. А затем сел на
верблюдицу и выехал, направляясь к девушке, и ехал быстрым ходом. И я
выехал некоей ночью, и была эта yочь темная, непроглядная, и приходилось
мне к тому же преодолевать спуски в долины и подъемы на горы. И и слышал
со всех сторон рыканье львов, вой волков и голоса зверей, и мой разум
смутился, и взволновалось мое сердце, а язык мой неослабно поминал Алла-
ха великого.
И когда я ехал таким образом, вдруг одолел меня сон, и верблюдица
пошла со мной не по той дороге, по которой я ехал, и сон овладел мной. И
вдруг что-то ударило меня по голове, и я проснулся, испуганный, устра-
шенный, и увидел деревья и реки. И птицы на ветвях щебетали на разные
голоса и напевы, а деревья на лугу переплетались одно с другим. И я со-
шел с верблюдицы и взял поводья в руки и до тех пор осторожно выбирался,
пока не вывел ее из-за этих деревьев на равнину. И тогда я поправил на
ней седло и сел на ее спине прямо, и не знал я, куда направиться и в ка-
кое место погонят меня судьбы. И я углубился взором в эту пустыню, и
блеснул мне огонь по середине ее. И тогда я ударил верблюдицу пяткой и
ехал по направлению к огню, пока не приблизился. И я приблизился к огню
и всмотрелся, и вдруг вижу палатку, воткнутое копье, возвышающееся зна-
мя, коней и свободно пасущихся верблюдов! И я сказал себе: "С этим шат-
ром связано великое дело, так как я не вижу в этой пустыне ничего друго-
го". И я направился в сторону шатра и сказал: "Мир с вами, обитатели
шатра, и милость Аллаха и его благословение!" И вышел ко мне из шатра
юноша, сын девятнадцати лет, подобный луне, когда она сияет, и доблесть
была видна меж его глаз. "И с тобою мир и милость Аллаха и благословение
его, о брат арабов! - сказал он. - Я думаю, что ты сбился с дороги". -
"Это так и есть, - ответил я. - Выведи меня, помилует тебя Аллах!" - "О
брат арабов, - молвил юноша, - наша местность полна львов, а сегодня
ночь мрачная, дикая, очень темная и холодная, и я боюсь, что растерзает
тебя зверь. Остановись у меня, в уюте и просторе, а когда прядет завт-
рашний день, я выведу тебя на дорогу".
И я сошел с верблюдицы и спутал ей ноги длинным поводом, а потом снял
бывшие на мне одежды и разделся и немного посидел. И юноша взял овцу и
зарезал ее и, подойдя к огню, разжег его и заставил разгореться. А затем
он вошел в шатер и вынес мелких пряностей и хорошея соли, стал отрезать
куски мяса и жарить их на огне. Ион покормил меня, а сам то вздыхал, то
плакал. И он издал великий крик и горько заплакал и произнес такие сти-
хи:
"Остались только вздохи неслышные
И пара глаз - зрачки неподвижны их,
Сустава нет на теле теперь его,
Где не было б недуга упорного.
Слеза его струится, и внутренность
Горит его, но молча страдает оy.
Враги его из жалости слезы льют -
Беда тому, о ком скорбит враг его".
И тогда я понял, о повелитель правоверных, - говорил Джамиль, - что
юноша влюблен и взволнован любовью - а узнает любовь лишь тот, кто вку-
сил вкус любви - и подумал: "Не спросить ли мне его?" Но затем я отвра-
тил от этого свою душу и сказал себе: "Как я накинусь на него с вопроса-
ми, когда я в его жилище?" И я удержался от расспросов и поел мяса,
сколько мне потребовалось, а когда мы покончили с едой, юноша поднялся
и, войдя в шатер, вынес чистый таз, красивый кувшин и шелковый платок,
вышитый по краям червонным золотом, и бутыль, наполненную розовой водой
с мускусом, и я удивился его изысканности и обходительности и сказал се-
бе; "Я не видывал такой изысканности в пустыне".
И мы вымыли руки и поговорили немного, а потом юноша вошел в шатер,
отделил меня от себя занавеской из красной парчи и сказал: "Входи, о лик
арабов, и ложись на ложе: тебе досталось этой ночью утомление, и ты ис-
пытал в путешествии чрезмерные тяготы".
И я вошел, и вдруг вижу - постель из зеленой парчи, и тогда я снял
бывшие на мне одежды и провел ночь, равной которой я не проводил в жиз-
ни..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до шестисот девяноста
Когда же настала ночь, дополняющая до шестисот девяноста, она сказа-
ла: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Джамиль говорил: "И я провел
ночь, равной которой я не проводил в жизни, и все время думал об этом
юноше. И когда ночь окутала землю и глаза заснули, я вдруг услышал сла-
бый голос, мягче и нежнее которого я не слыхивал, и, подняв занавес,
опущенный между нами, я увидал девушку, прекраснее которой лицом я не
видывал. Она сидела рядом с юношей, и они плакали и жаловались друг дру-
гу на муки страсти, любви и волнения и на сильную тоску по сближению. "О
Диво Аллаха! - подумал я. - Кто это второе существо? Когда я входил в
палатку, я видел только этого юношу, и у него никого не было".
И потом я оказал себе: "Нет сомнения, что это дочь джиннов, которая
любит этого юношу, и он уединился с нею в этом месте, и она уединилась с
ним". Но я пристально вгляделся в девушку, и оказалось, что она из лю-
дей, арабка, и, открывая лицо, она смущала сияющее солнце и палатка ос-
вещалась светом ее лица. И, убедившись, что эта девушка - возлюбленная
юноши, я вспомнил другого влюбленного и, опустив занавеску, закрыл лицо
и заснул.
А когда наступило утро, я надел одежду и, омывшись для молитвы, со-
вершил те моления, которые были для меня обязательны, и затем сказал
юноше: "О брат арабов, не хочешь ли ты вывести меня на дорогу, - ты уже
оказал мне милость". И юноша посмотрел на меня и сказал: "Не торопись, о
лик арабов! Пребывание гостя длится три дня, и я не таков, чтобы отпус-
тить тебя раньше, чем через три дня".
И я провел у него три дня, - говорил Джамиль, - а когда наступил чет-
вертый день, мы сели побеседовать, м я заговорил с юношей и спросил, как
его зовут и какого он происхождения. "Что до моего происхождения, - ска-
зал юноша, - то я из племени Бену-Узра, а по имени я - такой-то, сын та-
кого-то, а мой дядя - такой-то". И оказалось, о повелитель правоверных,
что он сын моего дяди я принадлежит к благороднейшему дому племени Бену-
уэра. "О сын дяди, - спросил я его, - что тебя побудило уединиться в
этой пустыне? Как ты мог пренебречь своим состоянием и состоянием твоих
отцов и как покинул ты своих рабов и рабынь и остался один в этом мес-
те?"
И когда юноша услышал мои слова, о повелитель правоверных, его глаза
наполнились слезами, и он сказал: "О сын дяди, я любил мою двоюродную
сестру и был пленен ею, безумен от любви и одержим страстью к ней, так
что не мог с нею расстаться. И когда моя любовь к ней езде усилилась, я
посватался за нее, но мой дядя отказал мне и выдал ее за одного человека
из узритов, который вошел к ней и увез ее в ту местность, где она нахо-
дится с прошлого года. И когда она от меня отдалилась и ее скрыли от мо-
их взоров, волнения любви и сильная тоска и страсть побудили меня поки-
нуть моих родных и расстаться с друзьями и приятелями и со всем моим
состоянием, и я уединился в этой палатке, здесь в пустыне, и подружился
с одиночеством". - "А где их палатки?" - спросил я, и юноша сказал: "Они
близко, на вершине той горы, и каждую ночь, когда засыпают глаза и ночь
успокаивается, девушка тайно выскальзывает из стана, так что не знает об
этом никто, и я удовлетворяю с ней желание беседою, и она тоже удовлет-
воряет его. И вот я живу в таком состоянии, утешаясь ею час в течение
ночи, и пусть свершает Аллах дело, которое решено: или придет ко мне ус-
пех в этом деле назло завистникам, или рассудит Аллах за меня, а он -
лучший из судей".
И когда юноша рассказал мне все это, о повелитель правоверных, - го-
ворил Джамиль, - его дело меня озаботило, и я не знал, что думать, так
как меня охватила за него ревность. "О сын моего дяди, - сказал я ему, -
не хочешь ли ты, чтобы я указал тебе хитрость, которую я тебе посоветую,
в ней будет, если пожелает Аллах, источник устроения и путь к верному
успеху и ею избавит тебя Аллах от того, чего ты боишься". - "Говори, о
сын дяди", - молвил юноша. И я сказал: "Когда наступит ночь и придет де-
вушка, брось ее на мою верблюдицу - она быстра на бегу, - а сам садись
на твоего коня, я же сяду на одну из этих верблюдиц и проеду с вами одну
ночь. И не наступит еще утро, как мы уже пересечем степи и пустыня, и ты
достигнешь желаемого и овладеешь любимою сердца. Равнины земли Аллаха
обширны, а я, клянусь Аллахом, буду тебе помогать, пока я жив, и душой,
и достоянием, и мечом..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто первая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто первая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Джамиль сказал сыну своего дяди, чтобы
он взял девушку, и они оба увезут ее ночью, и он будет ему помогать и
содействовать, пока жив, и юноша, выслушав это, сказал: "О сын дяди, я
раньше посоветуюсь с нею. Она умна, разумна и проницательна в делах".
"И ночь окутала землю, - говорил Джамиль, - и настала пора девушке
приходить, и юноша ждал ее в установленное время, но она опоздала против
обычного. И я увидел, что юноша вышел из палатки и, закрыв рот, стал
вдыхать веяние ветра, который дул с ее стороны, и он втягивал ее благоу-
хание и произносил такие стихи:
"О ветр востока, веянье несешь ты
Из той страны, где милая обитает,
О ветер, ты несешь любимой призрак"
Не знаешь ли, когда она прибудет?"
И затем он вошел в палатку и просидел там некоторое время, плача, а
потом сказал: "О сын моего дяди, поистине с моей двоюродной сестрой про-
изошло что-то сегодня, и случился какой-то случай, и задержало какоени-
будь препятствие. Будь на месте, пока я не принесу тебе вестей", - ска-
зал он потом и, взяв меч и щит, скрылся и отсутствовал часть ночи. А за-
тем он вернулся ко мне, неся что-то в руках. И он крикнул меня, и я пос-
пешил к нему, и он спросил: "О сын дяди, знаешь ли ты, в чем дело?" -
"Нет, клянусь Аллахом", - отвечал я. И он сказал: "Беда поразила меня
сегодня ночью в моей двоюродной сестре. Она отправилась к нам, и
повстречался ей по дороге лев и растерзал ее, и осталось от нее только
то, что ты видишь".
И он бросил то, что было у него в руках, и это были хрящи девушки и
то, что осталось от ее костей" И юноша заплакал сильным плачем и, бросив
свой лук, взял в руку мешок и сказал мне: "Не двигайся, пока я не приду
к тебе, если захочет Аллах великий".
И он ушел и отсутствовал некоторое время, а потом вернулся, неся в
руке голову льва. И он бросил ее и потребовал воды, и когда я принес во-
ду, он вымыл льву рот и стал целовать его, плача, и усилилась его печаль
о девушке, и он произнес такие стихи:
"О лев, самого себя в несчастия ввергнул ты -
Погиб ты, но взволновал о милой печаль во мне
Меня одиноким сделал ты, а был друг я ей,
И брюхо земли ее могилою сделал ты
Судьбе говорю, меня разлукой сразившей, я:
Аллах сохрани, чтоб ей взамен не взял друга я,
"О сын дяди, - сказал он мне потом, - прошу тебя ради Аллаха и долга
близости и родства, которое между вами, исполни мое завещание. Ты сейчас
увидишь меня перед собою мертвым, и когда это случится, обмой меня и за-
верни с остатками костей дочери моего дяди в эту рубаху и похорони вас
вместе в одной могиле. А на могиле нашей напиши такие стихи:
Мы жили с ней на хребте земли жизнью сладостной,
Близка и она была, и дом ваш, и родина,
Но злые превратности судьбы разлучили нас,
Лишь саван сближает нас в утробе земли теперь"
И он заплакал сильным плачем и, войдя в палатку, скрылся на некоторое
время, а потом он вышел и стал вздыхать и кричать, и затем издал единый
вопль и расстался с жизнью. И когда я увидел это, мне стало тяжело, и
это показалось мне столь великим, что я едва за ним не последовал от
сильной печали. И я подошел к юноше и положил его и исполнил то, что он
велел мне сделать, в я завернул их обоих в саван и похоронил вместе, в
одной могиле. И я провел у их могилы три дня, а потом уехал, и я два го-
да приезжал и посещал их, и вот какова была их история, о повелитель
правоверных".
И когда выслушал ар-Рашид слова Джамиля, он нашел их прекрасными и
оказал ему милости и наградил его наградой".
|
