|
|
Рассказывают также, что Абу-Хассан аз-Зияди говорил: "В какой-то день
моя обстоятельства сильно стеснились до того, что пристал ко мне зелен-
щик, хлеботорговец и другие поставщики, и умножилось надо мною горе, и я
не находил для себя хитрости. И когда я был в таком состоянии и не знал,
что делать, вдруг вошел ко мне один из моих слуг и сказал: "У ворот че-
ловек, паломник, который хочет войти к тебе". - "Позволь ему", - сказал
я. И тот человек вошел, и вдруг я вижу, это человек из Хорасана. И он
приветствовал меня, и я возвратил ему привет, и затем он спросил: "Ты ли
Абу-Хассан азЗияди?" - "Да, - ответил я, - а что тебе нужно?" И человек
сказал: "Я чужеземец и хочу совершить паломничество, а со мною много де-
нег, и мне тяжело их нести. Я хочу положить у тебя эти десять тысяч дир-
хемов на то время, пока не закончу паломничества и не вернусь, и если
караван возвратится и ты не увидишь меня, то знай, что я умер, и деньги
- подарок тебе от меня, а если я вернусь - они мои". И я сказал ему:
"Будь по-твоему, если захочет Аллах великий!" И он вынул мешок, а я ска-
зал слуге: "Принеси мне весы!" И слуга принес весы, и тот человек отве-
сил деньги и вручил их мне и ушел своей дорогой, а я призвал поставщиков
и заплатил мой долг..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста пятидесятая ночь
Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот пятидесяти, она сказа-
ла: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-Хассая аз-Зияди говорил:
"А я призвал поставщиков и заплатил бывший на мне долг, и стад широко
тратить, говоря про себя: "Пока он вернется, Аллах пошлет нам что-нибудь
от себя". А когда миновал день, слуга вошел ко мне и сказал: "Твой друг
хорасанец у ворот". И я сказал: "Позволь ему!" И хорасанец вошел и ска-
зал: "Я собирался в паломничество, но пришла ко мне весть о смерти моего
отца, и я решил вернуться. Дай же мне деньги, которые я у тебя оставил
вчера".
И когда я услышал от него эти слова, меня охватила великая забота -
совершенно никто не испытывал ей подобной, и я смешался и не дал ему от-
вета. Если бы я стал отрицать, он взял бы с меня клятву, и был бы позор
в последней жизни, а если бы я рассказал ему, что распорядился деньгами,
он обесславил бы меня. И я сказал ему: "Да сделает тебя Аллах здоровым!
Мое жилище не защищено, и не хранилище оно для этих денег. Когда я взял
твой мешок, я послал его к тому, у кого он теперь. Возвращайся к нам
завтра за ним, если захочет Аллах великий!"
И он ушел от меня, и я провел ночь в замешательстве, и сон не взял
меня в эту ночь, и я не мог смежить век. И я поднялся к слуге и сказал
ему: "Оседлай мне мула". Но он сказал: "О владыка, сейчас время после
сумерек и ночи еще нисколько не прошло". И я вернулся в постель, но сон
мне не давался. И я все время будил слугу, а тот возражал мне, пока не
взошла заря. И слуга оседлал мне мула, и я сел, не зная куда ехать, и
бросил поводья мулу на плечо и был занят мыслями и заботами, а мул шел в
восточную сторону Багдада. И когда я ехал, я вдруг заметил людей, кото-
рых я видел раньше, и уклонился от них в сторону и свернул на другую до-
рогу, но они последовали За мной. И, увидав, что я в тайласане [383], они
поспешили ко мне и спросили: "Знаешь ли ты жилище Абу-Хассана аз-Зияди?"
- "Это я Абу-Хассан аз-Зияди", - ответил я ям. И они сказали: "Отвечай
повелителю правоверных!" И я пошел с ними и вошел к аль-Мамуну, и он
спросил меня: "Кто ты?" - "Человек из сподвижников кади АбуЮсуфа, из фа-
тоихоев, знатоков преданий", - ответил я. "Изложи мне твое дело", - ска-
зал аль-Мамун. И я изложил ему свою историю, и аль-Мамун заплакал
сильным плачем и воскликнул: "Горе тебе! Не дал мне посланник Аллаха -
да благословит его Аллах и да приветствует! - из-за тебя спать сегодня
ночью! Когда я заснул в начале ночи, он сказал мне: "Помоги Абу-Хассану
аз-Зияди!" И я проснулся, но я не знал тебя. Потом я заснул, и он пришел
ко мне и сказал: "Горе тебе! Помоги Абу-Хассану аз-Зияди!" И я проснул-
ся, но я не знал тебя. Потом я заснул, и он пришел ко мне, но я не знал
тебя, и после я Заснул, и он пришел ко мне и сказал: "Горе тебе! Помоги
Абу-Хассану аз-Зияди!" И я не осмелился заснуть после этого и бодрство-
вал всю ночь, и разбудил людей и послал их тебя искать во все стороны".
Потом халиф дал мне десять тысяч дирхемов и оказал: "Это для хорасан-
ца". И затем он дал мне еще десять тысяч дирхемов и оказал: "Трать эта
деньги широко и поправь ими свои дела". И после этого он дал мне еще
тридцать тысяч дирхемов и сказал: "Снаряди себя на это и, когда будет
день выезда, приходи ко мне, я назначу тебя на должность".
И я вышел, а деньги были со мною, и пришел в свое жилище и совершил
там утреннюю молитву, и вдруг хорасанец явился. И я ввел его в дом и вы-
нес ему мешок и сказал: "Вот твои деньги". А он молвил: "Это не те самые
деньги". - "Да", - ответил я. И он спросил: "Какова причина этого?" И я
рассказал ему всю историю. И хорасанец заплакал и воскликнул: "Клянусь
Аллахом, если бы ты сказал правду с самого начала, я не стал бы взыски-
вать с тебя, и теперь, клянусь Аллахом, я ничего не приму..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста пятьдесят первая ночь
Когда же настала триста пятьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что хорасанец сказал аз-Зияди: "Клянусь Алла-
хом, если бы ты сказал мне правду с самого начала, я не стал бы взыски-
вать с тебя, и теперь, клянусь Аллахом, я ничего не приму из этих денег,
и они для тебя дозволены!" И он ушел от меня, и я привел свои дела в по-
рядок и отправился в день выезда к воротам аль-Мамуна и вошел к нему. А
он сидел, и когда я предстал перед ним, он велел мне приблизиться и вы-
нул мое назначение из-под молитвенного ковра. "Вот тебе назначение на
должность судьи в Медине-почитаемой, на западной стороне, от Ворот Мира,
до того, чему нет конца. И я назначил тебе столько-то и столько-то на
каждый месяц, - сказал он. - Бойся же Аллаха великого, сильного и помни
о том, как позаботился о тебе посланник Аллаха, да благословит его Аллах
и да приветствует!" И люди изумились словам аль-Мамуна и спросили меня
об их значении, и я рассказал им всю историю с начала до конца, и весть
об этом распространилась среди людей".
И Абу-Хассан пребывал судьей в Медине-почитаемой, пока не умер во дни
аль-Мамуна, - милость Аллаха над ним!
|