Повесть о Тадж-аль-Мулуке (продолжение)

   Сто двадцать девятая ночь
   Повесть о Тадж-аль-Мулуке (продолжение)

   Когда же настала сто двадцать девятая ночь, она  сказала:  "Дошло  до
меня, о счастливый царь, что везирь  Дандан  рассказывал  Дауаль-Макану:
"И, услышав историю юноши, Тадж-аль-Мулук крайне удивился, и в его серд-
це вспыхнули огни, когда он услышал о прелести Ситт Дунья и  узнал,  что
она вышивает газелей, и его охватила великая страсть и любовь.
   "Клянусь Аллахом, - сказал он юноше, - с тобою случилось дело, подоб-
ного которому не случилось ни с кем, кроме тебя, но тебе дана  жизнь,  и
ты должен ее прожить. Я хочу тебя спросить о чем-то". - "О чем?" - спро-
сил Азиз. И Тадж-аль-Мулук молвил: "Расскажи мне, как ты увидел ту  жен-
щину, которая сделала эту газель". - "О владыка, - сказал Азиз, - я при-
шел к ней хитростью, и вот какою: когда я вступил с караваном в  ее  го-
род, я уходил и гулял по садам - а там было  много  деревьев,  и  сторож
этих садов был великий старик, далеко зашедший в годах. Я  спросил  его:
"О старец, чей это сад?" И сторож сказал мне:  "Он  принадлежит  царской
дочери Ситт Дунья, и мы находимся под ее дворцом. Когда она хочет  погу-
лять, она открывает потайную дверь и гуляет в саду и нюхает  запах  цве-
тов". - "Сделай милость, позволь мне посидеть в этом саду, пока  она  не
придет и не пройдет мимо - быть может, мне посчастливится  разок  взгля-
нуть на нее?" - попросил я. И старец молвил: "В этом нет беды". И  когда
он сказал мне это, я дал ему немножко денег и сказал: "Купи нам чего-ни-
будь поесть".
   И он взял деньги, довольный, и, открыв  ворота,  вошел  и  ввел  меня
вместе с собою, и мы пошли и шли до тех пор, пока не пришли  в  приятное
место, и старик сказал мне: "Посиди здесь, а я схожу и вернусь к тебе  и
принесу немного плодов".
   И он оставил меня и ушел, и некоторое время его не было, а  потом  он
вернулся с жареным ягненком, и мы ели, пока не насытились, а мое  сердце
желало увидеть эту девушку. И когда мы сидели так, дверь вдруг распахну-
лась, и старик сказал мне: "Вставай, спрячься". И я поднялся и  спрятал-
ся, и вдруг черный евнух просунул голову в калитку и спросил: "Эй"  ста-
рик, есть с тобою кто-нибудь?" - "Нет", - отвечал старик. "Запри  ворота
в сад", - сказал тогда евнух, и старец запер ворота сада, и  вдруг  Ситт
Дунья появилась из потайной двери, и когда я увидел ее, я  подумал,  что
луна взошла на горизонте и засияла. И я смотрел на нее некоторое время и
почувствовал стремление к ней, подобное стремлению жаждущего к  воде,  а
немного спустя она заперла дверь и ушла. И тогда я вышел из сада и  нап-
равился домой, и я знал, что мне не достичь ее и что я не из ее  мужчин,
особенно раз я стал как женщина и у меня нет принадлежности мужчин.  Она
царская дочь, а я купец, - откуда же мне достичь такой, как она, или еще
кого-нибудь?
   И когда мои товарищи собрались, я тоже собрался и поехал  с  ними.  А
они направлялись в этот город, и когда мы достигли здешних мест и встре-
тились с тобою, ты спросил меня и я рассказал тебе. Вот  моя  повесть  и
то, что со мной случилось, и конец".
   И когда Тадж-аль-Мулук услышал эти речи, его ум и мысли охватила  лю-
бовь к Ситт Дунья, и он не знал, что ему делать. Он поднялся  и  сел  на
коня и, взяв Азиза с собою, вернулся в город своего отца, и отвел  Азизу
дочь и отправил ему туда все, что нужно из еды, питья и одеяний и, поки-
нув его, удалился в свой дворец, и слезы бежали по его  щекам,  так  как
слух заменяет лицезрение и встречу. И Тадж-аль-Мулук оставался  в  таком
состоянии, пока его отец не вошел к нему, и он увидел, что царевич изме-
нился в лице и стал худ телом и глаза его плачут. И царь понял, что  его
сын огорчен из-за чего-то, что постигло его,  и  сказал:  "О  дитя  мое,
расскажи мне, что с тобою и что такое случилось, что изменился цвет тво-
его лица и ты похудел телом". И царевич рассказал ему обо всем, что слу-
чилось и что он услышал из повести Азиза и повести о Ситт Дунья, и  ска-
зал, что он полюбил ее понаслышке, не видав ее глазами. И отец его  мол-
вил: "О дитя мое, она дочь царя, и страны его от нас  далеко!  Брось  же
это и войди во дворец твоей матери..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Ночь, дополняющая до ста тридцати

   Когда же настала ночь, дополняющая до ста тридцати, она сказала:
   "Дошло до меня, о счастливый  царь,  что  везирь  Дандан  рассказывал
Дау-аль-Макану: "И отец Тадж-аль-Мулука сказал ему: "О дитя мое, ее отец
царь, и земли его от нас далеко! Брось же это и войди  во  дворец  твоей
матери - там пятьсот невольниц подобных лунам; какая из них тебе  понра-
вится, ту и бери. Или же возьмем и сосватаем  за  тебя  какую-нибудь  из
царских дочерей, которая будет  лучше  ее".  -  "О  батюшка,  -  отвечал
Тадж-аль-Мулук, - не хочу другую, совсем! Эта вышила газель,  которую  я
видел, и мне не обойтись без нее, а иначе я пойду блуждать по  степям  и
пустыням и убью себя из-за нее". - "Дай срок, пока я пошлю к ее  отцу  и
посватаю ее у него, - сказал ему отец. - Я исполню твое желание,  как  я
сделал для себя с твоей матерью; быть может, Аллах приведет тебя к жела-
емому, а если ее отец не согласится, я потрясу его царство войском,  ко-
нец которого будет у меня, а начало у него".
   Потом он позвал юношу Азиза и спросил: "О дитя мое, ты  знаешь  доро-
гу?" - "Да", - отвечал Азиз. "Я хочу, чтобы ты поехал с моим везирем", -
сказал царь, и Азиз ответил: "Слушаю и повинуюсь, о царь времени!" Потом
царь призвал своего везиря и сказал: "Придумай мне план для моего  сына,
и пусть он будет хорош. Отправляйся на Камфарные острова и сосватай дочь
их царя за моего сына". И везирь отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"
   А Тадж-аль-Мулук вернулся в свое жилище, и его страсть  еще  увеличи-
лась, и состояние его ухудшилось, и отсрочка показалась  ему  долгой,  а
когда над ним опустилась ночь, он стал плакать, стонать и  жаловаться  и
произнес:
   "Ночной уж спустился мрак, и слез велики войска,
   И ярок огонь любви, горящий в душе моей.
   Коль ночи вы спросите, они вам поведают,
   Другим ли я занят был - не грустью тоскливою.
   Ночами я звезд стада пасу от любви моей,
   А слезы с ланит моих бегут, как градинок ряд.
   Один ведь остался я, и нет никого со мной!
   Подобен я любящим без близких и родичей".
   А окончив свои стихи, он лежал некоторое время без чувств  и  очнулся
только к утру. И пришел слуга его отца, и встал у его изголовья,  позвал
его к родителю.
   И Тадж-аль-Мулук пошел с ним, и, увидав его, отец  юноши  нашел,  что
цвет его лица изменился, и принялся его уговаривать быть стойким и  обе-
щал свести его с царевной, а потом он снарядил Азиза и своего  везиря  и
дал им подарки. И они ехали дни и ночи, пока не приблизились к Камфарным
островам. И тогда они остановились на берегу реки, и  везирь  послал  от
себя гонца к царю, чтобы сообщить ему об их прибытии. И гонец  отправил-
ся, и прошло не более часу, как придворные царя и его  эмиры  выехали  к
ним навстречу на расстояние одного фарсаха: и, встретив их, ехали впере-
ди их, пока не ввели их к царю. И прибывшие поднесли ему подарки и  про-
были у него, как гости, три дня. А когда настал четвертый  день,  везирь
вошел к царю и, встав перед ним, рассказал ему о деле,  по  которому  он
прибыл. Царь был в недоумении, какой дать ответ, так как его дочь не лю-
била мужчин и не желала брака. Он посидел некоторое время, опустив голо-
ву к земле, а потом поднял голову и, призвав одного из  евнухов,  сказал
ему: "Пойди к твоей госпоже Дунья и повтори ей  то,  что  ты  слышал,  и
расскажи, зачем прибыл этот везирь". И евнух поднялся и пошел и ненадол-
го скрылся, а потом он вернулся к царю и сказал: "О царь времени,  когда
я пришел и рассказал Ситт Дунья, что слышал, она сильно рассердилась  и,
поднявшись на меня с палкой, хотела разбить мне голову, и я бегом убежал
от нее. И она сказала мне: "Если мой отец заставит меня выйти  замуж,  я
убью того, за кого я выйду". И тогда ее отец сказал везирю и Азизу:  "Вы
слышали и знаете - расскажите же это царю и передайте  ему  привет.  Моя
дочь не любит мужчин и не желает брака..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Сто тридцать первая мочь

   Когда же настала сто тридцать первая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что царь Шахраман сказал везирю и  Азизу:  "Пере-
дайте царю при кет и расскажите ему, как вы слышали, что моя дочь но же-
лает брака". И они ушли назад без всякого проку и ехали до тех пор, пока
не прибыли к царю и не рассказали ему, что случилось.
   И тогда царь велел военачальникам кликнуть клич войскам о выступлении
на бой и на войну, но везирь сказал ему: "О царь, не делай  этого  -  за
тем царем не г вины. Когда его дочь узнала об этом,  она  прислала  ска-
зать: "Если мой отец заставит меня выйти замуж, я  убью  того,  за  кого
выйду и убью себя после него". Отказ исходит только от нее".
   И, услышав слова везиря, царь испугался за Тадж-альМулука  и  сказал:
"Если я стану воевать с ее отцом и захвачу царевну, а  она  убьет  себя,
мне не будет от этого никакой пользы". - И потом  царь  уведомил  своего
сына, Тадж-аль-Мулука, и тот, узнав об этом, сказал своему отцу: "О  ба-
тюшка, мне нет мочи терпеть без нее! Я пойду к ней и  буду  стараться  с
ней сблизиться, даже если я умру, я не стану делать ничего  другого".  -
"А как же ты пойдешь к ней?" - спросил его отец. "Я пойду в обличье куп-
ца", - ответил Тадж-аль-Мулук. И царь сказал: "Если  это  неизбежно,  то
возьми с собою везиря и Азиза". Потом царь вынул  для  него  кое-что  из
своей казны и приготовил ему на сто тысяч динаров  товара.  И  везирь  с
Азизом сговорились с царевичем, а когда наступила ночь, Тадж-аль-Мулук и
Азиз отправились в дом Азиза и  переночевали  рту  ночь  там.  А  сердце
Тадж-аль-Мулука было похищено, и не была ему приятна пища и сон - наобо-
рот, на него налетели думы, и его потрясло томление  по  любимой.  И  он
прибег к творцу, чтобы тот послал ему встречу с  нею,  и  стал  плакать,
стонать и произнес:
   "Посмотрим, удастся ли сойтись после дали -
   На страсть я вам жалуюсь, и вам говорю я:
   "Тогда вы мне вспомнились, когда беззаботна ночь,
   И отняли сон вы мой, а люди все спали".
   А окончив свои стихи, он разразился сильным плачем, и  Азиз  заплакал
вместе с ним, вспоминая дочь своею дяди, и они продолжали  так  плакать,
пока не настало утро. А потом Тадж-аль-Мулук поднялся и  пошел  к  своей
матери, одетый в дорожные одежды. И мать спросила его, что с ним, и ког-
да он повторил ей весь рассказ, она дала ему пятьдесят тысяч  динаров  и
простилась с ним, и он ушел от нее, после того как она пожелала ему бла-
гополучия и встречи с любимыми. А затем Тадж-альМулук вошел к своему от-
цу и попросил разрешения выезжать, и отец его позволил и дал ему пятьде-
сят тысяч динаров, и царевич приказал поставить себе шатер за городом, и
ему поставили шатер, где он пробыл два дня, а потом уехал.
   И Тадж-аль-Мулук подружился с Азизом и говорил ему: "О брат мой, я не
могу больше расстаться с тобою". И Азиз отвечал: "И я также, и  я  хотел
бы умереть у твоих ног, но только, о брат мой, мое сердце занято  мыслью
о матери". - "Когда мы достигнем желаемого, будет одно  лишь  добро",  -
ответил Тадж-аль-Мулук. И они поехали, и везирь наставлял Тадж-аль-Мулу-
ка быть стойким, а Азиз развлекал его сказками, говорил стихи и  расска-
зывал летописи и истории, и они шли быстрым ходом ночью и днем в течение
двух полных месяцев. И путь показался  Тадж-аль-Мулуку  долгим,  и  огни
разгорелись в нем сильнее, и он произнес:
   "Путь долог, и велики волненья и горести,
   И в сердце моем любовь великим огнем горит.
   Клянусь, о мечта моя, желаний предел моих,
   Клянусь сотворившим нас из крови сгустившейся,
   Я бремя любви к тебе несу, о желанная,
   И горы высокие снести не могли б его,
   О жизни владычица, убила любовь меня,
   И мертвым я сделался - дыханья уж нет во мне.
   Когда б не влекла меня надежда познать тебя,
   Не мог бы спешить теперь в пути я, стремясь к тебе".
   А окончив свои стихи, Тажд-аль-Мулук заплакал, и Азиз заплакал вместе
с ним, так как у него было ранено сердце, и сердце  везиря  размягчилось
из-за их плача. "О господин, - сказал он, - успокой свою душу и прохлади
глаза - будет тебе только одно добро". А  Тадж-альМулук  воскликнул:  "О
везирь, время пути продлилось! Скажи мне, сколько между нами и городом?"
- "Осталось лишь немного", - сказал Азиз. И они ехали, пересекая  долины
и кручи, степи и пустыни. И вот в одну из ночей  Тадж-аль-Мулук  спал  и
увидел во сне, что его любимая с ним, и он обнимает  ее  и  прижимает  к
груди, и он проснулся испуганный и устрашенный, с улетевшим умом, и про-
изнес:
   "О други, блуждает ум, и слезы текут струей,
   И страсть велика моя, и вечно со мной любовь.
   Я плачу теперь, как мать, дитя потерявшая;
   Когда наступает ночь, стенаю как голубь я.
   И если подует ветр с земель, где живете вы,
   Прохладу я чувствую, до нас доходящую.
   Привет вам я буду слать, пока летит горлинка
   И дует восточный ветр и голубя слышен стон".
   И когда Тадж-аль-Мулук окончил говорить стихи, к нему пошел везирь  и
сказал: "Радуйся - это хороший знак! Успокой свое сердце и прохлади гла-
за - ты обязательно достигнешь своей цели".
   И Азиз тоже подошел к нему и стал уговаривать его потерпеть, и  разв-
лекал его, разговаривая и рассказывая ему сказки, и они спешили в пути и
продолжали ехать " течение дней и ночей, пока не прошло еще два месяца.
   И вот в какой-то день солнце засияло над ними, И  им  блеснуло  вдали
что-то белое. Тадж-аль-Мулук спросил Азиза: "Что это там белое?" И  Азиз
отвечал ему: "О владыка, это белая крепость, а вон город, к которому  ты
направляешься". И Тадж-аль-Мулук обрадовался, и они ехали  до  тех  пор,
пока не приблизились к городу, а когда они подъехали ближе, Тадж-аль-Му-
лук возвеселился до крайности, и прошли его горести и  печали.  А  затем
они вошли в город, будучи в обличий купцов (а царевич был одет как знат-
ный купец), и пришли в одно место, которое называлось жилище купцов, - а
это был большой хан. "Здесь помещение купцов?" - спросил  Тадж-аль-Мулук
Азиза, и тот ответил: "Да, это тот хан, где я стоял", - и они  останови-
лись там и, поставив своих животных на колени, сняли  с  них  поклажу  и
сложили свои пожитки в кладовые. Они провели там четыре дня,  чтобы  от-
дохнуть, а потом везирь посоветовал им нанять большой дом, и они  согла-
сились на это и сняли себе просторно  построенный  дом,  предназначенный
для развлечений. И они поселились там, и везирь с Азизом стали  придумы-
вать какой-нибудь способ для Тадж-аль-Мулука, а Тадж-аль-Мулук был  рас-
терян и не  знал,  что  делать.  И  везирь  нашел  такой  способ,  чтобы
Тадж-аль-Мулук стал купцом на рынке материй.
   И, обратившись к Тадж-аль-Мулуку и Азизу, он сказал: "Знайте, что ес-
ли мы будем так сидеть здесь, мы не достигнем желаемого  и  не  исполним
того, что нам нужно. Мне пришло на ум нечто, и в этом, если захочет  Ал-
лах, будет благо".  -  "Делай,  что  тебе  вздумается,  -  ответили  ему
Тадж-аль-Мулук и Азиз, - на старцах лежит благословение, а ты к тому  же
совершал всякие дела. Скажи же нам, что пришло тебе  на  ум".  И  везирь
сказал Тадж-аль-Мулуку: "Нам следует нанять для тебя лавку на рынке  ма-
терий, где ты будешь сидеть и торговать, ибо  всякому  -  и  знатному  и
простому - нужна ткань и кусок материи. Ты будешь находиться в этой лав-
ке и сидеть там, и твое дело устроится, если захочет великий Аллах,  тем
более что внешность твоя красива. Но только сделай Азиза у себя  приказ-
чиком и посади его с собою в лавке, чтобы он подавал тебе отрезки  мате-
рии". Услышав эти слова, Тадж-аль-Мулук воскликнул: "Поистине, это  пра-
вильный и хороший план!" И затем он вынул дорогую купеческую одежду, на-
дел ее и пошел, а слуги его шли сзади, и одному из них он  дал  с  собою
тысячу динаров, чтобы устроить все нужное в лавке. И они шли до тех пор,
пока не достигли рынка материй.
   И когда купцы увидали Тадж-аль-Мулука, посмотрели на  его  красоту  и
прелесть, они пришли в недоумение и говорили: "Подлинно, Ридван [185] отк-
рыл врата рая и забыл об этом, и этот редкостно красивый юноша вышел от-
туда". А другие говорили: "Может быть, он из ангелов". И, подойдя к куп-
цам, они спросили, где лавка старосты, и им указали, и они шли, пока  не
пришли к старосте, к приветствовали его, и староста и те из купцов,  кто
был с ним, встали и посадили их и оказали им почтение изза  везиря:  они
увидели, что это человек пожилой и уважаемый, и с ним юный  Тадж-аль-Му-
лук и Азиз. И купцы говорили друг другу: "Этот  старик  несомненно  отец
двух этих юношей". - "Кто из вас староста рынка?" - спросил их везирь. И
купцы ответили: "Вот он". И тут староста подошел, и везирь, посмотрев на
него, увидел что это великий старец, достойный и  степенный,  обладатель
слуг и рабов, белых и черных.
   И староста приветствовал их, как приветствуют любимых, и усердно  вы-
казывал им уважение, и, посадив их с собою рядом, спросил:  "Есть  ли  у
вас нужда, которую мы были бы счастливы исполнить?" - "Да, - отвечал ве-
зирь, - я человек старый, далеко зашедший в годах, и со мной вот эти два
юноши. Я путешествовал с ними по всем областям и странам. Вступив в  ка-
кой-нибудь город, я всегда остаюсь в нем целый год, чтобы они могли  ос-
мотреть его и узнать его обитателей. Я прибыл в ваш город и  избрал  его
местопребыванием, и я хочу получить от тебя лавку,  и  пусть  это  будет
лавка хорошая, из лучших помещений, где я бы мог посадить их, чтобы  они
поторговали, осмотрели бы этот город, усвоили бы нравы его жителей и на-
учились бы продавать и покупать, брать и отдавать".
   И староста отвечал: "В этом нет беды!" А староста посмотрел на юношей
и возрадовался им и полюбил их великой любовью: этот староста  увлекался
смертоносными взорами, и любовь к сынам превосходила в нем любовь к  до-
черям, и он был склонен к мужеложству. "Вот прекрасная дичь! Слава тому,
кто сотворил их из ничтожной капли и придал им образ!" -  подумал  он  и
встал перед ними, прислуживая им, как слуга. А затем  он  приготовил  им
лавку, которая находилась посреди крытой галереи, и не  было  у  них  на
рынке лавки лучше и виднее, так как это была давка разубранная  и  прос-
торная с полками из слоновой кости и черного дерева.  А  потом  староста
отдал ключи везирю, бывшему в обличье старого купца, и сказал ему:  "Бе-
ри, господин! Да сделает ее Аллах жилищем благословенным для  твоих  де-
тей!" И везирь взял у него ключи. А затем они отправились в хан, где бы-
ли сложены их пожитки, и приказали слугам перенести все бывшие у них то-
вары и материи в ту лавку..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Сто тридцать вторая ночь

   Когда же настала сто тридцать вторая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что, взяв ключи от лавки, везирь, и вместе с  ним
Тадж-аль-Мулук и Азиз, отправились в хан и  приказали  слугам  перенести
бывшие у них товары, материи и редкости - а их было много и  стоили  они
целой казны; и все это перенесли, а потом они пошли в лавку, сложили там
свои пожитки и проспали эту ночь. Когда же  настало  утро,  везирь  взял
обоих юношей и свел их в баню, и они искупались и вымылись, надели  рос-
кошные одежды, надушились, и насладились баней до  конца.  А  каждый  из
юношей был блестяще красив и, будучи в бане, оправдывал слова поэта:
   О радость прислужнику, чьи руки касаются
   Их тела, рожденного меж влагой и светом.
   Всегда в ремесле своем искусство являет он,
   Когда даже с камфары срывает он мускус [186],
   И потом они вышли из бани. А староста, услышав, что они пошли в баню,
сел и стал ожидать их, и вдруг они подошли, подобные  газелям:  их  щеки
зарделись, и глаза почернели, а лица их сверкали, и были они, словно па-
ра сияющих лун или две плодоносные ветви. И, увидев их, староста поднял-
ся на ноги и воскликнул: "О дети мои, да будет баня вам всегда приятна!"
И Тадж-аль-Мулук ответил ему нежнейшим голосом: "Пошли тебе Аллах прият-
ное, о родитель мой! Почему ты не пришел к нам и не выкупался  вместе  с
нами?" И потом оба склонились к руке старосты и поцеловали ее и шли впе-
реди него, пока не пришли к лавке, из чинности и уважения  к  нему,  так
как он был начальником купцов рынка и раньше оказал им милость, отдав им
лавку. И когда староста увидел их подрагивающие бедра, в  нем  поднялась
великая страсть, и он стал пыхтеть и храпеть и не мог больше терпеть,  и
вперил в них глаза и произнес такое двустишие:
   "Читает душа главу о боге едином в них [187],
   И негде прочесть ей тут о многих богах главу.
   Не диво, что, тяжкие, дрожат на ходу они, -
   Ведь сколько движения в том своде вертящемся".
   И еще он сказал:
   "Увидел мой глаз - идут по земле они.
   О, пусть бы прошли они вдвоем по глазам моим!"
   Услыхав это, юноши стали заклинать его, чтобы он пошел с ними в  баню
во второй раз, и староста, едва поверив этому, поспешил в  баню,  и  они
вошли с ним, а везирь еще не выходил из бани. И, услышав голос старосты,
он вышел и встретил его посреди бани и пригласил его, но староста  отка-
зался, и тогда Тадж-аль-Мулук схватил его за руку  с  одной  стороны,  а
Азиз взял его за руку с другой стороны, и они ввели его в другую  комна-
ту. И этот скверный старик подчинился им, и его безумие еще увеличилось,
и Тадж-аль-Мулук поклялся, что никто другой не вымоет его, а  Азиз  пок-
лялся, что никто, кроме пего, не будет поливать его водой.
   И старик отказывался, а сам желал этого, и везирь  сказал  ему:  "Они
твои дети, дай им тебя вымыть и выкупать". - "Да сохранит их тебе Аллах!
- воскликнул староста, - клянусь Аллахом, благословение и счастье  посе-
лились и нашем городе, когда пришли вы и те, кто с вами!"
   И он произнес такие два стиха:
   "Явился ты - и вся земля в зелени,
   Цветут цветы перед взором смотрящего.
   Кричит земля и все ее жители:
   "Приют тебе и радость, пришедший к нам!"
   И его поблагодарили за это, и Тадж-аль-Мулук все  время  мыл  его,  а
Азиз поливал его водой. И староста думал, что душа его в  раю.  А  когда
они кончили ему прислуживать, он призвал на них благословение и сел  ря-
дом с везирем, как будто для того, чтобы поговорить с ним, а сам смотрел
на Тадж-аль-Мулука и Азиза. А потом слуги принесли им полотенца,  и  они
вытерлись, надели свое платье и вышли из бани, и тогда везирь  обратился
к старосте и сказал ему: "О господин, поистине баня -  благо  жизни!"  -
"Да сделает ее Аллах здоровой для тебя и для твоих детей и да избавит их
от дурного глаза! - воскликнул староста. - Помните ли вы  что-нибудь  из
того, что сказали про баню красноречивые?" - "Я скажу тебе два стиха,  -
ответил Тадж-аль-Мулук и произнес: -
   Жизнь в хаммаме [188] поистине всех приятней,
   Только места немного в нем, к сожалению,
   Райский сад там, где долго быть неприятно,
   И геенна, войти куда - наслажденье".
   А когда Тадж-аль-Мулук окончил свои стихи, Азиз сказал: "Я тоже помню
о бане два стиха". - "Скажи их мне", - молвил старик. И Азиз произнес:
   "О дом, где цветы цветут из скал твердокаменных!
   Красив он, когда, светясь, огни вкруг него горят.
   Геенной сочтешь его, хоть райский он, вправду, сад.
   И часто встречаются там солнца и луны".
   Когда Азиз окончил свои стихи, староста, которому понравилось то, что
он сказал, посмотрел на их красоту и красноречие и воскликнул:  "Клянусь
Аллахом, вы обладаете всей прелестью и красноречием,  но  послушайте  вы
меня!" И он затянул напев и произнес такие стихи:
   "Как прекрасно пламя, и пытка им услаждает нас,
   И живит она и тела и души людям!
   Подивись же дому, где счастья цвет всегда цветет,
   Хоть огонь под ним, пламенея ярко, пышет.
   Кто придет туда, в полной радости будет жить всегда,
   И пролились в нем водоемов полных слезы".
   И потом он пустил взоры своих глаз пастись на лугах их красоты и про-
изнес такие два стиха:
   "Я пришел к жилищу, и вижу я: все привратники
   Мне идут навстречу, и лица их улыбаются.
   И вошел я в рай, и геенну я посетил потом,
   И Ридвану я благодарен был и Малику" [189].
   Услышав это, все удивились таким стихам, а потом  староста  пригласил
их, но они отказались и пошли к себе домой, чтобы отдохнуть  от  сильной
жары в бане. Они отдохнули, поели и выпили и провели всю  ночь  в  своем
жилище, как только возможно счастливые и радостные. А когда настало  ут-
ро, они встали от сна, совершили омовение, сотворили положенные  молитвы
и выпили утренний кубок. Когда же взошло солнце и открылись лавки и рын-
ки, они поднялись, вышли из дому и, придя на  рынок,  открыли  лавку.  А
слуги уже убрали ее наилучшим образом: они устлали ее подушками и шелко-
выми коврами и поставили там две скамеечки, каждая ценою в сто  динаров,
и накрыли их царским ковром, обшитым кругом золотою  каймой,  а  посреди
лавки  были  превосходные  ковры,  подходящие  для   такого   места.   И
Тадж-аль-Мулук сел на одну скамеечку, а Азиз на  другую,  а  везирь  сел
посреди лавки, и слуги стояли пред ними. И жители города прослышали  про
них и столпились возле них, и они продали часть товаров и материй,  и  в
городе распространилась молва о Тадж-аль-Мулуке и его красоте и  прелес-
ти.
   И они провели так несколько дней, и каждый день люди приходили все  в
большем количестве и спешили к ним. И везирь обратился к  Тадж-аль-Мулу-
ку, советуя ему скрывать свою тайну, и поручил его Азизу, и ушел  домой,
чтобы остаться с собою наедине и придумать дело, которое  бы  обернулось
им на пользу; а Тадж-аль-Мулук с Азизом стали разговаривать,  и  царевич
говорил Азизу: "Может быть, кто-нибудь придет от Ситт Дунья".
   И Тадж-аль-Мулук проводил так дни и ночи,  с  беспокойной  душой,  не
зная ни сна, ни покоя, и страсть овладела им, и усилились его  любовь  и
безумие, так что оп лишился сна и отказался от питья и пищи,  а  был  он
как луна в ночь полнолуния. И вот однажды Тадж-альМулук сидит,  и  вдруг
появляется перед ним женщинастаруха..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Сто тридцать третья ночь

   Когда же настала сто тридцать третья ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что везирь Дандан говорил Дау-аль-Макану: "И  вот
однажды Тадж-аль-Мулук сидит, и вдруг появляется перед ним старуха.
   Она приблизилась (а за нею шли две невольницы) и шла до тех пор, пока
не остановилась у лавки Тадж-альМулука, и, увидав, как он строен станом,
прелестен и красив, она изумилась его красоте и налила себе в  шальвары.
"Слава тому, кто сотворил тебя из ничтожной капли и сделал тебя  искуше-
нием для смотрящих!" - воскликнула она. А потом,  вглядевшись  в  юношу,
сказала: "Это не человек, это не кто иной, как вышний ангел!"
   И она подошла ближе и поздоровалась с Тадж-альМулуком, а  он  ответил
на ее приветствие и встал на ноги, улыбаясь ей в лицо, и все это он сде-
лал по указанию Азиза. Потом он посадил старуху с  собою  рядом  и  стал
овевать ее опахалом, пока она не отошла и не отдохнула, и тогда  старуха
обратилась к Тадж-аль-Мулуку и спросила: "О дитя мое, о  совершенный  по
свойствам и качествам, из здешних ли ты  земель?"  -  "Клянусь  Аллахом,
госпожа, - ответил Тадж-аль-Мулук ясным, нежным и прекрасным голосом,  -
я в жизни не вступал в эти края прежде этого раза и остался здесь только
для развлечения". - "Да будет тебе почет среди прибывших! Простор и  уют
тебе! - воскликнула старуха. - А какие ты привез с собою материи? Покажи
мне что-нибудь красивое; прекрасные ведь  привозят  только  прекрасное".
Когда Тадж-аль-Мулук услышал эти слова, его сердце затрепетало, и он  не
понял  смысла  ее  речей,  но  Азиз  подмигнул  ему  и  сделал  знак,  и
Тадж-аль-Мулук сказал: "У меня все, что ты захочешь, и со мною есть  все
материи, подходящие только царям и царским дочерям.  Расскажи  мне,  для
кого то, что ты хочешь, чтобы я мог показать  тебе  материи,  подходящие
для тех, кто будет владеть ими (а говоря это, он хотел понять смысл  ре-
чей старухи).
   "Я хочу материю для Ситт Дунья, дочери  царя  Шахрамана",  -  сказала
она. И, услышав имя своей любимой, Тадж-аль-Мулук сильно  обрадовался  и
приказал Азизу: "Принеси мне такую-то кипу!" И когда тот принес  кипу  и
развязал ее перед ним, Тадж-аль-Мулук сказал старухе: "Выбери то, что ей
годится, таких тканей не найти ее у других купцов".  И  старуха  выбрала
материй на тысячу динаров и спросила: "Почем это?" (а она  разговаривала
с юношей и чесала ладонью между бедрами),  и  Таджаль-Мулук  сказал  ей:
"Разве буду я с тобой торговаться об этой ничтожной цене! Слава  Аллаху,
который дал мне узнать тебя!" - "Имя Аллаха на тебе! - воскликнула  ста-
руха. - Прибегаю к господину небосвода от твоего прекрасного лица!  Лицо
прекрасно и слово ясно! На здоровье той, кто будет спать в твоих объяти-
ях и сжимать твой стан и насладится твоей юностью -  особенно  если  она
красива и прелестна, как ты".
   И Тадж-аль-Мулук так засмеялся, что упал навзничь и  воскликнул:  "О,
исполняющий нужды через развратных старух! Это они исполняют  нужды!"  -
"О  дитя  мое,  как  тебя  зовут?"  -  спросила  старуха.  "Меня   зовут
Тадж-аль-Мулук", - отвечал юноша. "Это имя царей и царских детей, а ты в
одежде купцов", - сказала она. И Азиз молвил: "Его  родители  и  близкие
так любили его и так дорожили им, что назвали его этим  именем!"  -  "Ты
прав! - воскликнула старуха, - да избавит вас Аллах от дурного  глаза  и
от зла врагов и завистников, хотя бы красота ваша  пронзала  сердца!"  И
потом она взяла материи и пошла, ошеломленная его красотой и прелестью и
стройностью его стана.
   И она ушла и пришла к Ситт Дунья и сказала ей: "О госпожа, я принесла
тебе красивую материю". - "Покажи ее мне", - сказала царевна, и  старуха
молвила: "О госпожа, вот она, пощупай ее, глаз мой, и посмотри на  нее".
И когда Ситт Дунья увидела материю, она изумилась ей и  воскликнула:  "О
нянюшка, это прекрасная материя! Я не видела такой в нашем городе". - "О
госпожа, - ответила старуха, - продавец ее еще  лучше.  Кажется,  Ридван
открыл ворота рая и забылся и оттуда вышел прекрасный  юноша,  тот,  что
продает эти материи. Я хочу, чтобы он сегодня ночью проспал около тебя и
был бы между твоих грудей. Он привез в наш город дорогие материи,  чтобы
повеселиться, и он искушение для тех, кто видит его".
   И Ситт Дунья засмеялась словам старухи и  воскликнула:  "Да  посрамит
тебя Аллах, скверная старуха! Ты заговариваешься, и у тебя  не  осталось
больше ума. Дай мне материю, я посмотрю на нее  хорошенько",  -  сказала
она потом, и старуха дала ей материю, и, посмотрев на  нее  второй  раз,
царевна увидела, что ее мало, а цена ее велика, и  материя  ей  понрави-
лась, так как она в жизни такой не видала. "Клянусь Аллахом,  это  прек-
расная материя!" - воскликнула она, и старуха сказала: "О госпожа,  если
бы ты видела ее обладателя, ты наверное узнала бы, что он красивей  всех
на лице земли". - "Ты спрашивала его, нет ли у него нужды? Пусть он  ос-
ведомит нас о ней, и мы ее исполним", - сказала царевна. И старуха отве-
тила, покачивая головой: "Аллах да сохранит твою проницательность!  Кля-
нусь Аллахом, у него поистине есть нужда! Да не потеряешь ты своего зна-
ния! А есть ли кто-нибудь, кто свободен и избавлен от нужды!" - "Пойди к
нему, - сказала ей Ситт Дунья, - передай ему привет и скажи: "Ты  почтил
своим приходом нашу землю и наш город, и какие у тебя есть нужды, мы  их
исполним. На голове и на глазах!"
   И старуха вернулась к Тадж-аль-Мулуку в тот же час, и, когда он  уви-
дал ее, его сердце улетело от  радости  и  веселья,  и  он  поднялся  ей
навстречу и, взяв старуху за руки, посадил ее с собою рядом.  И  старуха
присела и, отдохнув, рассказала ему, что ей говорила Ситт Дунья. И,  ус-
лышав это, Тадж-аль-Мулук обрадовался до крайней степени,  и  его  грудь
расширилась и расправилась, и веселье вошло в его сердце. "Моя нужда ис-
полнена!" - подумал он и сказал старухе: "Может быть, ты возьмешь от ме-
ня письмо к ней и принесешь мне ответ". - "Слушаю и повинуюсь", -  отве-
тила старуха. И тут царевич приказал Азизу: "Подай мне чернильницу и бу-
магу и медный калам!" И когда Азиз принес  ему  эти  принадлежности,  он
взял калам в руки и написал такие стихи:
   "Пишу я тебе, надежда моя, посланье
   О том, как страдать в разлуке с тобою я должен,
   И в первой строке: огонь разгорелся в сердце.
   Вторая строка: о страсти моей и чувстве.
   А в третьей строке: я жизнь потерял и стойкость,
   В четвертой строке: а страсть целиком осталась.
   А в пятой строке: когда вас увидит глаз мой?
   В шестой же строке: когда же придет день встречи?"
   А под этим он подписал: "Это письмо от пленен и в тюрьме томления за-
точен, быть из нее освобожден, если встречи и дит он, после того  как  в
разлуке был разлукою с милыми терзаем и пыткою любви пытаем".
   И он пролил слезы из глаз и написал такие два стиха:
   "Пишу я тебе, и слезы мои струятся,
   И нету конца слезам моих глаз вовеки,
   На милость творца надежду пока храню я -
   Быть может, с тобой и встретимся мы однажды".
   Потом он свернул письмо и, запечатав его, отдал старухе и сказал  ей:
"Доставь его Ситт Дунья!" И она отвечала: "Слушаю и повинуюсь!" А  затем
Тадж-аль-Мулук дал ей тысячу динаров и сказал: "О матушка, прими это  от
меня в подарок, в знак любви", - и она взяла их от него  и  призвала  на
него милость и ушла. И она шла до тех пор, пока не пришла к Ситт  Дунья,
и та, увидав ее, спросила: "О нянюшка, о каких нуждах он просит, мы  ис-
полним их". - "О госпожа, - ответила старуха, - он прислал со  мною  это
письмо, и я не знаю, что в нем". И царевна взяла письмо,  прочитала  его
и, поняв его смысл, воскликнула: "Откуда это и до  чего  я  дошла,  если
этот купец посылает мне письма и просит встречи со мною!"  И  она  стала
бить себя по лицу и воскликнула: "Откуда мы явились, что дошли  до  тор-
говцев! Ах, ах! Клянусь Аллахом, - воскликнула она, - если бы я не  боя-
лась Аллаха, я бы наверное убила его и распяла бы на дверях его  лавки".
- "А что такого в этом письме, что оно так  встревожило  тебе  сердце  и
расстроило твой ум? - спросила старуха. - Глянь-ка,  жалобы  ли  там  на
обиду или требование платы за материю?" - "Горе тебе,  там  не  то:  там
только слова любви и страсти! - воскликнула царевна. - Все это из-за те-
бя, а иначе откуда этот сатана узнал бы меня". - "О госпожа, -  ответила
старуха, - ты сидишь в своем высоком дворце, и не достигнет тебя  никто,
даже летящая птица. Да будешь ты невредима, и да будет твоя юность  сво-
бодна от упреков и укоризны. Что тебе от лая собак,  когда  ты  госпожа,
дочь господина? Не взыщи же с меня за то, что я принесла тебе ее письмо,
не зная, что есть в нем. Тебе лучше будет,  однако,  дать  ему  ответ  и
пригрозить ему убийством. Запрети ему так болтать - он с этим покончит и
не вернется ни к чему подобному". - "Я боюсь, что, если я напишу ему, он
позарится на меня", - сказала Ситт Дунья. По старуха молвила: "Когда  он
услышит угрозы и застращивание, он отступится от  того,  что  начал".  -
"Подать чернильницу, бумагу и медный калам!" - крикнула  тогда  царевна,
и, когда ей подали эти принадлежности, она написала такие стихи:
   "О ты, утверждающий, что любишь и сна лишен
   И муки любви узнал и думы тяжелые
   Ты просишь, обманутый, сближенья у месяца;
   Добьется ли кто-нибудь желанного с месяцем?
   Тебе я ответ даю о том, чего ищешь ты.
   Будь скромен! Опасности ты этим подверг себя.
   А если вернешься ты ко прежним речам твоим,
   Придет от меня к тебе мученье великое.
   Клянусь сотворившим нас из крови сгустившейся
   У солнцу и месяцу подавшим блестящий свет, -
   Поистине, коль опять вернешься к речам твоим,
   Я, право, распну тебя на пальмовом дереве"
   Потом она свернула письмо, дала его старухе и сказала: "Отдай это ему
и скажи: "Прекрати такие речи!" И старуха ответила: "Слушаю и повинуюсь!
" И она взяла письмо, радостная, и пошла к себе домой и переночевала до-
ма, а когда настало утро, она отправилась в лавку Тадж-аль-Мулука и наш-
ла его  ожидающим. И  при виде ее он едва не улетел от радости,  а когда
она приблизилась, он поднялся ей навстречу и посадил ее рядом с собой. И
старуха вынула листок и подала его юноше, со словами: "Прочитай, что тут
есть! - и прибавила:  - когда Ситт Дунья прочла твое письмо, она рассер-
дилась, то я уговорила ее и шутила с ней,  пока не рассмешила ее,  и она
смягчилась к тебе и дала тебе ответ!" И Таджаль-Мулук поблагодарил ее за
это и  велел Азизу дать ей тысячу динаров, а затем он прочитал письмо и,
поняв его, разразился сильным плачем,  и сердце старухи размягчилось,  и
ей стало  тяжко  слышать  его плач и сетования. "О дитя мое,  что в этом
листке заставило  тебя  плакать?" - спросила она, и юноша отвечал:  "Она
грозит мне, что  убьет  и распнет  меня,  и  запрещает  мне  посылать ей
письма, а  если  я не  буду  писать  - смерть будет для меня лучше,  чем
жизнь. Возьми же ответ на ее письмо,  и пусть она делает, что хочет".  -
"Да будет жива твоя молодость! - воскликнула старуха. - Я непременно по-
двергнусь опасности  вместе  с тобою, но  исполню твое желание и приведу
тебя к тому, что у тебя на уме". - "За все, что ты сделаешь, я вознагра-
жу тебя,  и   ты  найдешь  это  на  весах  моих  поступков,   -  ответил
Тадж-аль-Мулук. -  Ты  опытна в обращении с людьми и знаешь все нечистые
способы. Все трудное для тебя легко, а Аллах властен над всякой вещью".
   И потом он взял листочек и написал на нем такие стихи:
   "Она угрожает мне убийством, - о смерть моя,
   Но гибель мне отдых даст, а смерть суждена мне.
   Смерть слаще влюбленному, чем жизнь, что влачится так,
   Коль горем подавлен он и милой отвергнут.
   Аллахом прошу я вас, придите к любимому -
   Лишен он защитников, он раб ваш, плененный,
   Владыки, смягчитесь же за то, что люблю я вас!
   Кто любит свободного, всегда невиновен".
   Потом он глубоко вздохнул и так заплакал, что старуха тоже заплакала.
А затем она взяла у него листок и сказала: "Успокой твою душу и прохлади
глаза! Я непременно приведу тебя к твоей цели..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Сто тридцать четвертая ночь

   Когда же настала сто тридцать четвертая ночь, она сказала: "Дошло  до
меня, о счастливый царь, что когда Тадж-аль-Мулук заплакал, старуха ска-
зала ему: "Успокой свою душу и прохлади глаза, -  я  непременно  приведу
тебя к твоей цели". А потом она поднялась и, оставив его на огне, отпра-
вилась к Ситт Дунья и увидала, что у той изменился цвет  лица  от  гнева
из-за письма Тадж-аль-Мулука. И старуха подала ей письмо, а она еще  бо-
лее разгневалась и сказала: "Не говорила ли я тебе, что он будет  желать
нас!" - "А что такое эта собака, чтобы ему желать тебя?"  -  воскликнула
старуха. И Ситт Дунья сказала ей: "Пойди и скажи ему:  "Если  ты  будешь
впредь посылать мне письма, я отрублю тебе голову!" -  "Напиши  ему  эти
слова в письме, а я возьму  письмо  с  собою,  чтобы  стал  сильнее  его
страх", - сказала старуха. И Ситт Дунья взяла листок и написала  на  нем
такие стихи:
   "О ты, кто небрежен был к превратности случая
   И близости с милыми достигнуть бессилен был"
   Ты хочешь обманутый, достигнуть Медведицы,
   Но светлого месяца не мог ты достичь еще,
   Так как же надеешься и хочешь быть близок к нам
   И жаждешь счастливым быть, сжимая наш тонкий стаи?
   Забудь же ты эту цель, страшась моей ярости
   В день мрачный, когда глава седою становится".
   Потом она свернула письмо и подала его старухе, а старуха взяла его и
пошла к Тадж-аль-Мулуку. И юноша, увидев ее, поднялся на ноги и восклик-
нул: "Да не лишит меня Аллах благословения твоего  прихода!"  -  "Возьми
ответ на твое письмо", - сказала старуха. И юноша взял листок и,  прочи-
тав его, горько заплакал и воскликнул: "Я  хотел  бы,  чтобы  кто-нибудь
убил меня теперь, и я бы отдохнул! Поистине, смерть для меня легче,  чем
то, что теперь со мною!" И он взял чернильницу, калам и бумагу и написал
письмо, где вывел такие стихи:
   "Желанная! Не стремись далекой и грубой быть!
   Приди же к любимому, в любви утонувшему.
   Не думай, что жить могу, когда ты сурова так,
   И дух мой с любимыми покинуть готов меня".
   Потом юноша свернул письмо и отдал его старухе и сказал ей: "Не взыщи
с меня, - я утомил тебя без пользы". И он велел Азизу дать старухе тыся-
чу динаров и молвил: "О матушка, за этим письмом  последует  или  полное
сближение, или полный разрыв". А старуха ответила: "О дитя мое,  я  хочу
для тебя только добра и желаю, чтобы она была у тебя, ибо ты месяц, сия-
ющий ярким светом, а она восходящее солнце. Если я не соединю  вас,  нет
пользы от моей жизни. Я провела жизнь в коварстве и  обмане  и  достигла
девяноста лет. Так неужели же не хватит у меня сил свести двоих для зап-
ретною дела?" И она попрощалась с ним, успокоив его сердце,  и  ушла,  и
шла до тех пор, пока не пришла к Ситт Дунья, а листок она спрятала в во-
лосах. И усевшись подле нее, она почесала голову и сказала: "О  госпожа,
может быть, ты поищешь у меня в волосах, я давно не ходила  в  баню".  И
Ситт Дунья обнажила руки до локтей, распустила волосы старухи  и  приня-
лась искать у нее в голове, и листок выпал из ее  волос.  И  Ситт  Дунья
увидела его и спросила: "Что это за листок?", и старуха  ответила:  "На-
верное, когда я сидела в лавке того купца, эта  бумажка  прицепилась  ко
мне. Дай мне ее, я ее отнесу ему: может быть, там счет, который ему  ну-
жен". И Ситт Дунья развернула листок, и прочла его и поняла его содержа-
ние, и сказала старухе: "Это хитрость из твоих хитростей. Если бы ты  не
была моей воспитательницей, я бы сейчас ударила тебя.  Аллах  наслал  на
меня этого купца, и все, что со мной  случилось,  из  твоей  головы.  Не
знаю, из каких земель пришел к нам этот купец, но никто, кроме него,  не
может отважиться на такое. Я боюсь, что мое дело раскроется,  тем  более
что это человек не моей породы и не ровня мне". И старуха приблизилась к
ней и сказала: "Никто не может говорить такие слова из страха перед тво-
ей яростью и уважения к твоему отцу. Не будет беды, если  ты  ему  отве-
тишь". - "О нянюшка, - воскликнула царевна, - как осмелился этот  сатана
на такие речи, не боясь ярости султана? Не знаю, что с ним делать:  если
я прикажу его убить - это будет несправедливо, а если я оставлю его - он
сделается еще более дерзким". - "Напиши ему письмо, может быть, он  отс-
тупится", - сказала старуха. И тогда царевна потребовала листок  бумаги,
чернильницу и калам и написала такие стихи:
   "Продлился упреков ряд, и дурь тебя гонит,
   И долго ль рукой своей в стихах запрещать мне?
   Запретил желание твое лишь усилили,
   И будешь доволен ты, коль тайну я скрою.
   Скрывай же любовь свою, открыть не дерзай ее,
   А слово промолвишь ты, я слушать не буду.
   А если вернешься ты ко прежним речам своим,
   То птица-разлучница, найдет тебя с криком.
   И смерть к тебе ринется уж скоро, жестокая;
   Приют под землей тогда найдешь ты навеки.
   И близких оставил ты, обманутый, в горести,
   В разлуке с тобой они весь век свой проплачут".
   Потом она свернула письмо и отдала его старухе, и та взяла его и пош-
ла к Тадж-аль-Мулуку и отдала ему письмо. И юноша, прочтя письмо, понял,
что у царевны жестокое сердце и что он не достигнет ее. И он пожаловался
на это везирю и потребовал от него хорошего плана, и везирь сказал  ему:
"Знай, что тебе будет полезно с нею только одно: напиши ей письмо и при-
зови на нее гнев Аллаха". - "О брат мой, о Азиз, напиши ей за меня,  как
ты знаешь", - сказал юноша. И Азиз взял листок и написал такие стихи:
   "Господь! - пятью старцами молю я - спаси меня
   И ту, кем испытан я, заставь горевать по мне!
   Ты знаешь, что пламенем весь воздух мне кажется, -
   Любимый жесток ко мне, не знающий жалости.
   Доколь буду нежен с ней в моем испытании?
   Довольно терзать меня дано ей, бессильного?
   Блуждаю в мученьях я, конца тем мученьям нет,
   Не вижу помощника; господь, ты поможешь мне
   Доколе стараться мне забыть, что люблю ее,
   И как мне забыть ее, раз стойкость ушла в любви?
   О ты, что мешаешь мне усладу познать в любви,
   Тебе не опасна ли беда и превратности?
   Ведь радостна жизнь твоя, а я за тобой ушел
   От близких и родины и ныне в краю чужом".
   Потом Азиз свернул письмо и подал его Тадж-аль-Мулуку,  и  когда  тот
прочел письмо, оно ему понравилось, и он отдал его старухе, а та пошла с
ним и, войдя к Ситт Дунья, подала ей письмо. И царевна, прочтя письмо  и
поняв содержание, сильно разгневалась и воскликнула: "Все, что случилось
со мной, вышло из головы этой скверной  старухи!"  И  она  кликнула  не-
вольниц и евнухов и сказала им: "Схватите эту проклятую, коварную стару-
ху и побейте ее сандалиями!" И они били ее сандалиями, пока она не обес-
памятела, а когда старуха очнулась, царевна сказала ей: "О скверная ста-
руха, если бы я не боялась Аллаха великого, я бы, право, убила тебя! По-
бейте ее еще раз", - сказала она потом, и старуху били, пока она не  ли-
шилась чувств, а затем царевна велела тащить ее по земле и выбросить  за
ворота. И старуху поволокли, лицом вниз, и бросили перед воротами, а оч-
нувшись, она пошла, то идя, то садясь, и дошла до своего жилища.
   И она подождала до утра, а потом поднялась и пошла к  Тадж-аль-Мулуку
и рассказала ему обо всем, что случилось с нею, и царевич, которому ста-
ло тяжко от этого, сказал ей: "Нам тягостно, о матушка, то,  что  случи-
лось с тобою, но все суждено и предопределено". А старуха молвила:  "Ус-
покой свою душу и прохлади глаза! Я не перестану стараться, пока не све-
ду тебя с ней и не приведу тебя к этой распутнице, которая  сожгла  меня
побоями". - "Расскажите мне, почему  она  ненавидит  мужчин",  -  сказал
Тадж-аль-Мулук. "Потому что она видела сон,  который  вызвал  эту  нена-
висть", - ответила старуха. "А какой это сон?" - спросил Тадж-аль-Мулук.
И старуха сказала: "Как-то ночью она спала и увидела, что охотник поста-
вил на земле сети и насыпал вокруг них пшеницы, а сам сел поблизости,  и
не осталось птицы, которая бы не подлетела к этим сетям.  А  среди  этих
птиц она увидела двух голубков, самца и самку. И царевна смотри г на се-
ти и видит, что нога самца завязла в сетях, и оп  начал  биться,  и  все
птицы разлетелись от него и умчались, по его жена вернулась к нему, пок-
ружилась над ним, опустилась и подошла к сети (а охотник не замечал ее).
И она стала клевать то колечко, в котором завязла нога самца,  и  тянула
его клювом, пока не освободила ногу голубка из сетей, и они оба улетели.
И после этого пришел охотник и исправил сети и сел поодаль. И прошло  не
более часа, как птицы прилетели, и в сетях завязла самка.  И  все  птицы
улетели от нее, и среди них самец, и он не вернулся  к  своей  самке,  и
пришел охотник и захватил самку и зарезал ее. И царевна  пробудилась  от
сна, испуганная, и воскликнула: "Все самцы таковы, как этот: в  них  нет
добра - и во всех мужчинах нет добра для женщин!"
   И когда она кончила рассказывать, Тадж-аль-Мулук сказал ей: "О матуш-
ка, я хочу на нее посмотреть один разок,  хотя  бы  была  мне  от  этого
смерть! Придумай же хитрость, чтобы мне увидеть ее". - "Знай, -  сказала
старуха, - что у нее есть сад, под дворцом, для ее прогулок, и она выхо-
дит туда один раз каждый месяц, из потайной  двери.  Через  десять  дней
настанет ей время выйти на прогулку. И когда она захочет выйти, я  приду
и уведомлю тебя, чтобы ты пошел и встретился с нею. Постарайся не  поки-
дать сада: может быть, когда она увидит твою красоту и  прелесть,  к  ее
сердцу привяжется любовь к тебе. Ведь любовь-главная причина  единения".
И Тадж-аль-Мулук отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" А  затем  он,  вместе  с
Азизом, поднялся и вышел из лавки, и взял с собой старуху, и они пошли к
своему жилищу и показали его старухе. И Тадж-аль-Мулук сказал Азизу:  "О
брат мой, нет мне надобности в лавке! То, что мне было от нее нужно, уже
сделано, и я дарю тебе ее со всем, что есть в ней, так как  ты  ушел  со
мною на чужбину и оставил твою страну". И Азиз принял от него это. А по-
том они сидели и разговаривали, и Тадж-аль-Мулук стал расспрашивать Ази-
за о его диковинном положении и о том, что случилось с ним. И Азиз расс-
казывал, что ему довелось испытать, а затем они пришли к везирю и  сооб-
щили ему, что решил Тадж-аль-Мулук. "Как поступить?" - спросили они его,
и он сказал: "Идемте в сад", - и тогда каждый из них надел лучшее, что у
него было, и они вышли, а сзади них шли три невольника, и  они  отправи-
лись в сад и увидели, что там много деревьев  и  полноводные  каналы,  и
увидали садовника, который сидел у ворот. И они приветствовали  садовни-
ка, и тот ответил на их приветствие, и тогда везирь протянул ему сто ди-
наров и сказал: "Я хочу, чтобы ты взял это на расходы и  купил  нам  че-
го-нибудь поесть. Мы чужеземцы, и со мной эти юноши, и мне захотелось  с
ними прогуляться". Садовник взял деньги и сказал: "Входите и  гуляйте  -
сад весь ваше владение. Посидите, пока я  вам  принесу  чего-нибудь  по-
есть".
   Потом он отправился на рынок, а везирь с  Тадж-альМулуком  и  Азизом,
когда садовник ушел на рынок, вошли внутрь сада, и через часок  садовник
вернулся с жареным ягненком и хлебом, точно хлопок, и сложил  это  перед
ними, и они поели и попили, а затем садовник принес им сладостей, и  они
полакомились и вымыли руки и сидели,  разговаривая.  "Расскажи  мне  про
этот сад: твои ли он, или ты его нанимаешь?" - спросил  везирь.  "Он  не
мой, он принадлежит царской дочери, Ситт Дунья", -  ответил  старик.  "А
сколько тебе платят каждый месяц?" - спросил везирь, и садовник отвечал:
"Один динар, не больше". И везирь оглядел сад и увидел там высокий  дво-
рец, но только он был ветхий. "О старец, - сказал он, - я  хочу  сделать
здесь добро, за которое ты будешь меня вспоминать". - "А какое ты хочешь
сделать добро?" - спросил старик, и везирь, сказал: "Возьми  эти  триста
динаров". И, услышав упоминанье о золоте, садовник воскликнул: "О госпо-
дин, что хочешь, то и делай, а везирь дал ему денег и сказал: "Если  за-
хочет Аллах великий, мы сделаем добро в этом месте". И затем  они  вышли
от него и пришли в свое жилище и проспали эту ночь,  а  назавтра  везирь
призвал белильщика и рисовальщика и хорошего золотых дел мастера, принес
им все, какие было нужно, инструменты и, приведя их в сад,  приказал  им
выбелить этот дворец и разукрасить его всякими рисунками. А затем он ве-
лел принести золота и лазури и сказал рисовальщику:  "Нарисуй  посредине
этой стены образ человека-охотника, и как будто он расставил сети и туда
попали птицы и голубка, которая завязла клювом в сетях".
   И когда рисовальщик разрисовал одну сторону и кончил рисовать, везирь
сказал ему: "Сделай на другой стороне то же, что на этой, и нарисуй  об-
раз одной только голубки в сетях и охотника, который взял ее и  приложил
нож к ее шее, а с другой стороны нарисуй большую хищную  птицу,  которая
поймала самца-голубя и вонзила в него когти". И рисовальщик сделал  это,
и когда они покончили со всем тем, о чем упоминал везирь, тот  отдал  им
плату, и они ушли, а везирь и те, кто был с ним, тоже удалились, и, поп-
рощавшись с садовником, отправились в свое жилище. И они сидели за бесе-
дой, и Тадж-аль-Мулук сказал Азизу: "О брат мой, скажи мне  какие-нибудь
стихи, может быть моя грудь расправится и покинут меня эти думы и  охла-
деет пламя огня в моем сердце". И тогда Азиз затянул  напев  и  произнес
такие стихи:
   "Все то, что влюбленные сказали о горестях,
   Я все испытал один, и стойкость слаба моя.
   А если слезой моей захочешь напиться ты, -
   Обильны моря тех слез для жаждой томящихся.
   Когда же захочешь ты взглянуть, что наделала
   С влюбленным рука любви, на тело взгляни мое".
   Потом он пролил слезы и произнес такие стихи:
   "Кто гибких не любит шей и глаз поражающих,
   И мнит, что знал радости он в жизни, - ошибся тот.
   В любви заключается смысл высший, и знать его
   Средь тварей лишь тем дано, кто сам испытал любовь.
   Аллах не сними с души любви ко любимому
   И век не лиши моих бессонницы сладостной!"
   А после он затянул напев и произнес:
   "Говорит в "Основах" Ибн Сина нам, что влюбленные
   Исцеление обретут себе в напевах
   И во близости с тем, кто милым равен и близок к ним,
   И помочь должны и плоды, и сад, и вина.
   Попытался раз исцеление я с другим найти,
   Помогали мне и судьба моя и случай,
   Но узнал я лишь, что любви болезнь убивает нас
   И лечение, что Ибн Сина дал, - лишь бредни".
   А когда Азиз окончил свои  стихи,  Тадж-аль-Мулук  удивился,  как  он
красноречиво и хорошо их произнес, и воскликнул: "Ты рассеял часть  моей
заботы!" А везирь сказал: "Древним выпадало на  долю  то,  что  изумляет
слушающих". - "Если тебе пришло на ум что-нибудь в таком роде,  дай  мне
услышать, что помнишь, из этих нежных стихов, и продли беседу", - сказал
Тадж-аль-Мулук. И везирь затянул напев и произнес:
   "Раньше думал я, что любовь твоя покупается
   Иль подарками, иль красою лиц прекрасных.
   И считал, глупец, что любовь твою мне легко добыть,
   Хоть не мало душ извела она высоких,
   Но увидел я, что любимого одаряешь ты,
   Раз избрав его, драгоценными дарами.
   И узнал тогда, что уловками не добыть тебя,
   И накрыл главу я крылом своим уныло.
   И гнездо любви для жилья с тех пор я избрал себе,
   А наутро там и под вечер там я вечно",
   Вот что было с этими, а что до старухи, то она уединилась в своем до-
ме. И царевне захотелось прогуляться в саду (а она  выходила  только  со
старухой), и, послав за нею, она помирилась с ней и успокоила ее и  ска-
зала: "Я хочу выйти в сад и взглянуть на  деревья  и  плоды,  чтобы  моя
грудь расширилась от запаха цветов". И старуха ответила: "Слушаю и пови-
нуюсь! Но я хочу пойти домой и надеть одежду, а потом приду к  тебе".  -
"Иди домой и не мешкай", - отвечала царевна. И старуха вышла  от  нее  и
направилась к Тадж-аль-Мулуку и сказала: "Собирайся, надень твои  лучшие
одежды и ступай в сад. Иди к садовнику, поздоровайся с ним и спрячься  в
саду". - "Слушаю и повинуюсь!" - сказал царевич, и старуха условилась  с
ним, какой она подаст ему знак.
   Потом она пошла к Ситт Дунья, и после ее ухода, везирь и  Азиз  одели
Тадж-аль-Мулука в платье из роскошнейших царских  одежд,  стоившее  пять
тысяч динаров, и повязали ему стан золотым поясом,  украшенным  дорогими
камнями и драгоценностями, а потом они пошли в сад, и, придя к  воротам,
увидели, что садовник сидит там. И, увидя царевича,  садовник  встал  на
ноги и встретил его с уважением и почетом и, открыв ему ворота,  сказал:
"Войди, погуляй в саду". Но не знал он, что царская дочь придет  в  этот
день в сад.
   И Тадж-аль-Мулук вошел в сад и провел там не больше часа; и вдруг  он
услышал шум, и не успел он очнуться, как евнухи и  невольницы  вышли  из
потайной двери. И садовник, увидя их, пошел к Тадж-аль-Мулуку и  сообщил
ему о приходе царевны и сказал: "О владыка, как  быть?  Пришла  царевна,
Ситт Дунья". - "С тобой не будет беды, я спрячусь где-нибудь в саду",  -
ответил царевич. И садовник посоветовал ему спрятаться как можно  лучше.
А потом он оставил его и ушел. И когда царевна с невольницами и старухой
вошла в сад, старуха сказала себе: "Пока евнухи с нами, мы не  достигнем
цели!""О госпожа, - обратилась она к царевне, - я скажу тебе  что-то,  в
чем будет отдых для твоего сердца". - "Говори, что у тебя есть", - отве-
чала царевна, и старуха сказала: "О, госпожа, эти евнухи сейчас тебе  не
нужны, и твоя грудь не расправится, пока они будут с нами. Отошли их  от
нас". - "Твоя правда", - ответила Ситт Дунья и отослала евнухов. А спус-
тя немного она пошла по саду, и Тадж-аль-Мулук стал смотреть на нее и на
ее красоту и прелесть, а она не знала об этом. И, взглядывая на нее,  он
всякий раз терял сознание при виде ее редкой красоты,  а  старуха  поти-
хоньку уводила царевну, беседуя с ней, пока не привела ее ко дворцу, ко-
торый везирь велел разрисовать. И царевна подошла к дворцу  и  поглядела
на рисунки и, увидев птиц, охотника и голубей, воскликнула: "Слава Алла-
ху! Это как раз то, что я видела во  сне!"  И  она  стала  рассматривать
изображения птиц, охотника и сетей, дивясь им, и сказала: "О нянюшка,  я
порицала мужчин и питала к ним ненависть, но посмотри, как охотник заре-
зал самку, а самец освободился и хотел вернуться к ней и выручить ее, но
ему повстречался хищник и растерзал его". А старуха прикидывалась незна-
ющей и отвлекала царевну разговором, пока они  не  приблизились  к  тому
месту, где спрятался Тадж-аль-Мулук. И тогда она  показала  ему  знаком,
чтобы он вышел под окна дворца. А Ситт Дунья в это время бросила  взгляд
и заметила юношу и увидела его красоту и стройность стана. "О нянюшка, -
воскликнула она, - откуда этот прекрасный юноша?"  И  старуха  ответила:
"Не знаю, но только я думаю, что это сын великого царя, так как он  дос-
тиг пределов красоты и обладает крайнею прелестью".
   И Ситт Дунья обезумела от любви к нему, и распались цепи  сковывавших
ее чар, и ум ее был ошеломлен красотой и прелестью юноши  и  стройностью
его стана. И зашевелилась в ней страсть, и она сказала старухе:  "О  ня-
нюшка, право, этот юноша красив!" И старуха ответила: "Твоя правда, гос-
пожа!" И потом старуха сделала знак царевичу, чтобы он шел  домой.  А  в
нем уже запылал огонь страсти, и охватили его любовь  и  безумие.  И  он
шел, не останавливаясь, и, простившись с садовником, отправился домой, и
стремленье к любимой взволновалось в нем, но он не стал перечить приказу
старухи. Он рассказал везирю и Азизу, что старуха сделала ему знак  идти
домой, и оба стали уговаривать его потерпеть и говорили: "Если бы стару-
ха не знала, что от твоего возвращения будет благо, она  не  указала  бы
тебе так сделать".
   Вот что было с Тадж-аль-Мулуком, везирем и Азизом.  Что  же  касается
царской дочери, Ситт Дунья, то ее одолела страсть, и велики стали ее лю-
бовь и безумие, и она сказала старухе: "Я знаю, что свести меня  с  этим
юношей можешь только ты". - "К Аллаху прибегаю от сатаны, побитого  кам-
нями!" - воскликнула старуха. "Ты не хотела мужчин, так как же  постигло
тебя бедствие от любви к нему? Но клянусь Аллахом, никто не годится  для
твоей юности, кроме него". - "О нянюшка, - сказала Ситт Дунья, -  пособи
мне и помоги сойтись с ним, и у меня будет для тебя  тысяча  динаров,  и
одежда в тысячу динаров, а если ты не поможешь мне сблизиться с  ним,  я
умру несомненно". - "Иди к себе во дворец, а я постараюсь свести  вас  и
пожертвую своей душою, чтобы вас удовлетворить", -  сказала  старуха.  И
тогда Ситт Дунья пошла во дворец, а старуха отправилась к  Таджаль-Мулу-
ку, и царевич, увидя ее, поднялся и встретил ее с уважением  и  почетом.
Он посадил старуху с собою рядом, и она сказала ему: "Хитрость удалась!"
И поведала, что произошло у нее с Ситт Дунья.
   "Когда же будет встреча?" - спросил царевич, и она  отвечала:  "Завт-
ра", - и Тадж-аль-Мулук дал ей тысячу динаров и одежду в тысячу динаров,
и она взяла это и ушла.
   И она шла, пока не пришла к Ситт Дунья, и царевна спросила: "О нянюш-
ка, какие у тебя вести о любимом?" И старуха сказала ей: "Я узнала,  где
он живет, и завтра я буду с ним у тебя". И Ситт Дунья обрадовалась и да-
ла ей тысячу динаров и платье в тысячу динаров, и старуха взяла их и уш-
ла к себе домой и проспала там до утра. А потом она вышла  и,  направив-
шись к Тадж-аль-Мулуку, одела его в женскую одежду и сказала: "Ступай за
мной и шагай покачиваясь, но иди не торопясь и не  оборачивайся  к  тем,
кто будет с тобою говорить". И, дав  Таджаль-Мулуку  такое  наставление,
старуха вышла, и он вышел за нею, одетый, как женщина, и она  стала  его
учить и подбадривать его в дороге, чтобы он не боялся. И она шла, а  ца-
ревич за нею, пока они не пришли к воротам. И тут старуха вошла, а царе-
вич за ней, и прошли они через двери и проходы, пока  не  миновали  семь
дверей. А подойдя к седьмой двери, она сказала Тадж-аль-Мулуку:  "Укрепи
свое сердце, и когда я крикну тебя и скажу: "Эй,  девушка,  проходи!"  -
иди, не медля, и поторопись, а как войдешь в проход, посмотри налево - и
увидишь помещение со множеством дверей. Отсчитай пять дверей и  войди  в
шестую: то, что ты желаешь, находится там". - "А ты куда идешь?" - спро-
сил Тадж-аль-Мулук, и старуха сказала: "Я никуда не иду, но, может быть,
я опоздаю к тебе, и меня задержит старший евнух, и я заговорю с ним".
   И она пошла, а царевич за нею, и достигла тех дверей, у которых сидел
старший евнух. И евнух увидел со старухой Тадж-аль-Мулука в  образе  не-
вольницы и спросил ее: "Что это за невольница с тобою?" - "Это невольни-
ца, про которую Ситт Дунья слышала, что она знает всякую работу,  и  ца-
ревна хочет купить ее", - отвечала старуха. Но евнух воскликнул:  "Я  не
знаю ни невольницы, ни кого другого, и никто не  войдет  раньше,  чем  я
обыщу его, как велел мне царь..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Сто тридцать пятая ночь

   Когда же настала сто тридцать девяя ночь, она сказала: "Дошло до  ме-
ня, о счастливый царь, что евнух сказал старухе: "Я не знаю ни невольни-
цы, ни кого другого, и никто не войдет раньше, чем я обыщу его, как  ве-
лел мне царь". И старуха воскликнула с гневным видом: "Я  знаю,  что  ты
умный и воспитанный, а если ты теперь переменился, я сообщу царевне, что
ты не пускал ее невольницу". И потом она крикнула Тадж-аль-Мулуку: "Про-
ходи, девушка!" И царевич прошел внутрь прохода, как она ему  велела,  а
евнух промолчал и ничего не сказал.
   А затем Тадж-аль-Мулук отсчитал пять дверей и, войдя в шестую, увидел
Ситт Дунья, которая стояла и ждала его. И царевна, увидев Тадж-аль-Мулу-
ка, узнала его и прижала юношу к груди, и он прижал ее к своей груди,  а
потом к ним вошла старуха и нашла способ отослать невольниц, боясь  сра-
ма. "Будь ты привратницей", - сказала Ситт Дунья старухе,  и  потом  она
уединилась с Тадж-аль-Мулуком, и они, не переставая, обнимались,  прижи-
мались и сплетали ноги с ногами до самой зари. А когда приблизилось  ут-
ро, Ситт Дунья вышла и заперла за собою дверь, а  сама  вошла  в  другую
комнату и села там, как всегда. И невольницы пришли к пей, и она  испол-
нила их просьбы и поговорила с ними, а потом сказала им: "Выйдите теперь
от меня - я хочу развлечься одна". И невольницы вышли, а царевна пошла к
Тадж-аль-Мулуку, а после пришла к ним старуха с коекакой едой, и они по-
ели и ласкались до самой зари, а старуха заперла к ним дверь,  как  и  в
первый день, и они не прекращали этого в течение месяца.
   Вот что было с Тадж-аль-Мулуком и Ситт Дунья. Что же касается  везиря
и Азиза, то, когда Тадж-аль-Мулук отправился во дворец царской дочери  и
провел там столько времени, они поняли, что он не выйдет оттуда и погиб-
нет несомненно. "О родитель мой, что ты будешь делать?" -  спросил  Азиз
везиря, и тот сказал: "О дитя мое, это дело трудное, и если мы не  воро-
тимся к его отцу и не уведомим его об этом, он будет упрекать нас".
   И они в тот же час и минуту собрались и направились к Земной земле  и
стране Двух Столбов, где была столица царя Сулейман-шаха,  и  пересекали
долины ночью и днем, пока не вошли к царю Сулейман-шаху и не  рассказали
ему, что случилось с его сыном: с тех пор, как он вошел в замок  царской
дочери, они не имели вестей о нем. И тогда перед царем  предстал  судный
день и его охватило сильное раскаяние,  и  он  велел  кликнуть  в  своем
царстве клич о войне, и войска выступили в окрестности города, и для них
поставили палатки, и царь сидел в своем шатре, пока войска не  собрались
со всех областей. А подданные любили его за великую справедливость и ми-
лости, и он выступил во главе войска, которое застлало горизонт, и  отп-
равился на поиски своего сына Тадж-аль-Мулука.
   Вот что было с этими. Что же касается Тадж-аль-Мулука и  Ситт  Дунья,
то они провели так полгода, каждый день все сильнее любя друг  друга,  и
Тадж-аль-Мулука охватила столь великая страсть, безумие, любовь и волне-
ние, что он изъяснил ей затаенное и сказал: "Знай, о возлюбленная сердца
и души: чем дольше я остаюсь у тебя, тем сильнее мое безумие,  любовь  и
страсть, так как я не достиг желаемого полностью". - "А чего ты желаешь,
о свет моего глаза и плод моей души? - спросила она. - Если ты хочешь не
только обниматься и прижиматься и обвивать ноги ногами - сделай то,  что
тебе угодно, - ведь нет у Аллаха для нас сотоварищей". - "Не этого я хо-
чу, - сказал Тадж-аль-Мулук. - Я желаю рассказать тебе, кто я в действи-
тельности. Знай, что я не купец, - нет, я царь, сын царя,  и  имя  моего
отца - великий царь Сулейман-шах, который послал везиря послов к  твоему
отцу, чтобы посватать тебя за меня, а когда весть об этом дошла до тебя,
ты не согласилась".
   И он поведал ей свою повесть с начала до конца, - а в повторении  нет
пользы, - и сказал: "А теперь я хочу отправиться к моему отцу, чтобы  он
послал посланного к твоему родителю и посватал тебя у него, и  тогда  мы
успокоимся".
   Услышав эти речи, Ситт Дунья сильно обрадовалась, так как это  сходи-
лось с ее желанием, и они заснули, согласившись на этом. И случилось, по
предопределенному велению, что в эту ночь, в отличие  от  других  ночей,
сон одолел их, и они проспали, пока не взошло солнце.
   А в это самое время царь Шахраман сидел на престоле своего царства, и
эмиры его правления были перед ним, как вдруг вошел к нему староста юве-
лиров с большою шкатулкою в руках. Он подошел и раскрыл  шкатулку  перед
царем и вынул из нее маленький ларчик,  стоивший  сто  тысяч  динаров  -
столько было в нем жемчуга, яхонтов и смарагдов, которых не мог иметь ни
один царь в какой-нибудь стране. И царь, увидев шкатулку,  подивился  ее
красоте и, обернувшись к старшему евнуху, у которого случилось со стару-
хою то, что случилось, сказал ему: "Эй, Кафур, возьми этот ларчик и  от-
неси его Ситт Дунья!" И евнух взял его и ушел. И он достиг  комнаты  ца-
ревны и увидел, что дверь ее заперта и старуха спит на пороге. "До тако-
го часа вы еще спите!" - воскликнул евнух, и старуха, услышав его слова,
пробудилась от сна и испугалась. "Постой, я принесу тебе ключ", - сказа-
ла она и выбежала куда глаза глядят, убегая от евнуха, и  вот  все,  что
было с нею.
   Что же касается евнуха, то он понял, что старуха смутилась, и, сорвав
дверь, вошел в комнату и увидел Ситт Дунья в объятиях Тадж-аль-Мулука, и
оба они спали. Увидев это, евнух не знал, что делать, и  собирался  вер-
нуться к царю, но тут Ситт Дунья проснулась и увидела его. И она измени-
лась в лице, побледнела и воскликнула: "О Кафур, покрой то,  что  покрыл
Аллах!", а евнух ответил: "Я не могу ничего скрывать от царя!"
   Потом он запер к ним дверь и вернулся к царю,  и  царь  спросил  его:
"Отдал ли ты ларчик твоей госпоже?" - а евнух  ответил:  "Возьми  ларец,
вот он! Я не могу ничего от тебя скрыть! Знай, что я увидел  подле  Ситт
Дунья красивого юношу, который спал с нею в одной постели,  и  они  были
обнявшись".
   И царь велел привести обоих, и когда они  явились  к  нему,  крикнул:
"Что это за дела?" И его охватил сильный гнев, и, взяв плеть,  он  соби-
рался ударить ею Тадж-альМулука, но Ситт Дунья бросилась к нему и сказа-
ла своему отцу: "Убей меня раньше его". И царь выбранил девушку и  велел
отвести ее в ее комнату, а потом он обратился к Тадж-аль-Мулуку и  спро-
сил его: "Горе тебе, откуда ты и кто твой отец и как ты  дерзнул  посяг-
нуть на мою дочь?" - "Знай, о царь, - ответил Тадж-аль-Мулук, - если  ты
убьешь меня, то погибнешь, и раскаетесь и ты и жители твоего царства". И
царь спросил: "А почему это?" И юноша отвечал: "Знай, что я сын паря Су-
лейман-шаха, и ты не узнаешь, как он уже подойдет к тебе с конными и пе-
шими". Услышав эти слова, царь Шахраман захотел отложить убийство  юноши
и посадил его в тюрьму, чтобы посмотреть, правильны ли его слова. Но ве-
зирь сказал ему: "О царь нашего времени, по-моему  следует  поспешить  с
убийством этого мерзавца, - он ведь осмелился посягнуть на царских доче-
рей".
   И тогда царь крикнул палачу: "Отруби ему голову, он обманщик!" И  па-
лач взял Тадж-аль-Мулука, затянул на нем веревки и поднял руки,  спраши-
вая разрешения эмиров, один и другой раз, так как он хотел, чтобы случи-
лось промедление. И царь закричал на него: "До каких пор ты будешь спра-
шивать? Если ты еще раз спросишь, я отрублю тебе голову!" И палач поднял
руку, так что стали видны волосы у него под мышкой, и хотел отсечь голо-
ву юноше..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Сто тридцать шестая ночь

   Когда же настала сто тридцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что палач поднял руку, так что стали видны волосы
у него под мышкой, и хотел отсечь голову юноше, но вдруг раздались гром-
кие крики, и люди стали закрывать лавки. "Не спеши!" - сказал тогда царь
палачу и послал выяснить, в чем дело. И посланный  ушел  и,  вернувшись,
сказал: "Я видел войска, подобные ревущему морю,  где  бьются  волны,  и
конница скачет так, что трясется земля, и я не знаю, что это  такое".  И
царь оторопел и испугался, что у него отнимут его царство,  и,  обратив-
шись к своему везирю, спросил его: "Разве никто из наших воинов не  выс-
тупил против этого войска?" - и не успел он закончить  своих  слов,  как
его царедворцы вошли к нему и с ними послы приближавшегося  царя,  среди
которых был везирь. И везирь первый приветствовал царя, а  тот  поднялся
перед прибывшими на ноги и приблизил их к себе и спросил, за каким делом
они прибыли. И везирь поднялся и, подойдя к  царю,  сказал  ему:  "Знай,
тот, кто вступил к твою землю, - царь, не похожий на предшествующих  ца-
рей и на прежде бывших султанов". - "Кто же он?" - спросил царь,  и  ве-
зирь ответил: "Этот царь справедливый и прямодушный, о чьих высоких  по-
мышлениях распространяют весть путешественники, это -  султан  Сулейман-
шах, властитель Зеленной Земли и Двух Столбов и Гор Испаханских. Он  лю-
бит справедливость и правое решение и не любит притеснения и  несправед-
ливости, и он говорит тебе, что его сын у тебя в твоем городе. А это по-
следний вздох его сердца и плод его души, и если он окажется  невредимым
- это и нужно, а тебе да будет слава и благодарность. Если же  он  исчез
из твоей страны или с ним что-нибудь случилось, - услышь весть о  гибели
и разрушении твоих земель, ибо твой город станет пустыней,  где  каркают
вороны. Вот я сообщил тебе его послание, и конец".
   Услышав от посланного эти слова, царь Шахраман  почувствовал  в  душе
тревогу и испугался за свою власть. Он кликнул вельмож  своего  царства,
везирей, царедворцев и наместников и, когда они явились, сказал им: "Го-
ре вам, идите и ищите этого молодца!"
   А Тадж-аль-Мулук был в руках палача, и он обмер от  великого  страха,
который ему пришлось испытать. И тут посланный огляделся и  увидел  сына
своего царя на ковре крови и узнал его. И он поднялся и кинулся к  царе-
вичу, а за ним и другие посланцы, а потом они подошли, развязали его узы
и стали целовать ему руки и ноги. И Тадж-аль-Мулук открыл глаза и, узнав
везиря своего отца и своего друга Азиза, упал без чувств от сильной  ра-
дости. А царь Шахраман не знал, что делать, и  испытал  жестокий  страх,
убедившись, что это войско пришло из-за юноши. И он встал и,  подойдя  к
Тадж-аль-Мулуку, поцеловал его в голову, и глаза  его  прослезились.  "О
дитя мое, - сказал он, - извини меня и не взыщи со злодея на деяния его.
Пожалей мои седины и не разрушай моего царства". И Тадж-аль-Мулук  приб-
лизился к нему, поцеловал ему руку и сказал: "С тобой не будет  беды,  -
ты мне вместо родителя, но берегись, чтобы не случилось чтонибудь с моей
возлюбленной Ситт Дунья". - "О господин, - ответил царь, - не  бойся  за
нее, ей будет только радость". И царь стал  извиняться  перед  юношей  и
уговаривать его и везиря царя Сулейман-шаха, и он обещал везирю  большие
деньги, если он скроет от царя то, что видел.
   Потом царь Шахраман приказал своим вельможам  взять  Тадж-аль-Мулука,
отвести его в баню и одеть в платье из лучших  своих  одежд  и  поскорее
привести его. И они сделали эго и, отведя юношу в баню, одели его  в  то
платье, которое назначил ему царь Шахраман, а затем его привели в  залу,
и, когда царевич вошел к царю Шахраману, тот встал перед ним сам и велел
встать всем вельможам своего царства, служа ему.
   И Тадж-аль-Мулук сел и принялся рассказывать  везирю  своего  отца  и
Азизу о том, что случилось с ним, и везирь и Азиз сказали: "А мы за  это
время отправились к твоему родителю и рассказали ему, что  ты  вошел  во
дворец царской дочери и не вышел, и твое дело стало нам неясно. И, услы-
шав об этом, он снарядил войска, и мы прибыли в эти земли, и наше прибы-
тие принесло тебе крайнее облегчение, а нам радость". И  царевич  сказал
им: "Добро всегда приходит через наши руки и в начале и в конце!"
   Вот! А царь Шахраман вошел к своей дочери Ситт Дунья  и  увидел,  что
она завывает и плачет о Тадж-альМулуке. И она взяла меч и  воткнула  его
рукояткою в землю, а острие его приложила к верхушке сердца, между  гру-
дями, и, наклонившись, стояла над мечом и говорила: "Я обязательно  убью
себя и не буду жить после моего любимого!" И когда ее отец вошел к ней и
увидел ее в таком состоянии, он закричал: "О госпожа царских дочерей, не
делай этого и пожалей твоего отца и жителей твоего города!" И он подошел
к ней и сказал: "Избавь тебя Аллах от того, чтобы из-за тебя случилось с
твоим отцом дурное". И рассказал ей о всем происшедшем и о том,  что  ее
возлюбленный, сын царя Сулейман-шаха хочет на ней жениться.  "Дело  сва-
товства и брака зависит от твоего желания", - сказал он,  и  Ситт  Дунья
улыбнулась и ответила: "Не говорила ли я тебе, что он сын султана,  и  я
непременно заставлю его распять тебя на доске ценою в два дирхема". - "О
дочь моя, пожалей меня, пожалеет тебя Аллах", - сказал ей  отец.  И  она
воскликнула: "Живо, иди скорей и приведи мне его быстро, не откладывая!"
- "На голове и на глазах!" - отвечал ей отец и быстро вернулся от нее и,
придя к Тадж-аль-Мулуку, потихоньку передал ему эти слова. И они  подня-
лись и пошли к ней, и, увидев Тадж-аль-Мулука, царевна обняла его в при-
сутствии отца, и приникла к нему, и поцеловала его, говоря: "Ты заставил
меня тосковать!" А потом она обратилась к отцу и спросила: "Видел ли ты,
чтобы кто-нибудь перешел меру, восхваляя это прекрасное существо? А он к
тому же царь, сын царя и принадлежит к людям благородным, охраняемым  от
гнусности". И тогда царь Шахраман вышел  и  своей  рукой  закрыл  к  ним
дверь. Он пошел к везирю царя Сулейман-шаха и тем, кто был вместе с  ним
из послов, и велел им передать их царю, что ею сын во благе и радости  и
живет сладостнейшею жизнью со своей возлюбленной, и послы отправились  к
царю, чтобы передать ему это. А после царь Шахраман велел вынуть  подно-
шения, угощение и при пасы для войск царя Сулейман-шаха,  и,  когда  все
то, что он приказал, было выпито, царь вывел сотню коней, сотню  верблю-
дов, сотню невольников, сотню наложниц, сотню черных рабов и  сотню  ра-
бынь и пригнал все это в подарок царю. А сам он сел на коня с вельможами
своего царства и приближенными, и они выехали за город, а  когда  султан
Сулейман-шах узнал об этом, он поднялся и  прошел  несколько  шагов  ему
навстречу. А везирь с Азизом сообщили ему, в чем дело, и  царь  Сулейман
шах обрадовался и воскликнул: "Слава Аллаху, который привел мое  дитя  к
желаемому!" А потом царь Сулейман шах взял царя Шахрамана  в  объятья  и
посадил его рядом с собою на престол, и они  стали  разговаривать  между
собою и пустились в беседу. После этого им подали еду, и они  ели,  пока
не насытились, а затем принесли сладости, которыми они  полакомились,  и
плоды свежие и сухие, и они поели этих плодов. И не прошло  более  часа,
как Тадж-аль-Мулук пришел к ним в великолепных одеждах и  украшениях,  и
его отец, увидя его, поднялся и обнял и  поцеловал  юношу,  и  поднялись
все, кто сидел, и цари посадили юношу между собою и просидели  часок  за
беседою. И царь Сулейман-шах сказал царю Шахраману: "Я хочу написать за-
пись моего сына с твоею дочерью при  свидетелях,  чтобы  весть  об  этом
распространилась, как установлено обычаем. И царь Шахраман отвечал  ему:
"Слушаю и повинуюсь!"
   И тогда царь Шахраман послал за судьей и свидетелями, и они явились и
написали запись о браке Тадж-альМулука и Ситт Дунья,  и  роздали  бакшиш
[190] и сахар и зажгли куренья и благовония. И был это день веселья и  ра-
дости, и радовались этому все вельможи и воины, а царь Шахраман принялся
обряжать свою дочь.
   Тадж-аль-Мулук сказал своему отцу: "Этот юноша, Азиз,  -  благородный
человек, и он сослужил мне великую службу, так как он трудился вместе со
мной и сопровождал меня в путешествии. Он привел меня к моей цели и тер-
пел вместе со мной испытания и меня уговаривал терпеть, пока мое желание
не было исполнено. Он со мной уже два года, вдали от своей страны,  и  я
хочу, чтобы мы приготовили ему здесь товары и он уехал бы  с  залеченным
сердцем, ибо его страна близко". - "Прекрасно то, что ты решил!" -  ска-
зал ему отец. И тогда Азизу приготовили сотню тюков  самых  роскошных  и
дорогих материй, и Тадж-аль-Мулук оказал ему  благоволение  и  пожаловал
ему большие деньги.
   И он простился с ним и сказал: "О брат и друг мой, возьми эти тюки  и
прими их от меня в подарок, как знак любви. Отправляйся в твою страну  с
миром!"
   И Азиз принял от него материи и поцеловал землю перед ним и перед его
отцом, и простился с ними. И Тадж-аль-Мулук сел на коня вместе с  Азизом
и провожал его три мили. А потом он распрощался с  ним  и  заклинал  его
впоследствии вернуться, а Азиз сказал: "Клянусь Аллахом, о господин, ес-
ли бы не моя мать, я бы не покинул тебя. Но не оставляй меня без  вестей
о себе!" - "Будь по-твоему, - сказал Тадж-аль-Мулук и потом воротился. А
Азиз ехал до тех пор, пока не прибыл в свою страну, и, вступив в нее, он
поехал дальше и прибыл к своей матери. И оказалось, что она устроила мо-
гилу посреди дома и посещала эту могилу, и когда Азиз вошел  в  дом,  он
увидел, что его мать расплела волосы и распустила их над гробницей, пла-
ча и говоря:
   "Поистине, стоек я во всяких превратностях,
   И только от бедствия разлуки страдаю я.
   А кто может вытерпеть, коль друга с ним больше нет,
   И кто не терзается разлукою скорою?"
   И она испустила глубокий вздох и произнесла:
   "Почему, пройдя меж могилами, я приветствовал
   Гроб любимого, но ответа мне он не дал?"
   И сказал любимый: "А как ответ мог я дать тебе,
   Коль залогом я средь камней лежу во прахе?
   Пожирает прах мои прелести, и забыл я вас
   И сокрылся я от родных своих и милых".
   И когда она так говорила, вдруг вошел Азиз и подошел к ней, и при ви-
де его она упала без чувств от радости. И Азиз полил ей  лицо  водой,  и
она очнулась и взяла его в объятия, и прижала к груди, и Азиз тоже  при-
жал ее к груди и приветствовал ее, а старушка приветствовала его и спро-
сила, почему он отсутствовал.
   И Азиз рассказал ей обо всем, что с ним случилось, с начала до конца,
и поведал ей, что Тадж-аль-Мулук дал ему денег и сто тюков товаров и ма-
терий, и она обрадовалась этому. И Азиз остался с матерью в своем городе
и плакал о том, что сделала с ним дочь ДалилыХитрицы, которая его  оско-
пила.
   Вот что выпало на долю Азиза. Что же касается Таджаль-Мулука,  то  он
вошел к своей любимой Ситт Дунья и уничтожил ее девственность.  А  потом
царь Шахраман стал снаряжать свою дочь для поездки с ее мужем, и принес-
ли припасы и подарки и редкости и все это нагрузили и  поехали.  И  царь
Шахраман ехал вместе с ними три дня, чтобы проститься, но царь  Сулейман
шах заклинал ею вернуться, и он возвратился. И Тадж-аль-Мулук  с  отцом,
женою и войском ехали непрерывно, ночью и днем, пока не  приблизились  к
своему городу. И вести об их прибытии побежали, сменяя друг друга, и го-
род для них украсили..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Сто тридцать седьмая

   Когда же настала сто тридцать седьмая ночь, она  сказала:  "Дошло  до
меня, о счастливый царь, что когда царь Сулейман-шах приблизился к свое-
му городу, город украсили для него и его сына. А потом  они  вступили  в
город, и царь сел на престол своего царства, и  его  сын  Тадж-аль-Мулук
был рядом с ним. И он стал давать и одаривать и выпустил тех, кто был  у
него заточен. А потом его отец сделал вторую свадьбу, и песни и  развле-
ченья продолжались целый месяц, и прислужницы открывали Ситт Дунья, и ей
не наскучило, что ее открывают, а им не наскучило смотреть на нее. А по-
том Тадж-аль-Мулук вошел к своей жене, свидевшись сначала с отцом и  ма-
терью. И они жили сладостнейшей и приятнейшей жизнью, пока не  пришла  к
ним Разрушительница наслаждений".