 |
|
Говорят, о ифрит, - сказал я, - что в одном городе было два человека,
жившие в двух смежных домах с общим простенком, и один из них завидовал
другому и поражал его глазом и силился повредить ему. И он все время ему
завидовал, и его зависть так усилилась, что он стал вкушать мало пищи и
сладости сна, а у того, кому он завидовал, только прибавлялось добра, и
всякий раз" как сосед старался ему повредить, его благосостояние увели-
чивалось, росло и процветало. Но внушивший зависть узнал, что сосед за-
видует ему и вредит, и уехал от соседства с ним и удалился от его земли
и сказал: "Клянусь Аллахом, я покину из-за него мир!" И он поселился в
другом городе и купил себе там землю (а на этой улице был старый ороси-
тельный колодец), и построил для себя у колодца келью и, купив себе все,
что ему было нужно, стал поклоняться Аллаху великому, предаваясь молитве
с чистым сердцем.
И к нему со всех сторон приходили нуждающиеся и бедные, и слух о нем
распространился в этом городе, и весть дошла до его соседа-завистника, и
тот узнал о благе, которого он достиг, и о том, что вельможи города хо-
дят к нему. И он вошел в келью, и его сосед, внушивший зависть, встретил
его пожеланием простора и уюта и оказал ему крайнее уважение. И тогда
завистник сказал ему: "У меня с тобой будет разговор, и в нем причина
моего путешествия к тебе. Я хочу тебя порадовать; встань же и пройдись
со мною по твоей келье". И внушивший Зависть поднялся и взял завистника
за руку, и они прошли до конца кельи, и завистник сказал: "Вели твоим
факирам, чтобы они пошли в свои кельи. Я скажу тебе только в тайне, что-
бы никто не слышал нас". И внушивший зависть сказал факирам: "Войдите в
свои кельи", и они сделали так, как он им приказал, а внушивший зависть
прошел немного с завистником и дошел с ним до старого колодца. И завист-
ник толкнул внушившего зависть и сбросил его в колодец, когда никто не
знал этого, и пошел своей дорогой, думая, что убил его.
А в колодце жили джинны, и они подхватили внушившего зависть и ма-
ло-помалу спустили его и посадили на камень и спросили один другого:
"Знаете ли вы, кто это?" - "Нет", - ответили джинны. И тогда один из них
сказал: "Это человек, внушивший зависть, который бежал от завистника и
поселился в нашем городе. Он воздвиг ту келью и развлекал нас своими мо-
литвами и чтением Корана, а завистник пришел к нему и встретился с ним и
ухитрился сбросить его к нам. А весть о нем дошла в сегодняшний вечер до
султана этого города, и он решил Завтра посетить его ради своей дочери".
- "А что с его дочерью?" - спросил кто-то из них. И говоривший сказал:
"Она одержимая; в нее влюбился джинн Маймун ибн Дамдам, и если бы старец
знал для нее лекарство, он бы наверное ее исцелил. А лекарство для нее -
самая пустая вещь". - "А какое же это лекарство?" - спросил кто-то из
джиннов. И говоривший ответил: "У черного кота, что у него в келье, есть
на конце хвоста белая точка величиною с дирхем. Пусть возьмет семь во-
лосков из этих белых волос и окурит ими царевну, и марид уйдет у нее из
головы и никогда не воротится к пей, и она тотчас же вылечится".
И все это происходило, о ифрит, а внушавший зависть слушал. Когда же
настало утро и взошла заря и Заблистала, нищие пришли к старцу и увиде-
ли, что он поднимается из колодца, и он стал великим в их глазах. А у
внушившего зависть не было другого лекарства, кроме черного кота, и он
взял из белой точки, что была у него на хвосте, семь волосков и спрятал
их у себя. И едва взошло солнце, как прибыл царь со своими вельможами, а
остальной свите приказал стоять. Когда царь вошел к возбудившему за-
висть, тот сказал: "Добро пожаловать!" - и, велев ему подойти ближе,
спросил: "Хочешь, я открою тебе, для чего ты ко мне прибыл?" - "Хорошо",
- ответил царь. И старец сказал: "Ты прибыл, чтобы посетить меня, а в
душе хочешь меня спросить о своей дочери". - "Да, праведный старец!" -
воскликнул царь. И внушивший зависть сказал: "Пошли кого-нибудь привести
се, и я надеюсь, что, если захочет Аллах великий, она сию же минуту ис-
целится".
И царь обрадовался и послал своих телохранителей, и они принесли ца-
ревну со скрученными руками, закованную в цепи, и возбудивший зависть
посадил со и покрыл ее покрывалом и, вынув волоса, окурил ее ими. И тот,
кто был над ее головой, испустил крик и покинул ее, а девушка пришла в
разум и закрыла себе лицо и спросила: "Что это происходит и кто привел
меня в это место?" И султан обрадовался радостью, которой нет сильнее, и
поцеловал ее в глаза и поцеловал руки у старца, возбудившего зависть, а
после того он обернулся к вельможам своего царства и спросил их: "Что вы
скажете? Чего заслуживает тот, кто исцелил мою дочь?" - "Жениться на
пей", - отвечали они. И царь воскликнул: "Вы сказали правду!" Потом он
выдал дочь замуж за внушившего зависть, и тот сделался зятем царя. А
спустя немного умер везирь, и царь спросил: "Кого сделаем везирем?" - и
ему сказали: "Твоего зятя". И ею сделали везирем, и еще немного спустя
умер султан, и когда спросили: "Кого сделаем царем?" - ответили: "Вези-
ря". И везиря сделали султаном, и он стал царем и правителем.
Однажды царь сел на коня, и завистник проходил по его дороге, и вдруг
видит: тот, кому он завидовал, в царственном великолепии, среди эмиров,
везирей и вельмож своего царства! И взор царя упал на завистника, и он
повернулся и сказал одному из своих везирей: "Приведи ко мне этого чело-
века и не устрашай его". И везирь пошел и привел его соседа, завистника.
А царь сказал: "Дайте ему тысячу москалей из моей казны и принесите ему
двадцать тюков товаров и пошлите с ним стражника, чтобы он доставил его
в город", - и потом он простился с ним и уехал, не наказавши его за то,
что он сделал с ним.
Посмотри же, ифрит, как возбудивший зависть простил завистника и как
тот сначала завидовал ему, потом причинил ему вред и отправился к нему и
довел до того, что бросил его в колодец, и хотел его убить, но он не
воздал ему за его это, а простил ему и отпустил".
И я заплакал, о госпожа, перед ифритом горьким плачем, которого нет
сильнее, и произнес:
"Отпускай преступным: всегда мужи разумные
Одаряли злого прощением за зло его.
Я объял проступки все полностью и сверил их все,
Обоими же ты все виды прощенья - будь милостив.
И пусть тот, кто ждет себе милости от высшего,
Отпускает низшим проступки их и прощает их".
"Чтобы тебя убить или простить, - сказал ифрит, - Я непременно закол-
дую тебя!" И он оторвал меня от земли и взлетел со мною на воздух, так
что я увидел под собой землю, как чашку посреди воды. Потом он поставил
меня на гору и, взяв немного земли, побормотал над нею и поколдовал и,
осыпав меня ею, воскликнул: "Перемени этот образ на образ обезьяны!"
С того времени я сделался обезьяной столетнего возраста. И, увидев
себя в этом гадком образа я заплакал ко самом себе, но был стоек против
несправедливости судьбы, ибо знал, что время не благоволит никому. И я
спустился с горы вниз и увидел широкую равнину и шел до конца месяца, и
путь мой привел меня к берегу соленого моря. И я простоял некоторое вре-
мя и вдруг вижу - корабль посреди моря, и ветер благоприятствует ему, и
он идет к берегу. И я скрылся за камнем на краю берега и подождал, пока
пришел корабль, и взошел на него, и один из едущих воскликнул: "Уведите
от нас этого злосчастного!" - "Мы его убьем", - сказал капитан. А тот,
другой, вскричал: "Я убью его вот этим мечом!" Но я схватил капитана за
полу и заплакал, и мои слезы потекли, и капитан сжалился надо мною и
сказал: "О купцы, эта обезьяна прибегла к моей защите, и я защищу ее.
Она под моим покровительством, и пусть никто ее не беспокоит и не досаж-
дает ей". И капитан стал обращаться со мной милостиво, и, что бы он ни
говорил мне, я понимал и исполнял все его дела и служил ему на корабле,
и он полюбил меня. Ветер благоприятствовал кораблю в течение пятидесяти
дней, и мы пристали к большому городу, где было множество людей, сосчи-
тать число которых может только Аллах.
И в тот час, когда мы прибыли, наш корабль остановился, и вдруг к нам
явились невольники от царя города и поднялись на наше судно и поздравили
купцов с благополучием и сказали: "Наш царь поздравляет вас с благополу-
чием и посылает вам этот свиток бумаги, - пусть каждый из вас напишет на
нем одну строчку". Дело в том, что у царя был везирь-чистописец, и он
умер, и султан поклялся и дал великие клятвы, что с дела с везирем лишь
того, кто пишет так, как он. И они подали купцам бумажный свиток длиной
в десять локтей и шириной в локоть, и каждый, кто умел писать, написал,
до последнего. И тогда я поднялся, будучи в образе обезьяны, и вырвал
свиток у них из рук, и они испугались, что я порву его, и стали меня
гнать криками, но я сделал им знак: "Я умею писать!" И капитан знаками
сказал им: "Пусть пишет; если он станет царапать, мы его прогоним от
нас, а если напишет хорошо, я сделаю его своим сыном. Я не видел
обезьяны понятливее, чем эта". И я взял калам [34] и, набрав из чер-
нильницы чернил, написал почерком рика такое двустишие:
Судьбою записаны милости знатных,
Твоя ж не написана милость досель.
Так пусть же Аллах не лишит нас тебя -
Ведь милостей всех ты и мать и отец.
И я написал почерком рейхани:
Перо его милостью объемлет все области,
И все охватил миры своею он щедростью.
Нельзя Нил египетский сравнить с твоей милостью,
Что тянется к странам всем рукой с пятью пальцами.
И почерком сульс я написал:
Всяк пишущий когда-нибудь погибнет,
Но все, что пишут руки его, то вечно.
Не вздумай же ты своею писать рукою
Другого, чем то, что рад ты, воскреснув, видеть.
И еще я написал почерком несхи:
И когда пришла о разлуке весть, нам назначенной
Переменой дней и судьбой, всегда превратной,
Обратились мы ко устам чернильниц, чтоб сетовать
На разлуки тяжесть концами острых перьев.
И дальше я написал почерком тумар:
Халифат не вечен для правящих, поистине,
А коль споришь ты, скажи же мне, где первые?
Благих поступков сажай посевы в делах своих;
Коль низложен будешь, посевы эти останутся
И почерком мухаккик я написал:
Открывши чернильницы величья и милостей,
Налей в них чернила ты щедрот и достойных дел.
Пиши же всегда добром, когда точно можешь ты,
Тогда вознесешься ты высоко пером своим.
Потом я подал им свиток, и они написали каждый по строчке, а после
этого невольники взяли свиток и отнесли его к парю.
И когда царь посмотрел на свиток, ему ни понравился ничей почерк,
кроме моего, и он сказал присутствующим: "Отправляйтесь к обладателю
этого почерка, посадите его на мула и доставьте его с музыкой. Наденьте
на него драгоценную одежду и приведите его ко мне". И, услышав слова ца-
ря, все улыбнулись, а царь разгневался и сказал: "О, проклятые, я отдаю
вам приказание, а вы надо мной смеетесь!" - "О царь, - отвечали они, -
нашему смеху есть причина". - "Какая же?" - спросил царь, и они сказали:
"О царь, ты велел нам доставить к тебе того, кто написал этим почерком,
но дело в том, что это написала обезьяна, а не человек, и она у капитана
корабля". - "Правда ли то, что вы говорите?" - спросил царь, и они отве-
тил: "Да, клянемся твой милостью!" И царь удивился их словам и затрясся
от восторга и воскликнул: "Я хочу купить эту обезьяну у капитана!"
Потом он послал на корабль гонца и с ним мула, одежду и музыку, и
сказал: "Непременно наденьте на него эту одежду, посадите его на мула и
доставьте его с корабля!" И они пришли на корабль и взяли меня у каштана
и, надев на меня одежду, посадили меня на мула, и люди оторопели, и го-
род перевернулся из-за меня вверх дном, и все стали на меня смотреть.
И когда меня привели к царю и он меня встретил, я поцеловал трижды
землю меж его рук, а потом он приказал мне сесть, и я присел на колени,
и все присутствующие люди удивились моей вежливости, и больше всех изу-
мился царь. Потом царь приказал народу уйти, и все удалились, и остался
только я, его величество царь, евнухи и маленький невольник. И царь при-
казал, и подали скатерть кушаний, и на пей было все, что скачет, летает
и спаривается в гнездах: куропатки, перепелки и прочие виды птиц. И царь
сделал мне знак, чтобы я ел с ним, и я поднялся и поцеловал перед ним
землю, а потом я сел и принялся есть, и затем скатерть убрали, и я семь
раз вымыл руки и, взяв чернильницу и калам, написал такие стихи:
Постой хоть недолго ты у табора мисок,
И плачь об утрате ты жаркого и дичи.
Поплачь, о ката, со мной, - о них вечно плачу я -
О жареных курочках с размолотым мясом!
О горесть души моей о двух рыбных кушаньях!
Я ел на лепешке их из плотного теста.
Аллаха достоин вид жаркого! Прекрасен он,
Когда обмакнешь ты жир в разбавленный уксус.
Коль голод трясет меня, всегда поглощаю я
С почтеньем пирог мясной - изделье искусных
Когда развлекаюсь я и ем, я смущен всегда
Убранством и сменами столов и посуды.
Терпенье, душа! Судьба приносит диковины,
И если стеснит она, то даст облегченье.
Потом я поднялся и сел поодаль, и царь посмотрел на то, что я напи-
сал, и, прочтя это, удивился и воскликнул; "О диво! Это обезьяна, и у
нее такое красноречие и почерк! Клянусь Аллахом, это самое диковинное
диво!" Затем царю подали особый напиток в стеклянном сосуде, и царь вы-
пил и протянул мне, и я поцеловал землю и выпил и написал на сосуде:
Был огнями сжигаем я на допросе,
Но в несчастье нашли меня терпеливым.
Потому-то всегда в руках меня носят
И прекрасных уста меня лобызают.
И еще:
Похищает свет утра мрак, дай же выпить
Мне напитка, что ум людей отнимает.
Я не знаю - так ясен он и прозрачен, -
Он ли в кубке, иль кубок в нем пребывает.
И царь прочитал стихи и вздохнул и воскликнул: "Если б подобная обра-
зованность была у человека, он бы наверное превзошел людей своего века и
времени!" Потом он пододвинул ко мне шахматную доску и спросил: "Не хо-
чешь ли сыграть со мной?" И я сделал головой Знак: "Да", - и, подойдя,
расставил шахматы и сыграл с царем два раза и победил его, и ум царя
смутился. А потом я взял чернильницу и калам и написал на доске такое
двустишие:
Целый день два войска в бою жестоком сражаются,
И сраженье их все сильней кипит и жарче.
Но лишь только мрак пеленой своей их окутает,
На одной постели заснут они все вместе.
И когда царь прочитал это двустишие, он изумился и пришел в восторг;
его охватила оторопь, и он сказал евнуху: "Пойди к твоей госпоже
Ситт-аль-Хусн и скажи ей: "Поговори с царем!", чтобы она пришла и пос-
мотрела на эту удивительную обезьяну". И евнух скрылся и вернулся вместе
с царевной, и, посмотрев на меня, она закрыла лицо и сказала: "О батюш-
ка, как могло быть приятно твоему сердцу прислать за мной, чтобы показы-
вать меня мужчинам?"
"О Ситт-аль-Хусн, - сказал царь, - со мною никого нет, кроме ма-
ленького невольника и евнуха, который воспитал тебя, а я - твой отец. От
кого же ты закрываешь свое лицо?" И она отвечала: "Эта обезьяна - гоно-
ша, сын царя, и отца его зовут Эфтимарус, владыка Эбечовых островов. Он
заколдован, его заколдовал ифрит Джирджис из рода Иблиса, а он убил его
жену, дочь царя Эфитамуса. И тот, про кого ты говоришь, что он обезьяна,
на самом деле муж, ученый и разумный". И царь удивился словам своей до-
чери и посмотрел на меня и спросил: "Правда ли то, что она говорит про
тебя?" - и я сказал головою: "Да", - и заплакал. "Откуда же ты узнала,
что он заколдован?" - спросил царь свою дочь, и она сказала: "Со мной
была, когда я была маленькая, одна старуха, хитрая колдунья, и она нау-
чила меня искусству колдовать, и я его хорошо запомнила и усвоила. И я
заучила сто семьдесят способов из способов колдовства, и малейшим из
этих способов я могу перенести камни твоего города на гору Каф и превра-
тить его в полноводное море, а обитателей его обратить в рыб посреди не-
го". - "О дочь моя, - воскликнул царь, - заклинаю тебя жизнью, освободи
этого юношу, и я сделаю его своим везирем, ибо это юноша умный и прони-
цательный". -"С любовью и охотой", - отвечала царевна и взяла в руку нож
и провела круг..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четырнадцатая ночь
Когда же настала четырнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что второй календер говорил женщине: "О царевна, о гос-
пожа моя, взяла в руку нож, на котором были написаны еврейские имена, и
начертила им круг посреди залы и в нем написала имена и заклинания и по-
колдовала и прочла слова понятные и слова непонятные, и через минуту мир
покрылся над нами мраком, и ифрит вдруг спустился к нам и своем виде и
обличье, и руки у него были как вилы, ноги как мачты, а глаза как две
огненные искры. И мы испугались его, и царевна воскликнула: "Нет ни при-
юта тебе, ни уюта!" - а ифрит принял образ льва и закричал ей: "О обман-
щица, ты нарушила клятву и обет! Разве мы не поклялись друг другу, что
не будем мешать один другому?"
"О проклятый, и для подобного тебе у меня будет клятва?" - отвечала
царевна. И ифрит вскричал: "Получи то, что пришло к тебе!"
Тут лев разинул пасть и ринулся на девушку, но она поспешно взяла во-
лосок из своих волос и потрясла его в руке и пошевелила над ним губами,
и волос превратился в острый меч, и она ударила им льва, и он разделился
на две части. И голова его превратилась в скорпиона, а женщина обрати-
лась в большую змею и ринулась на этого проклятого, который имел вид
скорпиона, и между ними завязался жестокий бой. И потом скорпион превра-
тился в орла, а змея в ястреба, и она полетела за орлом и преследовала
его некоторое время, и тогда орел сделался черным котом, а девушка прев-
ратилась в полосатого волка, и они долго бились во дворце.
И кот увидел, что он побежден, и превратился в большой красный гра-
нат, и гранат упал на середину водоема, бывшего во дворце, и волк подо-
шел к нему, а гранат взвился на воздух и упал на плиты дворца и разбил-
ся, и все зернышки рассыпались по одному, и земля во дворце стала полна
зернышек граната. И тогда волк встряхнулся и превратился в петуха и стал
подбирать зернышки и не оставил ни одного зернышка, но по предопределен-
ному велению одно зернышко притаилось у края водоема. И петух принялся
кричать и хлопать крыльями и делал нам знаки клювом, но мы не понимали,
что он говорит, и тогда он закричал на нас криком, от которого нам пока-
залось, что дворец опрокинулся на нас, и стал кружить по всему полу
дворца. Он увидел зерно, притаившееся у края водоема, и ринулся на него,
чтобы его склевать, но зернышко вдруг метнулось в воду, бывшую в водое-
ме, и, обратившись в рыбу, скрылось в глубине воды.
И тогда петух принял вид огромной рыбы и нырнул за рыбкою и скрылся
на некоторое время, а потом мы услышали, что раздались крики, вопли, и
перепугались.
И после этого появился ифрит, подобный языку пламени, и он разевал
рот, из которого выходил огонь, и из его глаз и носа шел огонь и дым. И
девушка тоже вышла, подобная громадному огненному углю, и она сражалась
с ним некоторое время, и огонь сомкнулся над ними, и дворец наполнился
дымом. И мы скрылись в дыму и хотели погрузиться в воду, опасаясь сго-
реть и погибнуть, и царь воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Алла-
ха, высокого, великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвра-
щаемся! О, если бы мы не возложили на нее подобного ради освобождения
этой обезьяны! Мы отягчили ее великой тяготой с этим проклятым ифритом,
которого не одолеть всем ифритам, существующим на земле! О, если бы мы
не знали этой обезьяны, да не благословит Аллах ее и час ее появления!
Мы хотели сделать добро ради великого Аллаха и освободить ее от чар, и
нас постигло сердечное мучение!"
А что до меня, госпожа моя, то язык был у меня связан, и я не мог ни-
чего сказать царю, и не успели мы очнуться, как ифрит закричал из-под
огня и оказался подле нас в зале. Он дунул нам в лицо огнем, но девушка
настигла его и подула ему в лицо, и в нас попали искры от нее и от него,
и ее искры не повредили нам, а из его искр одна попала мне в глаз и
выжгла его, а я был в образе обезьяны. И царю в лицо тоже попала искра
из его искр и сожгла ему половину лица и бороду и нижнюю челюсть и выр-
вала нижний ряд зубов, а другая искра попала в грудь евнуха и сожгла
его, и он в тот же час и минуту умер, и мы убедились, что погибнем, и
потеряли надежду на жизнь.
И мы были в таком состоянии и вдруг слышим, кто-то восклицает: "Аллах
велик! Аллах велик! Он помог и поддержал и покинул того, кто не принял
веру Мухаммеда, месяца веры!" И вдруг, оказалось, царевна сожгла ифрита,
и он стал кучей пепла. И девушка подошла к нам и сказала: "Принесите мне
чашку воды!" И ей принесли чашку, и она проговорила что-то, чего мы не
поняли, а потом брызнула на меня водой и сказала: "Освободись, заклинаю
тебя истиною истинного и величайшим именем Аллаха, и прими свой первона-
чальный образ".
И я встряхнулся, и вдруг вижу - я человек, каким был прежде, но
только мой глаз пропал, а девушка воскликнула: "Огонь, огонь! О батюшка,
я уже не буду жить! Я не привыкла биться с джиннами, а будь он из людей,
я бы давно убила его. Я стала бессильна лишь тогда, когда гранат рассы-
пался, и я подобрала его зерна, но забыла то зернышко, где был дух джин-
на, а если бы я его подобрала, он бы наверное тотчас же умер. Но я не
знала этого, по воле судьбы и рока, и вдруг он явился, и у меня с ним
был жестокий бой под землею, в воде и в воздухе, и всякий раз, как я
открывала над ним врата колдовства, он тоже открывал врата надо мною,
пока не открыл надо много врат огня, а мало кто, когда открываются над
ним врата огня, от него спасается. Но мне помогла против него судьба, и
я сожгла его раньше себя, предложив ему прежде принять веру ислама. А
что до меня, я умираю, и да будет Аллах для вас моим преемником".
И она стала взывать к Аллаху о помощи и непрестанно призывала на по-
мощь от огня, и вдруг темные искры поднялись к ее груди и распространи-
лись до лица, и когда они достигли лица девушки, она заплакала и воск-
ликнула:
"Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед-посланник
Аллаха!" И потом мы взглянули на нее, и вдруг видим, - она стала кучею
пепла рядом с кучею от ифрита. И мы опечалились о ней, и мне хотелось
быть на ее месте и не видеть, как это прекрасное лицо, сделавшее мне та-
кое благо, превратилось в пепел, но приговор Аллаха неотвратим.
И когда царь увидел, что его дочь превратилась в кучу пепла, он выщи-
пал остаток своей бороды, стал бить себя по лицу и разорвал на себе
одежды, и я сделал так же, как он, и мы заплакали о девушке. И подошли
придворные и вельможи царства и увидели султана в состоянии небытия и
две кучи пепла. И они удивились и походили немного вокруг царя, а тот,
когда очнулся, рассказал им, что случилось у его дочери с ифритом, и это
было для них великим несчастьем, и женщины и девушки закричали, и царев-
ну оплакивали семь дней.
И царь приказал выстроить над прахом своей дочери большой купол, и
под ним зажгли свечи и светильники, а пепел ифрита развеяли по воздуху,
чтобы проклял его Аллах. И после этого царь заболел болезнью, от которой
был близок к смерти, и его болезнь продолжалась месяц, а потом он попра-
вился, и его борода выросла, и он призвал меня и сказал: "О юноша, мы
проводили гремя в приятнейшей жизни, в безопасности от превратностей
судьбы, пока ты к нам не явился. О, если бы мы не сидели тебя и не виде-
ли твоей гадкой наружности! Из-за тебя мы претерпели лишения: во-первых,
я лишился моей дочери, которая стоила сотни мужчин, а во-вторых, со мной
случилось от огня то, что случилось, и я лишился своих зубов, и умер мой
евнух. А ни раньше, ни после этого мы ничего от тебя не видели. По все
от Аллаха, и нам и тебе; слава же Аллаху за то, что моя дочь освободила
тебя и сама себя погубила! Но уходи, дитя мое, из моего города, доста-
точно того, что из-за тебя случилось. Все это было предопределено и мне
и тебе, уходи же с миром, а если я еще раз тебя увижу, я убью тебя".
И он закричал на меня, и я вышел от него, о госпожа, не веря в спасе-
ние, и не знал, куда идти. И в моем сердце прошло все то, что со мной
случилось: как разбойники оставили меня на дороге, как я от них спасся и
шел месяц и вошел в город чужеземцем и встретился с портным и с женщиной
под землею и спасся от ифрита, после того как он был намерен убить меня,
и я вспомнил обо всем, что прошло в моем сердце, с начала до конца, и
восхвалил Аллаха и воскликнул: "Ценою глаза, но не души!" И я сходил в
баню, прежде чем выйти из города, и обрил себе бороду и надел черную
власяницу и пошел наугад, о госпожа моя, и каждый день я плакал и раз-
мышлял о бедствиях, случившихся со мною, и о потере глаза. И думая о
случившемся со мною, я всякий раз плакал и говорил такие стихи:
"Всемилостивым клянусь, смущенья, сомненья нет,
Печали, не знаю как, меня окружили вдруг.
Я буду терпеть, пока терпенье само не сдаст;
Стерплю я, пока Аллах судьбы не решат моей.
Стерплю, побежденный, я без стонов и жалобы,
Как терпит возжаждавший в долине в полдневный зной.
И буду терпеть, пока узнает терпение,
Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был.
Ничто ведь не горько так, как мирра, но будет ведь
Еще боле горько мне, коль стойкость предаст меня.
И тайна души моей - толмач моих тайных дум,
И тайное тайн моих - о вас мысли тайные.
И скалы б рассыпались, коль бремя мое несли б,
И ветер не стал бы дуть, и пламя потухло бы.
И если кто скажет мне, что жизнь иногда сладка,
Скажу я: "Наступит день, что горше, чем мирры вкус".
И я скитался по странам и приходил в города и направился в Обитель
Мира - Багдад, надеясь дойти до повелителя правоверных и рассказать ему,
что со мной случилось. Я пришел в Багдад сегодня вечером и нашел моего
первого брата, вот этого, стоящим в недоумении, и сказал ему: "Мир с то-
бою!" - и побеседовал с ним, и вдруг подошел к нам наш третий брат и
сказал нам: "Мир с вами, я чужеземец", - и мы отвечали: "Мы тоже чуже-
земцы и пришли сюда в эту благословенную ночь". И мы пошли втроем, и
никто из нас не знал истории другого, и судьба привела нас к этому месту
и мы вошли к вам. Вот причина того, что я обрил бороду и усы и лишился
глаза".
"Поистине, твоя история удивительна, - сказала госпожа жилища. -
Пригладь себе голову и уходи своей дорогой". - "Я не уйду, пока не услы-
шу истории моих товарищей", - сказал второй календер.
|
