|
|
Тогда выступил вперед первый календер и сказал ей: "О госпожа моя,
знай, что причина того, что у меня обрит подбородок и выбит глаз, вот
какая: мой отец был царем, и у него был брат, и брат этот царствовал в
другом городе. И совпало так, что моя мать родила меня в тот же день,
как родился сын моего дяди, и прошли лета, годы и дни, и оба мы выросли.
И я посещал моего дядю и жил у него многие месяцы, и сын моего дяди ока-
зывал мне крайнее уважение и резал для меня скот и процеживал вино. И
однажды мы сели пить, и когда напиток взял власть над нами, сын моего
дяди сказал мне:
"О сын моего дяди, у меня к тебе большая просьба, и я хочу, чтобы ты
мне не прекословил в том, что я намерен сделать". - "С любовью и охо-
той", - ответил я ему.
И он заручился от меня великими клятвами и в тот же час и минуту
встал и, ненадолго скрывшись, возвратился, и с ним была женщина, покры-
тая изаром, надушенная и украшенная драгоценностями, которые стоили
больших денег. И он обернулся ко мне, и сказал: "Возьми эту женщину и
пойди впереди меня на такое-то кладбище (а кладбище он описал мне, и я
узнал его). Пойди с ней к такой-то гробнице и жди меня там", - сказал
он. И я не мог прекословить и не был властен отказать ему, так как пок-
лялся ему. И я взял женщину и отправился и пришел к гробнице вместе с
нею, и когда мы уселись, пришел сын моего дяди, и у него была чашка с
водой и мешок, где был цемент и кирка. И он взял кирку и, подойдя к од-
ной могиле, вскрыл ее и перенес камни в сторону, а потом он стал рыть
киркой землю в гробнице и открыл плиту из железа величиной с маленькую
дверь и поднял ее, и под ней обнаружилась сводчатая лестница.
Потом он обратился к женщине и сказал: "Перед тобой то, что ты изби-
раешь". И женщина спустилась по этой лестнице, а он обернулся ко мне и
сказал: "О сын моего дяди, доверши твою милость. Когда я спущусь, опусти
падо мной дверь и насыпь на нее снова землю, как она была, и это будет
завершением милости. А этот цемент, что в мешке, и воду, в чашке, замеси
и вмажь камни, как раньше, вокруг могилы, чтобы никто не увидел их и не
сказал: "Эту могилу открывали недавно, а внутри она старая". Я уже целый
год над этим работаю, и об этом никто не знает, кроме Аллаха. Вот в чем
моя просьба". Потом он воскликнул: "Не дай Аллах тосковать по тебе, о
сын моего дяди!" - и спустился по лестнице.
Когда он скрылся с глаз, я опустил плиту и сделал то, что он приказал
мне, и могила стала такой же, как была, а я был словно пьяный. И я возв-
ратился во дворец моего дяди (а дядя мой был на охоте и ловле) и проспал
эту ночь. А когда наступило утро, я стал размышлять о прошлой ночи и о
том, что случилось с моим двоюродным братом, и раскаялся, когда раская-
ние было бесполезно, что сделал это с ними и послушался его, и мне дума-
лось, что это был сон. И я стал спрашивать о сыне моего дяди, но никто
ничего не сообщил мне о нем, и я вышел на кладбище к могилам и принялся
разыскивать ту гробницу, но не узнал ее. Я непрестанно кружил от гробни-
цы к гробнице и от могилы к могиле, пока не подошла ночь, но не нашел к
ней дороги. И я вернулся в замок и не ел и не пил, и мое сердце обеспо-
коилось о сыне моего дяди, так как я не знал, что с ним. Я огорчился ве-
ликим огорчением и лег спать и провел ночь до утра в заботе, а потом я
второй раз пошел на кладбище, думая о том, что я сделал с сыном моего
дяди, и раскаиваясь, что послушал его. Я обошел все могилы, но не узнал
ни могилы, ни гробницы, и почувствовал раскаяние. И в таком положении я
оставался семь дней, так и не зная пути к гробнице, и мое беспокойство
увеличивалось, так что я едва не сошел с ума.
И я нашел облегчение лишь в том, что решил уехать и вернуться к отцу.
Но в тот час, когда я достиг города моего отца, поднялась у городских
ворот толпа людей, и меня скрутили, и я пришел от этого в полное удивле-
ние - я ведь был сыном правителя города, а они слугами моего отца и мои-
ми прислужниками, - и меня охватил великий страх перед ними. И я сказал
в душе: "Глянь-ка, что это случилось с моим отцом?" - и спросил тех, кто
схватил меня, в чем причина этого, но они не дали мне ответа. А через
некоторое время один из них (а он был моим слугою) сказал мне: "Твоего
отца обманула судьба, и войска восстали против него, и везирь убил его и
сел на его место. И мы подстерегали тебя по его приказу".
Они взяли меня, лишившегося сознания от тех вестей, которые я услышал
об отце, и я предстал перед везирем.
А между мною и везирем была старая вражда, и причиною этой вражды бы-
ло вот что. Я очень любил стрелять из самострела, и когда я однажды сто-
ял на крыше моего дворца, на крышу дворца везиря вдруг спустилась птица,
а везирь тоже стоял там. Я хотел ударить птицу, и вдруг пуля пролетела
мимо и попала в глаз везирю и выбила его, по воле судьбы и рока, подобно
тому, как говорится в одном древнем изречении:
Мы шли по тропе, назначенной нам судьбою,
Начертан кому судьбой его путь - пройдет им;
Кому суждено в одной из земель погибнуть,
Не встретит тот смерть в земле другой наверно.
И когда у везиря был выбит глаз, - продолжал календер, - он не мог
ничего сказать, так как мой отец был царем города, и вот причина вражды
между мной и им. И когда я встал перед ним со скрученными руками, он ве-
лел отрубить мне голову, и я спросил его: "За какой грех ты меня убива-
ешь?" И везирь отвечал: "Какой грех больше этого?" - и показал на свой
выбитый глаз. "Я сделал это нечаянно", - сказал я, и везирь воскликнул:
"Если ты сделал это нечаянно, то я сделаю это нарочно!" Потом он сказал:
"Подведите его!" И меня подвели к нему, и он протянул палец к моему пра-
вому глазу и вырвал его, и с того времени я стал кривым, как вы меня ви-
дите. После этого он велел скрутить мне руки и положить меня в сундук и
сказал палачу: "Возьми его, обнажи свой меч, отправляйся с ним за город
и убей его. Пусть его съедят звери и птицы!" И палач вынес меня и, выйдя
из города в пустыню, вынул меня из сундука, а у меня были скручены руки
и скованы ноги. Палач хотел Завязать мне глаза и после того убить меня,
но я горько заплакал, так что довел его до слез, и, посмотрев на него, я
сказал такие стихи:
"Считал я кольчугой вас надежной в защиту мне
От вражеских стрел; но вы лишь были концами их.
А я-то рассчитывал при всякой беде на вас,
Когда не могла помочь деснице шуйца моя.
Оставьте вдали вы то, что скажут хулители,
И дайте врагам моим метать в меня стрелами.
А если не станете от них охранять меня,
Молчите, не действуйте им в пользу иль мне во вред. -
И произнес:
Не мало друзей считал для себя щитом я.
И были они, но только врагам, щитами.
И думалось мне, что меткие стрелы это.
И были они, но только во мне, стрелами".
А когда палач услышал мои стихи (а он был палачом у моего отца, и тот
оказывал ему милости), он воскликнул: "О господин мой, как же мне сде-
лать, я ведь подневольный раб!" Но потом он сказал мне: "Спасай свою
жизнь и не возвращайся в эту землю, не то погибнешь сам и меня погубишь,
подобно тому, как сказал поэт:
Спасай свою жизнь, когда поражен ты горем,
И плачет пусть дом о том, кто его построил.
Ты можешь найти страну для себя другую,
Но душу себе другую найти не можешь.
Дивлюсь я тому, кто в доме живет позора,
Коль земли творца в равнинах своих просторны.
По важным делам гонца посылать не стоит:
Сама лишь душа добра для себя желает.
И шея у львов крепка потому лишь стала,
Что сами они все нужное им свершают".
Я поцеловал палачу руку и не верил в спасение, и потеря глаза каза-
лась мне ничтожной, раз я спасся от смерти. Я отправился в путь и достиг
города своего дяди и сообщил ему о том, что случилось с моим отцом и со
мною, когда мне вырвали глаз, и мой дядя горько заплакал и воскликнул:
"Ты прибавил заботу к моей заботе и горе к моему горю: твой двоюродный
брат пропал, и я уже несколько дней не знаю, что с ним случилось, и ник-
то мне ничего не сообщает о нем". И он так заплакал, что лишился чувств,
и я опечалился о нем великой печалью. Он хотел приложить к моему глазу
лекарство, но увидел, что он стал пустой впадиной, и воскликнул: "О дитя
мое, ты заплатил глазом, но не душой!" И я не мог смолчать о моем двою-
родном брате, который был его сыном, и сообщил ему обо всем, что случи-
лось, и мой дядя очень обрадовался тому, что я сказал, услышав весть о
своем сыне. "Пойдем, покажи мне гробницу", - сказал он, а я ответил:
"Клянусь Аллахом, о дядя, я не знаю, в каком она месте! Я ходил после
этого несколько раз и искал ее, но не знаю, где она находится".
Потом я пошел с моим дядей на кладбище и посмотрел направо и налево и
узнал гробницу. И я сильно обрадовался, и мой дядя тоже, и я вошел с ним
в гробницу и, убрав землю, поднял плиту и спустился с моим дядей па
пятьдесят ступенек, и когда мы достигли конца лестницы, вдруг на нас по-
шел дым и затемнил нам зрение, и тогда мой дядя произнес слова, говоря-
щий которые не смутится: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого,
великого!" И мы пошли, и вдруг видим помещение, наполненное мукою, кру-
пами и съестными припасами и прочим, а посреди покоя мы увидали занавес-
ку, спущенную над ложем. И мой дядя посмотрел на ложе и увидел своего
сына и женщину, спустившуюся с ним, которые лежали обнявшись, и они
превратились в черный уголь, словно были брошены в ров с огнем. И, увидя
это, мой дядя плюнул в лицо своему сыну и воскликнул:
"Ты заслужил это, о кабан! Таково наказание в здешней жизни, а оста-
ется наказание в жизни будущей, и оно сильней и мучительней..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двенадцатая ночь
Когда же настала двенадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что календер рассказывал женщине, а все собравшиеся, и
Джафар, и халиф слушали. "Потом мой дядя ударил своего сына башмаком, -
продолжал календер, - (а тот лежал в виде черного угля), и я удивился
его поступку и опечалился о моем двоюродном брате: как это он стал,
вместе с женщиной, черным углем. И я сказал: "Ради Аллаха, о дядя, об-
легчи скорбь твоего сердца! Мое сердце и ум обеспокоены, и я скорблю о
том, что случилось с твоим сыном, который превратился в черный уголь
вместе с этой женщиной. Не довольно ли с них того, что сталось с ними, а
ты еще бьешь его башмаком!"
"О сын моего брата, - отвечал мой дядя, - мой сын с самого детства
был влюблен в свою сестру, и я запрещал ему быть с нею, и говорил в ду-
ше: "Они еще маленькие!" Когда же он вырос, между ними случилась мер-
зость, и я услышал об этом и не поверил, но все же взял и накричал на
него как следует, и сказал ему: "Остерегайся таких мерзких поступков,
которых никто не совершал ни до тебя, ни после тебя, а иначе мы будем
опозорены и опорочены среди царей до самой смерти, и весть о нас разгла-
сится путешественниками! Берегись совершить подобный поступок! Я разгне-
ваюсь и убью тебя!" Потом я отделил его от сестры, и сестру отделил от
него, но проклятая любила его сильной любовью, и дьявол взял над ними
власть и украсил в их глазах их поступки. Увидев, что я отделил от него
сестру, мой сыч вырыл для себя это помещение под землей и выровнял его и
перенес туда, как ты видишь, съестные припасы. И он обманул мою бди-
тельность и, когда я был на охоте, пришел в это место, но преистинный
возревновал к нему и к ней и сжег их, а наказание в будущей жизни еще
сильнее и мучительней".
Он заплакал, и я заплакал вместе с ним, и он посмотрел на меня и ска-
зал: "Ты мой сын вместо него!" И я поразмыслил немного о жизни земной и
ее превратностях, и о том, как везирь убил моего отца и сел на ею место
и вырвал мне глаз, и о диковинных событиях, что исполнились с моим двою-
родным братом, и потом я заплакал, и мой дядя заплакал вместе со мной.
Затем мы поднялись наверх и опустили плиту и насыпали землю на место
и сделали могилу такой, как она была прежде, и возвратились в наше жили-
ще. Но не успели мы усесться, как услышали звуки барабанов, труб и ли-
тавр и бряцание оружия храбрецов, и крики людей, и лязг удил, и конское
ржание, и мир покрылся мраком и пылью из-под копыт коней. И наш ум сму-
тился, и мы не знали, в чем дело, и спросили о том, что случилось, и нам
сказали: "Везирь, который захватил царство твоего отца, собрал солдат и
снарядил войско и нанял кочевых рабов и пришел к нам с войском, много-
численным, как пески, которого не счесть и не одолеть никому. Они ворва-
лись в юрод внезапно, и жители не могли устоять и отдали им город". И
мой дядя погиб, а я убежал в конец юрода и подумал: "Если я попаду ему в
руки, он убьет меня!" И печали мои множились и возобновились, и я поду-
мал о событиях, происшедших с моим отцом и дядей, и о том, что теперь
делать, и сказал себе: "Если я появлюсь, жители города и войска моего
отца меня узнают, и будет мне смерть и гибель". И я нашел спасение лишь
в том, чтобы обрить усы и бороду, и, сбросив их и переменив платье, вы-
шел из города и направился в этот город, надеясь, что, может быть,
кто-нибудь проведет меня к повелителю правоверных, наместнику господа на
земле, которому я мог бы рассказать и изложить свое дело и то, что со
мной случилось.
Я достиг этого города в сегодняшний вечер и остановился, недоумевая,
куда идти, и вдруг вижу, стоит этот календер. И я приветствовал его и
сказал ему: "Чужеземец!" Он отвечал: "И я тоже чужеземец!" И когда мы
так стояли, вдруг подошел наш товарищ, вот этот третий, и поздоровался с
нами и сказал нам: "Чужеземец!" - и мы отвечали: "И мы тоже чужеземцы".
И мы пошли, и мрак налетел на нас, и судьба привела нас к вам. Вот при-
чина того, что я обрил бороду и усы и что мне вырвали глаз.
"Пригладь свою голову и иди", - сказала ему женщина, но календер
воскликнул: "Не уйду, пока не услышу рассказ других!" И все удивились
его истории, и халиф сказал Джафару: "Клянусь Аллахом, я не видел и не
слышал чего-либо подобного тому, что случилось с этим календером!"
|