 |
|
А именно, был человек из носильщиков, в городе Багдаде, и был он хо-
лостой. И вот однажды, в один из дней, когда стоял он на рынке, облоко-
тившись на свою корзину, вдруг останавливается возле него женщина, заку-
танная в шелковый мосульский изар [22] и в расшитых туфлях, отороченных
золотым шитьем, с развевающимися лентами. Она остановилась и подняла
свое покрывало, и из-под него показались глаза, ресницы и веки, а женщи-
на была нежна очертаниями и совершенна по красоте. И, обратившись к но-
сильщику, она сказала мягким и ясным голосом: "Бери свою корзину и сле-
дуй за мной". И едва носильщик удостоверился в сказанном, как он поспеш-
но взял корзину и воскликнул: "О день счастья, о день помощи!" - и сле-
довал за женщиной, пока она не остановилась у ворот одного дома и не
постучала в ворота. Какой-то христианин спустился вниз, и она дала ему
динар и взяла у него бутылку оливкового цвета и, положив ее в корзину,
сказала: "Неси и следуй за мной!"
"Клянусь Аллахом, вот день благословенный, день счастливого успеха!"
- воскликнул носильщик и понес корзину за женщиной. А она остановилась у
лавки зеленщика и купила у него сирийских яблок, турецкой айвы, персиков
из Омана, жасмина, дамасских кувшинок, осенних огурцов, египетских лимо-
нов, султанийских апельсинов и благовонной мирты, и хенны, и ромашки,
анемонов, фиалок, гранат и душистого шиповника, и все это она положила в
корзину носильщика и сказала: "Неси!"
И носильщик понес за ней следом, а она остановилась возле лавки мяс-
ника и сказала: "Отрежь десять ритлей [23] мяса". Оп отрезал ей, и она
заплатила ему и, завернув мясо в лист банана, положила его в корзину и
сказала: "Неси, носильщик!" И носильщик понес вслед за нею. А потом жен-
щина подошла и остановилась у лавки бакалейщика и взяла у него очищенных
фисташек, что для Закуски, и тихамского изюма и очищенного миндаля и
сказала носильщику: "Неси и следуй за мной!"
И носильщик понес корзину и последовал за девушкой, а она останови-
лась у лавки торговца сладостями и купила поднос, на который наложила
всего, что было у него: плетеных пирожных и пряженцев, начиненных муску-
сом, и пастилы, и пряников с лимоном, и марципанов, и гребешков Зейнаб,
и пальцев, и глотков кади, и всякого рода сладостей, которыми она напол-
нила поднос, а поднос положила в корзину. И носильщик сказал ей: "Если
бы ты дала мне знать, я привел бы с собою осленка, чтобы нагрузить на
него эти припасы". И женщина улыбнулась и, ударив его рукой по затылку,
сказала: "Ускорь шаг и не разговаривай много! Твоя плата тебе достанет-
ся, если захочет Аллах великий".
И женщина остановилась возле москательщика и взяла у него воду десяти
сортов: розовую воду, померанцевую, сок кувшинок и ивовый сок, и еще
взяла две головы сахару и обрызгиватель с розовой водой с мускусом, и
крупинки ладана, и алоэ, и амбру, и мускус, и александрийских свечей, и
все это она положила в корзину и сказала: "Возьми твою корзину и следуй
за мной!" И носильщик взял корзину и пошел за женщиной.
Женщина подошла к красивому дому с широким двором перед ним, высоко
построенному, с высившимися колоннами, а ворота его с двумя створами из
черного дерева были выложены полосками из червонного золота. Она остано-
вилась у ворот и, откинув с лица покрывало, постучала тихим стуком, а
носильщик сиял позади нее и непрестанно размышлял о ее красоте и прелес-
ти. Вдруг ворота отворились, и распахнулись оба створа, и носильщик
взглянул, кто открыл ей ворота, и видит - высокая ростом, с выпуклой
грудью, красивая, прелестная, блестящая и совершенная, стройная и сораз-
мерная, с сияющим лбом и румяным лицом, с глазами, напоминающими серн и
газелей, и бровями, подобными луку новой луны в шабан [24]. Ее щеки были
как анемоны, и рот как соломонова печать [25], и алые губки как коралл, и
зубки как стройно нанизанный жемчуг или цветы ромашки, а шея как у газе-
ли, и грудь словно мраморный бассейн с сосками точно гранат, и прекрас-
ный живот, и пупок, вмещающий унцию орехового масла, как сказал о ней
поэт:
Посмотри на солнце дворцов роскошных и месяц их,
На цветок лаванды и дивный блеск красоты его!
Не увидит глаз столь прекрасного единения
С белым черного, как лило ее и цвет локонов.
И, лицом румяна, красой своей говорит она
О своем прозванье, хоть свойств прекрасных в нем нет се.
Изгибается, и смеюсь я громко над бедрами,
Изумляясь им, но готов я слезы над станом лить.
И когда носильщик взглянул на нее, его ум и сердце были похищены, и
корзина чуть не упала с его головы. "Я в жизни не видал дня, благосло-
веннее этого!" - воскликнул он, а женщина-привратница сказала покупав-
шей: "Входи и сними тяжесть с этого бедного носильщика!" И покупавшая
вошла, а за нею привратница и носильщик, и они пошли и достигли простор-
ного двора с колоннадой, с пристройками, сводами, беседками и скамьями,
чуланами и кладовыми, над которыми были опущены занавеси, а посреди дво-
ра был большой водоем, полный воды, и в нем челнок. А на возвышении было
ложе из можжевельника, выложенное драгоценными камнями, над которым был
опущен полог из красного атласа с жемчужными застежками величиной с орех
и больше, и из-за него показалась молодая женщина сияющей внешности и
приятного вида, с дивными чертами и луноликая, с глазами чарующими, осе-
ненными изогнутым луком бровей. Ее стан походил на букву алиф [26], и ды-
хание ее благоухало амброй, и коралловые уста ее были сладостны, и лицо
ее своим светом смущало сияющее солнце. Она была словно одна из вышних
звезд или купол, возведенный из золота, или арабский курдюк, или же не-
веста, с которого сняли покрывало, как сказал о ней поэт:
Смеясь, она как будто являет нам
Нить жемчуга, иль ряд градин, иль ромашек;
И прядь волос, как мрак ночной, спущена,
И блеск ее сиянье утра смущает.
И третья женщина поднялась с ложа и не спеша подошла к сестрам и ска-
зала: "Чего вы стоите? Спустите тяжесть с головы этого бедного носильщи-
ка!" И покупавшая зашла спереди, а привратница сзади, и третья помогла
им. И они сняли корзину с носильщика и вынули то, что было в корзине, и
разложили все по местам и дали носильщику два динара и сказали: "Отправ-
ляйся, носильщик!" Но тот смотрел на девушек, таких красивых и прекрас-
ных, каких он еще не видел, а между тем у них не было мужчин. Он глядел
на напитки, плоды и благовония и прочес, что было у них, и, удивленный
до крайности, медлил уходить. "Что с тобой, почему же ты не идешь? -
спросила его женщина. - Ты как будто находишь плату слишком малой?" И,
обратившись к своей сестре, она сказала ей: "Дай ему еще динар".
Но носильщик воскликнул: "О госпожа, я не нахожу, что мне заплатили
мало, и моя плата не составит и двух дирхемов, но мое сердце и ум заняты
вами: как это вы здесь одни, и возле вас нет мужчин, и никто вас не раз-
влекает. Вы знаете, что минарет не стоит иначе, как на четырех подпорах,
а у вас нет четвертого. Женщинам хорошо играть лишь с мужчинами, ведь
сказано:
Не видеть - четыре тут для радости собраны:
И лютня, и арфа здесь, и цитра, и флейта.
Четыре цветка тому вполне соответствуют:
Гвоздика, и анемон, и мирта, и роза.
Четыре нужны еще, чтоб было прекрасно все:
Вино, и цветущий сад, динар, и любимый.
А вас трое, и вам нужен четвертый, который был бы мужем разумным,
проницательным и острым, и хранителем тайн".
И когда девушки услышали слова носильщика, который им понравились,
они засмеялись и сказали: "Кто же будет для нас таким? Мы девушки и бо-
имся доверить тайну тому, кто не сохранит ее. Мы читали в каких-то пре-
даниях, что сказал ибн ас-Сумам:
Храни свою тайну, ее не вверяй;
Доверивший тайну тем губит ее.
Ведь если ты сам свои тайны в груди
Не сможешь вместить, как вместить их другим?
Об этом же сказал, и отлично сказал, Абу-Новас [27]
Кто людям поведает тайну свою -
Достоин тот знака позора на лбу".
Услышав эти слова, носильщик воскликнул: "Клянусь вашей жизнью, я че-
ловек разумный и достойный доверия, и я читал книги и изучал летописи. Я
проявляю хорошее и скрываю скверное, ведь поэт говорит:
Лишь тот может тайну скрыть, кто верен останется,
И тайна сокрытою у лучших лишь будет;
Я тайну в груди храню как в доме с запорами,
К которым потерян ключ, а дверь за печатью".
Услышав столь искусно нанизанные стихи, девушки сказали носильщику:
"Ты знаешь, что мы потратили на трапезу много денег; есть ли у тебя
что-нибудь, чтобы возместить нам? Мы не позволим тебе сидеть у нас и
стать нашим сотрапезником и глядеть на наши светлые и прекрасные лица,
пока ты не заплатишь сколько-нибудь денег. Разве не слышал ты пословицу:
"Любовь без гроша не стоит и зернышка"?" А привратница добавила: "Есть у
тебя что-нибудь, о мой любимый, тогда ты сам - что-нибудь, а нет у тебя
ничего, - и иди без ничего". - "О сестрицы, - сказала тогда покупавшая,
- отстаньте от него. Клянусь Аллахом, он сегодня ничем не погрешил перед
нами, и будь тут другой, он не был бы с нами так терпелив. Что с него ни
придется, я заплачу за него". И носильщик обрадовался и поцеловал землю
и поблагодарил, и тогда та, что была на ложе, сказала: "Клянусь Аллахом,
мы оставим тебя сидеть у нас только с одним условием: чтобы ты не спра-
шивал о том, что тебя не касается; а станешь болтать лишнее, так будешь
бит". - "Я согласен, о госпожа, - отвечал носильщик. - На голове и на
глазах! Вот я уже без языка".
И покупавшая встала и, затянув пояс, расставила кружки и процедила
вино. Она расположила зелень около кувшина и принесла все, что было нуж-
но, а потом поставила вино и села вместе с сестрами, а носильщик сел
между ними и думал, что он во сне. Потом она взяла флягу с вином и, на-
полнив первый кубок, выпила его, а за ним второй и третий, а потом на-
полнила и подала носильщику и произнесла:
"Пей во здравье, радостью наслаждаясь!
Вот напиток, что болезни излечит".
А носильщик взял чашу в руку и поклонился и поблагодарил и произнес:
"Не должно нам кубок пить иначе, как с верными,
Чей род благородно чист и к предкам возводится.
С ветрами сравню вино: над садом летя, несут
Они благовоние, над трупами - вонь одну. -
И еще произнес:
Вино ты бери из рук газели изнеженной,
Что парностью свойств тебе и она подойдет.
Потом носильщик поцеловал женщинам руки и выпил, и опьянел, и зака-
чался, и сказал:
"Кровь любую запретно пить по закону,
Кроме крови лозы одной винограда.
Напои же, о лань, меня - и отдам я
К богатство, и жизнь мою, и наследство".
После этого женщина наполнила чашу и подала ее средней сестре, а та
взяла чашу у нее из рук и поблагодарила и выпила, а затем наполнила чашу
и подала ее той, что лежала на ложе, а после того она налила другую чашу
и протянула ее носильщику, который поцеловал перед ней землю и поблаго-
дарил и выпил и произнес слова поэта:
"Дай же, дай, молю Аллахом,
Мне вино ты в чашах полных!
Дай мне чашу его выпить,
Это, право, вода жизни!"
Потом он подошел к госпоже жилища и сказал: "О госпожа моя, я твой
раб, и невольник, и слуга! - и произнес:
Здесь раб у дверей стоит, один из рабов твоих;
Щедроты и милости твои всегда помнит он.
Войти ли, красавица, ему, чтоб он видеть мог
Твою красоту? Клянусь любовью, останусь я!"
И она сказала: "Будь спокоен, пей на здоровье, да пойдешь ты по пути
благоденствия!" И носильщик взял чашу и, поцеловав руку девушки, произ-
нес:
И подал ей древнее, ланитам подобное,
И чистое; блеск его как утро сияет.
К губам поднося его, смеясь, она молвила:
"Ланиты людей в питье ты людям подносишь".
И молвил в ответ я: "Пей - то слезы мои, и кровь
Их красными сделала; сварили их вздохи".
А она, в ответ ему, сказала такой стих:
"Коль плакал по мне, мой друг, ты кровью, так дай сюда,
Дай выпить ее скорей! Тебе повинуюсь!"
И женщина взяла чашу и выпила ее и сошла с ложа к своей сестре, и они
не переставали (и носильщик меж ними) пить, плясать и смеяться и петь и
произносить стихи и строфы, и носильщик стал с ними возиться, цело-
ваться, и кусаться, и гладил, и щипал, и хватал, и повесничал, а они -
одна его покормит, другая ударит, та даст пощечину, а эта поднесет ему
цветы. И он проводил с ними время приятнейшим образом и сидел словно в
раю среди большеглазых гурий.
И так продолжалось, пока вино не заиграло в их головах и умах; и ког-
да напиток взял власть над ними, привратница встала и сняла одежды и,
оставшись обнаженной, распустила волосы покровом и бросилась в водоем.
Она стала играть в воде и плескалась и плевалась и, набрав воды в рот,
обрызгала носильщика, а потом она вымыла свои члены и то, что между бед-
рами и, выйдя из воды, бросилась носильщику на колени и сказала: "О гос-
подин мой, о мой любимый, как называется вот это?" - и показала на свой
фардж. "Твоя матка", - отвечал носильщик, но она воскликнула: "Ой, и те-
бе не стыдно?" - и, взяв его за шею, надавала ему подзатыльников. И но-
сильщик сказал: "Твой фардж", - но она еще раз ударила его по затылку и
воскликнула: "Ай, ай, как гадко! Тебе не стыдно?" - "Твой кусе!" - воск-
ликнул носильщик, но женщина сказала: "Ой, и тебе не совестно за твою
честь?" - и ударила его рукой. "Твоя оса!" - закричал носильщик, и стар-
шая принялась бить его, приговаривая: "Не говори так!" И всякий раз" как
носильщик говорил какое-нибудь название, они прибавляли ему ударов, так
что затылок его растаял от затрещин, и его сделали посмешищем. "Как же
это, по-вашему, называется?" - взмолился он наконец, и привратница ска-
зала: "Базилика храбреца!" И тогда носильщик воскликнул: "Слава Аллаху
за спасение! Хорошо, о базилика храбреца!"
Потом они пустили чашу в круг, и вторая женщина встала и, сняв с себя
одежды, бросилась носильщику на колени и спросила, указывая на свой
хирр: "О свет глаз моих, как это называется?" - "Твой фардж", - сказал
он, но она воскликнула: "Как тебе не гадко? - и дала ему затрещину, от
которой зазвенело все в помещении. - Ой, ой, как ты не стыдишься?" -
"Базилика храбреца!" - закричал носильщик, но она воскликнула: "Нет!" -
и удары и затрещины посыпались ему на затылок, а он говорил: "Твоя мат-
ка, твой кусе, твой фардж, твоя срамота!" - но они отвечали. "Нет, нет!"
- "Базилика храбреца!" - опять закричал носильщик, и все три так засмея-
лись, что опрокинулись навзничь. И они снова стали бить его по шее и
сказали: "Нет, это не так называется!" - "Как же это называется, о сест-
рицы?" - воскликнул он, и девушка сказала: "Очищенный кунжут!" Затем она
надела свою одежду, и они сели беседовать, и носильщик охал от боли в
шее и плечах.
И чаша ходила между ними некоторое время, и потом старшая среди них,
красавица, поднялась и сняла с себя одежды, и тогда носильщик схватился
реками за шею, потер ее и воскликнул: "Моя шея и плечи потерпят еще на
пути Аллаха!" К женщина обнажилась и бросилась в водоем, и нырнула, и
поиграла, и вымылась, а носильщик смотрел на нее обнаженную, похожую на
отрезок месяца, с лицом подобным луне, когда она появляется, и утру,
когда оно засияет. Он взглянул на ее стан и грудь и на тяжкие и подраги-
вающие бедра, и она была нагая, как создал ее господь, и носильщик воск-
ликнул: "Ах! ах! - и произнес, обращаясь к ней:
Когда бы тебя сравнил я с веткой зеленою,
Взвалил бы на сердце я и горе и тяжесть.
Ведь ветку находим мы прекрасней одетою,
Тебя же находим мы прекрасней нагою".
И, услышав эти стихи, женщина вышла из водоема и, подойдя к носильщи-
ку, села ему на колени и сказала, указывая на свой фардж: "О господин
мой, как это называется?" - "Базилика храбреца", - ответил носильщик, но
она сказала: "Ай! ай!" И он вскричал: "Очищенный кунжут!", но она воск-
ликнула: "Ох!" - "Твоя матка", - сказал тогда носильщик, но женщина
вскричала: "Ой, ой, не стыдно тебе?" - и ударила его по затылку. И вся-
кий раз, как он говорил ей: "Это называется так-то", - она била его и
отвечала: "Нет! нет!" - пока, наконец, он не спросил: "О сестрица, как
же это называется?" - "Хан Абу-Мансура", - отвечала она, и носильщик
воскликнул: "Слава Аллаху за спасение, ха, ха, о хан Абу-Мансура! "
И женщина встала и надела свои одежды, и они вновь принялись за преж-
нее, и чаши некоторое время ходили между ними, а потом носильщик поднял-
ся и, сняв с себя одежду, сошел в водоем, и они увидели его плывущим в
воде. Он вымыл у себя под бородой и под мышками и там, где вымыли женщи-
ны, а потом вышел и бросился на колени их госпожи, закинув руки на коле-
ни привратницы, а ноги на колени покупавшей припасы. И он показал на
свой зебб и спросил: "О госпожи мои, как это называется?" - и все так
засмеялись его словам, что упали навзничь, и одна из них сказала: "Твой
зебб", - но он ответил:
"Нет!" - и укусил каждую из них по разу. "Твой айр", - сказали они,
но он ответил: "Нет!" - и по разу обнял их..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Десятая ночь
Когда же настала десятая ночь, сестра ее Дуньязада сказала ей: "До-
кончи нам твой рассказ".
И Шахразада ответила: "С любовью и охотой. Дошло до меня, о счастли-
вый царь, что они, не переставая, говорили носильщику: "Твой айр, твой
зебб, твой кол", а носильщик целовал, кусал, и обнимал, пока его сердце
не насытилось ими, а они смеялись и, птенец, спросили его: "Как же это
называется, о брат наш?" - "Вы не знаете имени этого?" - воскликнул он,
и они сказали: "Нет", и тогда он ответил: "Это всесокрушающий мул, что
пасется на базилике храбреца и кормится очищенным кунжутом и ночует в
хане Абу-Мансура!"
Девушки так засмеялись, что опрокинулись навзничь, а затем они снова
принялись беседовать, и это продолжалось, пока не подошла ночь. И тогда
они сказали носильщику: "Во имя Аллаха, о господин, встань, надень баш-
маки и отправляйся! Покажи нам ширину твоих плеч". По носильщик восклик-
нул: "Клянусь Аллахом, мне легче, чтобы вышел мой дух, чем самому уйти
от вас! Давайте доведем ночь до дня, а завтра каждый из нас пойдет своей
дорогой". И тогда та, что делала покупки, сказала: "Заклинаю вас жизнью,
оставьте его спать у нас, - мы над ним посмеемся! Кто доживет до того,
чтобы еще раз встретиться с таким, как он? Он ведь весельчак и остряк!"
И они сказали: "Ты проведешь у нас ночь с условием, что подчинишься
власти и не станешь спрашивать ни о чем, что бы ты ни увидел, и о причи-
не этого". - "Хорошо", - ответил носильщик, и они сказали: "Встань,
прочти, что написано на дверях".
Носильщик поднялся и увидел на двери надпись золотыми чернилами: Кто
станет говорить о том, что его не касается, услышит то, что ему не пон-
равится. И тогда он воскликнул: "Будьте свидетелями, что я не стану го-
ворить о том, что меня не касается!" После этого покупавшая встала и
приготовила ему еду, и они поели и потом зажгли свечи и светильники и
подсыпали в них амбру и алоэ. Они сидели и пили, вспоминая любимых, а
потом пересели на другое мест о и поставили свежие плоды и напитки и
продолжали есть и пить, беседовать, закусывать, смеяться и повесничать.
Но вдруг постучали в дверь, и одна из женщин пошла к двери, а затем вер-
нулась и сказала: "Паше веселье стало полным сегодня вечером". - "А что
такое?" - спросили ее, и она ответила: "У двери три чужеземца, - кален-
деры [28], с выбритыми подбородками, головами и бровями, и все трое кривы
на правый глаз, а это удивительное совпадение. Они похожи на возвратив-
шихся из путешествия. Они прибыли в Багдад и впервые вступили в каш го-
род. А получали в дверь они потому, что не нашли места, где провести
ночь, и подумали: "Может быть, хозяин этого дома даст нам ключ от стойла
или хижины, где мы сегодня переночуем". Их застиг вечер, а они чужест-
ранцы и не Знают никого, у кого бы приютиться. О сестрицы, у них у всех
смешной вид..." И она до тех пор подлаживалась к сестрам, пока те не
сказали: "Пусть их входят, но поставь им условие, чтоб они не говорили о
том, что их не касается, а не то услышат то, что им не понравится!"
И женщина обрадовалась и пошла и вернулась, и с нею трое кривых, с
обритыми подбородками и усами. Они поздоровались и поклонились и отошли
назад, а женщины поднялись им навстречу и приветствовали их и поздравили
с благополучием и посадили их. И календеры увидели нарядное помещение и
чисто убранную трапезу, уставленную зеленью, горящими свечами и дымящи-
мися курильницами и закусками и плодами и вином, и трех невинных деву-
шек, и воскликнули вместе: "Клянемся Аллахом, хорошо!" Потом они оберну-
лись к носильщику и нашли, что он весел, устал и пьян, и, увидев его,
они сочли его одним из своих же и сказали: "Он календер, как и мы, он
чужестранец или кочевник". И когда носильщик услышал эти слова, он встал
и, вперив в них взор, воскликнул: "Сидите и не болтайте! Разве вы не
прочли то, что на двери? Вы вовсе не факиры! [29] Вы пришли к нам и рас-
пускаете о нас языки!" И календеры ответили: "Просим прощения у Аллаха,
о факир! Паши головы перед тобою". Женщины засмеялись и, поднявшись, по-
мирили календеров с носильщиком и подали календерам еду. И те поели и
сидели беседуя, и привратница поила их, и чаша ходила между ними, и но-
сильщик сказал календерам: "А вы, о братья, нет ли у вас какойнибудь ис-
тории или диковинки, чтобы рассказать нам?" И жар разлился по ним, и они
потребовали музыкальные инструменты, и привратница принесла им бубен,
лютню и персидскую арфу, и календеры встали и настроили инструменты, и
один из них взял бубен, другой лютню, а третий арфу, и они начали играть
и петь, а девушки закричали так, что поднялся большой шум. И когда они
так развлекались, вдруг постучали в дверь, и привратница встала, чтобы
посмотреть, кто у двери.
А в дверь постучали потому, о царь, - говорила Шахразада, - что в эту
ночь халиф Харун ар-Рашид [30] вышел пройтись и послушать, не произошло
ли чего-нибудь нового, вместе со своим везирем Джафаром и Масруром, па-
лачом его мести (а халиф имел обычай переодеваться в одежды купцов). И
когда они вышли этой ночью и пересекли город, их путь пришелся мимо это-
го дома, и они услышали музыку и пение, и халиф сказал Джафару: "Я хочу
войти в этот дом и услышать эти голоса и увидеть их обладателей". - "О
повелитель правоверных, - сказал Джафар, - это люди, которых забрал
хмель, и я боюсь, что нас постигнет от них зло". - "Я непременно войду
туда!" - сказал халиф, - и я хочу, чтобы ты придумал, как нам войти к
ним". И Джафар отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" Потом Джафар подошел и по-
стучал в дверь, и привратница вышла и открыла дверь, и Джафар выступил
вперед, облобызал землю и сказал: "О госпожа, мы купцы из Табарии [31].
Мы в Багдаде уже десять дней, и мы продали свои товары, а стоим мы в ха-
не купцов. И один купец пригласил нас сегодня вечером, и мы пошли к не-
му, и он предложил нам поесть, и мы поели, а потом мы некоторое время с
ним беседовали, и он разрешил нам удалиться. И мы, чужеземцы, вышли
ночью и сбились с дороги к хану, где мы стоим, и может быть, вы будете
милостивы и позволите войти к вам сегодня ночью и переночевать, а вам
будет небесная награда". Привратница посмотрела на пришедших, которые
были одеты как купцы и имели почтенный вид, и, войдя к своим сестрам,
передала рассказ Джафара, и они опечалились и сказали ей: "Пусть вой-
дут".
Тогда она вернулась и открыла им дверь, и они спросили: "Входить нам
с твоего разрешения?" - "Входи те", - сказала привратница, и халиф с
Джафаром и Масруром вошли, и когда девушки увидели их, они поднялись им
навстречу и посадили их и оказали им почтение и сказали: "Простор и уют
гостям, но у нас есть для вас условие". - "Какое же?" - спросили они, и
девушки ответили: "Не говорите о том, что вас не касается, а не то услы-
шите то, что вам не понравится". И они ответили им: "Хорошо!" Потом они
сели пить и беседовать, и халиф посмотрел на трех календеров и увидел,
что они кривые на правый глаз? и изумился этому, а взглянув на девушек,
столь красивых и прекрасных, он пришел в недоумение и удивился. Затем
начались беседы и разговоры, и халифу сказали: "Пей!", но он ответил: "Я
намереваюсь совершить паломничество" [32]. И тогда привратница встала и,
принеся скатерть, шитую золотом, поставила на нее фарфоровую кружку, в
которую влила ивового соку и положила туда ложку снегу и кусок сахару, и
халиф поблагодарил ее и сказал про себя: "Клянусь Аллахом, я непременно
вознагражу ее завтра за ее благой поступок!"
И они занялись беседой, и, когда вино взяло власть, госпожа дома
встала и поклонилась им, а потом взяла за руку ту, что делала покупки, и
сказала: "О сестрицы, исполним наш долг", - и сестры ответили: "Хорошо!"
И тогда привратница встала, прибрала помещение, выбросила очистки, пере-
менила куренья и вытерла середину покоя. Она посадила календеров на
скамью у возвышения, а халифа, Джафара и Масрура на скамью на другом
конце покоя, а потом крикнула носильщику: "Как ничтожна твоя любовь! Ты
ведь не чужой, а из обитателей дома!" И носильщик встал и сказал, затя-
нув пояс: "Что тебе нужно?" И она ответила ему: "Стой на месте!" Потом
поднялась та, что делала покупки, и поставила посреди покоя скамеечку, а
затем она открыла чуланчик и сказала носильщику: "Помоги мне!" И но-
сильщик увидал двух черных сук, на шее у которых были цепи, и женщина
сказала ему: "Возьми их", - и носильщик взял сук и вышел с ними на сере-
дину помещения.
Тогда хозяйка дома встала и, обнажив руки до локтя, взяла бич и ска-
зала носильщику: "Выведи одну из этих сук!" И носильщик вывел суку, таща
ее на цепи, и она плакала и головой тянулась по направлению к женщине, а
та принялась бить ее по голове, и сука кричала, а женщина била ее, пока
у нее не устали руки. И тогда она бросила бич и, прижав суку к груди,
вытерла ей слезы и поцеловала ее в голову, а затем она сказала носильщи-
ку: "Возьми ее и подай вторую". И носильщик привел, и женщина сделала с
ней то же, что с первой.
Сердце халифа обеспокоилось, и его грудь стеснилась, и ему не терпе-
лось узнать, в чем дело с этими двумя суками. И он подмигнул Джафару, но
тот повернулся к нему и знаком сказал: "Молчи!"
Затем госпожа жилища обратилась к привратнице и сказала ей: "Вставай
и исполни то, что тебе надлежит", - и та ответила: "Хорошо!" Потом она
поднялась на ложе (а оно было из можжевельника, выложенное полосками зо-
лота и серебра) и сказала привратнице и той, что делала покупки: "Подай-
те, что есть у вас!" И привратница поднялась и села возле нее, а та, что
закупала приправы вошла в одно из помещений и вышла, неся чехол из атла-
са с зелеными лентами и двумя солнцами из золота, и, остановившись перед
госпожой жилища, она распустила чехол и вынула оттуда лютню для пения.
Она настроила струны и подтянула колки и, наладив лютню как следует,
произнесла такие стихи:
"Ты цель моя и желанье
И близость к вам, любимые,
В ней вечное блаженство,
А даль от вас - огонь.
Безумен я из-за вас же,
И в вас влюблен все время я,
И если вас люблю я,
Позора нет на мне.
Слетели с меня покровы,
Как только я влюбился в вас;
Любовь всегда покровы
Срывает со стыдом.
Оделся я в изнуренье
И ясно - не виновен я,
И сердце только вами
В любви и смущено.
Ты, изливаясь, слезы,
И тайна всем ясна моя,
Известны стали тайны
Благодаря слезам.
Лечите мои недуги:
Ведь вы - лекарство и болезнь.
А затем женщина воскликнула: "Ради Аллаха, сестрица, исполни свой
долг передо мной и подойди ко мне!" И та, что делала покупки, ответила:
"С любовью и охотой!" Она взяла лютню, прислонила ее к груди и, ущипнув
струны пальцами, произнесла:
"На разлуку вам жалуясь, - что мы скажем?
А когда до тоски дойдем - где же путь наш?
Иль пошлем мы гонца за нас с изъяснением?
По не может излить гонец жалоб страсти.
Иль стерпеть нам? Но будет жить ведь влюбленный,
Потерявший любимого, лишь немного.
Будет жить он в тоске одной и печали,
И ланиты зальет свои он слезами.
О, сокрытый от глаз моих и ушедший,
По живущий в душе моей неизменно!
Тебя встречу ль? И помнишь ли ты обет мой.
Что продлится, пока текут эти годы?
Иль забыл ты, вдали, уже о влюбленном,
Что довольно уж слез пролил, изнуренный?
Ах! И если сведет любовь нас обоих,
Будут длиться упреки наши немало".
И, услышав вторую касыду, госпожа жилища закричала: "Клянусь Аллахом,
хорошо!" - и, опустив руку, разорвала свои одежды, как в первый раз, и
упала на землю без памяти. А покупавшая встала и брызнула на нее водой и
надела на нее вторую одежду, и тогда она поднялась и села и сказала сво-
ей сестре, которая закупала припасы: "Прибавь мне и уплати мой долг спо-
лна. Осталась только эта мелодия":
И покупавшая взяла лютню и произнесла такие стихи:
"До каких же пор отдален ты будешь и гроб со мной?
Не довольно ль слез пролилось моих до сей поры?
До каких же пор ты продлишь разлуку умышленно?
Коль завистнику ты добра желал - исцелился он.
Коль коварный рок справедлив бы был ко влюбленному,
Никогда б ночей он не знал без сна, страстью мучимый.
Пожалей меня; я измучена твоей грубостью;
Не пора ль тебе, повелитель мой, благосклонней стать?
О убийца мой! Расскажу кому о любви своей?
Как обманут тот, кто печалится, коль любовь мала!
Моя страсть все больше, и слез моих все сильнее ток,
И разлуки дни, что текут, сменяясь, так тянутся!
Правоверные! За влюбленного отомстите вы,
Друга бдения. Уж терпенья стан опустел совсем.
Дозволяет ли, о желанный мой, то любви закон,
Чтоб далек был я, а другой высок в единенья стал?
И могу ли я наслаждаться миром вблизи него?
О, доколь любимый стараться будет терзать меня?"
И когда женщина услышала третью касыду, она вскрикнула, и разорвала
свою одежду, и упала на землю без памяти в третий раз, и опять стали
видны следы ударов бичами. И календеры воскликнули: "Чтобы нам не вхо-
дить в этот дом и переночевать на свалке! Наша трапеза расстроена тем,
от чего разрывается сердце". И халиф обратился к ним и спросил: "Почему
это?" - и они сказали: "Наше сердце смущено этим делом". - "Разве мы не
из этого дома?" - спросил халиф. "Нет, - отвечали они, - мы увидели это
место только сейчас". И халиф удивился и воскликнул: "Но тот человек,
что подле вас, знает их дело!" Он мигнул носильщику, и того спросили об
этом, и носильщик сказал: "Клянусь Аллахом, все мы в любви одинаковы! Я
вырос в Багдаде, но в жизни не входил в этот дом до сегодняшнего дня, и
мое пребывание у них - диво". - "Мы считали, клянемся Аллахом, что ты
принадлежишь к ним, а теперь видим, что ты такой же, как мы", - сказали
они. И халиф вскричал: "Нас семеро мужчин, а их трое женщин, и у них нет
четвертого! Спросите их, что с ними, и если они не ответят по доброй во-
ле, то ответят насильно". И все согласились с этим, но Джафар сказал:
"Не таково мое мнение! Оставьте их - мы у них гости, и они поставили нам
условие, и мы его приняли, как вы знаете. Предпочтительней молчать об
этом деле. Ночи осталось уже немного, и каждый из нас пойдет своею доро-
гою". Он мигнул халифу и сказал ему: "Осталось не больше часу, а Завтра
ты их призовешь пред лицо свое и спросишь их". Но халиф поднял голову и
закричал гневно: "Мне не терпится больше. Пусть календеры их спросят!" -
"Мое мнение не таково", - сказал Джафар. И они стали друг с другом пере-
говариваться о том, кто же спросит женщин раньше, и они, наконец, сказа-
ли: "Носильщик!"
Тут госпожа жилища спросила их: "О люди, о чем вы шепчетесь?" И но-
сильщик поднялся и сказал: "О госпожа моя, эти люди хотели бы, чтобы ты
рассказала им историю собак: в чем дело, отчего ты их мучаешь, а потом
плачешь и целуешь их, и рассказала бы также о твоей сестре, и почему ее
били бичами, как мужчину? Вот их вопросы к тебе".
И женщина, госпожа жилища, спросила гостей: "Правда ли то, что он го-
ворит про вас?" И все отвечали: "Да", - кроме Джафара, который промол-
чал. И когда женщина услышала их слова, она воскликнула: "Поистине, о
гости, вы обидели меня великой обидой! Ведь мы раньше условились с вами,
что те, кто станут говорить о том, что их не касается, услышат то, что
им не понравится! Недостаточно вам, что мы ввели вас в наш дом и накор-
мили нашей пищей? Но вина не на вас, вина на том, кто привел вас к нам".
Затем она обнажила руки, ударила три раза об пол и воскликнула: "Поторо-
питесь!"
Вдруг открылась дверь чулана, и оттуда вышли семь рабов с обнаженными
мечами в руках. "Скрутите этих многоречивых и привяжите их друг к дру-
гу!" - воскликнула она. И рабы сделали это и сказали: "О почтенная гос-
пожа, прикажи нам снять с них головы". - "Дайте им ненадолго отсрочку,
пока я спрошу их, кто они, прежде чем им собьют головы", - сказала жен-
щина.
И носильщик воскликнул: "О покров Аллаха! О госпожа моя, не убивай
меня по вине других! Все они погрешили и сделали преступление, кроме ме-
ня. Клянусь Аллахом, наша ночь была бы хороша, если бы мы избежали этих
календеров, которые, войди они в населенный город, превратили бы его в
развалины. Ведь говорит же поэт:
Прекрасно прощенье от властных всегда,
Особенно тем, кто защиты лишен.
Прошу я во имя взаимной любви:
Одних за Других ты не вздумай убить".
И когда носильщик кончил говорить, женщина засмеялась..." И Шахразаду
застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала одиннадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что женщина засмеялась от гнева и, обратившись ко всем,
сказала: "Расскажите мне свою историю, - вашей жизни остался только час.
Если бы вы не были знатными и вельможами своего народа или судьями, вы,
наверно, не осмелились бы на это".
"Горе тебе, о Джафар, - сказал тогда халиф, - осведоми ее о нас, а
иначе мы будем убиты по ошибке. И говори с ней получше, или нас постиг-
нет несчастье!""Это лишь часть того, что ты заслуживаешь", - отвечал
Джафар. И халиф закричал на него: "Для шуток свое время, а для дела
свое!"
А между тем женщина подошла к календерам и спросила их: "Вы братья?"
- и они ответили: "Нет, клянемся Аллахом, мы только факиры и чужеземцы".
"Ты родился кривым?" - спросила она одного из них, и он ответил:
"Нет, клянусь Аллахом! Со мной случились изумительная история и диковин-
ное дело, и у меня вырвали глаз, и моя повесть такова, что, будь она на-
писана иглами в уголках глаза, она стала бы назиданием для поучающихся".
И она спросила второго и третьего, и они ответили то же, что первый, и
сказали: "Клянемся Аллахом, о госпожа, все мы из разных стран, и мы сы-
новья царей и правителей над землями и рабами". И тогда она обратилась к
ним и сказала: "Пусть каждый из вас расскажет нам свою историю и причину
своего прихода к нам, а потом пригладит голову и отправится своей доро-
гой".
И носильщик выступил первым и сказал: "О госпожа моя, я носильщик,
меня нагрузила эта закупщица и пошла со мной от дома виноторговца к лав-
ке мясника, а от лавки мясника к торговцу плодами, а от него к бакалей-
щику, а от бакалейщика к продавцу сладостей и москательщику, от них же
сюда, и у меня случилось с вами то, что случилось. И вот весь мой расс-
каз, и конец!" И женщина засмеялась и сказала: "Пригладь свою голову и
иди!" - И носильщик воскликнул: "Но уйду, пока не услышу рассказов моих
товарищей!"
|
